— Нет, — ответила она, возвращая фотографию. — Сын моей молочницы похож на Фернанделя, а...

— Достаточно, — перебил ее мой молодой коллега. — Задайте этот же вопрос Полю, Виктору и Просперу, если они вернутся в мое отсутствие.

Проинструктировав его и обсудив вопрос о гонораре, я откланялся. Опустилась ночь, а с ее приходом сгустился туман, который силились рассеять городские фонари, горевшие вполнакала из-за светомаскировки. Ежась от холода, я шел по Арочному мосту, железный настил которого гудел под ударами моих кованых башмаков. Видимость — не более двух метров. Сбросить кого-нибудь в Рону было бы пустяковым делом. Перейдя на противоположный берег, я втиснулся в тряский громыхающий трамвай, забитый угрюмыми пассажирами.

После такого путешествия ватный воздух «Бара в Пассаже» показался мне на редкость гостеприимным. Я расположился у печки. Вскоре появился и Марк Кове.

— Критик прописал мне продолжительный холодный душ, — сообщил он.

— Ага, значит, этот благородный человек уже вернулся? Где библиография?

— Держите.

Он протянул мне лист бумаги.

— Это тот самый список, который он составил вам для Коломера?

— Тот самый.

Я сложил лист и отправил его к другим документам.

Марк скинул пальто, повесил его на вешалку, уселся, сделал заказ и зябко потер руки. Вдруг он хлопнул себя по лбу.

— Ах! Совсем забыл. Ведь я выполняю обязанности курьера. Это — вам. По-видимому, от вашего приятеля полицейского. Вот это скорость.

— Если бы не ваша идея отправить письмо с журналистом, о таком моментальном ответе нельзя было бы и мечтать. И все же поразительно, что мой приятель обернулся так быстро. Уж не отказывает ли он мне в помощи?

Я распечатал телеграмму Фару и прочел: «На улице Вокзальной нет дома 120».

Эту ночь я ночевал не в госпитале.

Наспех проглотив ужин, я попросил Марка приютить меня. Журналист понял, что это не шутка, и воздержался от изъявлений недовольства. Единственное, что он позволил себе, так это тяжкий вздох, вручая мне два одеяла со своей кровати.

Я возился с левым ботинком (он никак не хотел сниматься), шнурок оборвался, как вдруг в дверь постучали.

Певучий голос портье сообщил, что господина Кове просят к телефону.

Марк с ворчанием спустился, но почти тотчас же возвратился.

— Похоже, что это вас, — сказал он. — Абонент ждет у телефона.

Я взглянул на часы. Они показывали полночь. Быстро же сработал Жерар Лафалез.

— Алло, я слушаю, — произнес я.

— Алло, месье Бюрма? Это Лафалез. Нам срочно нужно увидеться. У меня новости.

— Вот это темпы. Поздравляю! Выкладывайте.

— Нет, это не телефонный разговор. Вам лучше зайти.

— К вам? На Тет-д’Ор?

— Да, на Тет-д'Ор. Но не ко мне. Я звоню не из конторы. Я у приятеля (он усмехнулся), расстаться с которым — выше моих сил. Он жаждет побеседовать с вами о кинозвездах...

— Черт возьми!.. Превосходно. Где мне надо быть?

Оп начал объяснять. Это оказалось довольно сложно. Тогда он предложил выслать мне кого-нибудь навстречу к Арочному мосту. Я согласился.

— Как вы относитесь к небольшой прогулке по парку? — спросил я у Кове, вновь облачаясь в тяжелые башмаки. — Дайте какой-нибудь шнурок.

— Прогу... В такую погоду? Вот шнурок.

— Спасибо. Не забывайте, что у меня в голове эпизоды сногсшибательной статьи.

— В каком смысле?

— В самом прямом.

— Значит, это опасно для жизни. В таком случае надену здоровенные кованые башмаки. Не выношу, когда зябнут ноги.

— И берет, — посоветовал я. — Наподобие моего. Можно натянуть на уши, весьма практично. Не бог весть как шикарно, конечно, но ведь мы же идем не на свидание... Хотя в этой истории и замешана красивая женщина.

— Наверняка пустое занятие — рассчитывать получить от вас разъяснение о целях этой ночной прогулки, не так ли?

— Совершенно пустое, старина.

— Чертова дыра, — заворчал он, едва мы вышли па улицу. — Настоящий Париж.

Он сделал еще несколько замечаний о возможной встрече с ночным патрулем, но так как я хранил молчание, то и он вскоре умолк. Тем более что густой туман поневоле заставлял держать рот закрытым. Оставшуюся часть пути мы проделали молча.

Перед самым Арочным мостом меня подвел шнурок Марка. Он попросту порвался. Я сел на корточки и принялся связывать оборвавшиеся концы, позволив своему спутнику уйти на несколько шагов вперед.

Странную тишину города нарушили лишь рокот быстрой реки да звонкие удары кованых башмаков Марка о настил моста. Все было погружено в сон. Вдали послышался ободряющий шум проходящего поезда. И в ту же секунду объятую туманом тишину разорвал отчаянный крик.

Я ждал этого крика. Вскочив на ноги, я отозвался, обозначая свое местонахождение и приглашая Марка последовать моему примеру. Почти посередине этого архитектурного сооружения в тусклом свете фонаря я увидел Марка, сцепившегося с каким-то типом, который пытался перекинуть его через перила моста.

Увидев меня, тип не утратил самообладания. Блестящим ударом он послал репортера в нокаут, а затем всем корпусом повернулся ко мне. Я вцепился в него, и мы покатились по настилу. В какое-то мгновение он очутился наверху. Я путался в долгополом пальто, тогда как на нем была короткая зимняя куртка. Невероятным усилием я вырвался из его объятий, мы вскочили на ноги и вновь запрыгали как два балетных танцовщика. Этот апаш явно прочил мне участь, которую не смог навязать репортеру. Пора было ставить точку. Собравшись с силами, я нанес ему сокрушительный удар. Противник разжал пальцы и привалился к сырому парапету. Ударом колена в живот я согнул его, а затем разогнул апперкотом. Взлетая, он чуть не задел меня ботинками по лицу. Я выругался так, как давно уже не ругался.

Затем бросился к Марку. Он с трудом выпрямлялся, потирая подбородок.

— Где этот боксер? — едва выговорил он.

— Виноват, — ответил я. — Ударил слишком сильно, перила моста были скользкими. И он опрокинулся.

— Опро... Вы хотите сказать...

Он указал на Рону, ревущую в десяти метрах под нами.

— Увы, — сказал я.

— Боже мой!

— Приберегите ваши соболезнования для другого раза. А сейчас — быстро в редакцию. Мне нужно позвонить, и я хотел бы проделать это без лишних формальностей, документов и бланков с указаниями примет моей бабушки.

— Это мысль. Тем более что мне до зарезу хочется выпить чего-нибудь тонизирующего, а я знаю там один шкафчик с коньяком.

На обратном пути он спросил:

— Вы, конечно же, предвидели все, что с нами случится?

— Отчасти.

— И позволили мне надеть башмаки, такие же тяжелые, как у вас? И такой же берет? Словом, принять ваш облик?

- Да.

— И пропустили меня вперед?

- Да.

— А если бы я упал в поток?

— Этого бы не случилось. Ведь я был рядом. И ждал вашего крика.

— А если бы вы замешкались? А если бы я не успел вскрикнуть? А если бы вы поскользнулись? А если бы...

— В любом случае я нейтрализовал бы нападавшего. А что, было бы лучше, если бы я барахтался в Роне, а вы оказались бы с ним один на один? Вы бы не сумели задать ему нужные вопросы. Зато я, стиснув его...

— ...В то время как меня уносило бы течением к Балансу...

— Я бы отомстил за вас.

— Вы — настоящий друг, — горько пошутил он.

Затем, после паузы:

— Даже если вы и знали, какие вопросы надо ему задавать, так теперь уж поздно, — присвистнул он.

Казалось, он торжествовал.

— Удар и в самом деле получился никудышным, — согласился я. — Ио я надеюсь взять реванш. Главное — не терять времени.

В прокуренном помещении редакции «Крепюскюль», тесном и тихом, три репортера резались в карты. Они поздоровались с Марком и больше не обращали на нас ни малейшего внимания.

Мой спутник пошел взламывать шкаф со спиртным, а я, бросившись к телефону, попросил соединить меня с конторой Жерара Лафалеза. Никто не снял трубку. Это меня не удивило.