— А, вот вы где! — заметив меня, воскликнул Бернье. — Очень кстати. Мне как раз доложили, что багор зацепил какого-то типа у Ла Мулатьер. Он без пальто, но это не клошар. Скорее всего — ваш голубчик. Поедете со мной для опознания.

Он сделал несколько распоряжений, велел всей эскадре возвращаться в порт, и мы уселись в полицейскую машину. Вторая машина с сотрудниками отдела экспертизы, фотографами, врачом и прочей публикой тронулась следом. Мы резво помчались по набережной.

По дороге комиссар сообщил мне, что отказался от гипотезы, согласно которой Коломер, будучи спекулянтом, пал жертвой мести заправил черного рынка.

— Вы и в самом деле намекали на нечто подобное, — отозвался я. — Что натолкнуло вас на эту мысль?

— Найденная при нем сумма в девять тысяч франков, хотя, по вашим словам, этот человек перебивался со дня на день. Но вот буквально несколько часов назад мы получили необходимые разъяснения — объявился некий житель Лиона. Несколько месяцев назад он поручил Коломеру одно деликатное расследование, которое тот блистательно завершил. Эти деньги — его гонорар. Он много запросил, нуждаясь в первоначальном капитале для создания агентства. Вот мы и приехали.

Нас поджидал молчаливый полицейский, тот, что. сопровождал Бернье во время его посещения госпиталя. Похоже, что с тех пор он обрел дар речи:

— Я вас провожу. Мы поместили тело в гараже.

Мертвец возлежал на сосновой доске. Это был молодой, хорошо сложенный мужчина в костюме элегантного покроя, насколько можно было судить после его длительного пребывания в воде. Волосы прилипли ко лбу. На лице явственно обозначились признаки, характерные для утопленников.

Пока сотрудники отдела экспертизы фотографировали тело во всех ракурсах, снимали отпечатки пальцев, а доктор собирался приступить к предварительному осмотру, комиссар спросил, обращаясь ко мне:

— Вы опознаете его?

— Он несколько изменился со вчерашнего дня, — ответил я, — но это, безусловно, он.

— Вы встречались с ним прежде?

— До того, как он заинтересовался мной, ни разу.

Напевая, фотограф сообщил, что закончил съемку, убрал аппаратуру и уступил место доктору.

Мы молча наблюдали, как этот мастер своего дела проводит осмотр. На губах комиссара дрожал погасший окурок. Я курил трубку за трубкой. Наконец доктор распрямился. Причина смерти, продолжительность пребывания в воде — словом, не сообщил ничего сенсационного.

— Значительный кровоподтек на подбородке, — добавил он. — Вероятно, вследствие сильного удара кулаком.

Полицейский повернулся ко мне.

— Ваша работа? — спросил он.

— Моя.

Доктор смерил меня взглядом, поморгал глазами, но так ничего и не сказал. Застегнул сумку с инструментами и удалился.

— Обыщите-ка мне этого клиента, — приказал комиссар.

Один из его людей, преодолевая отвращение, подошел к утопленнику и дотронулся до его одежды. «Чертовски холодно», — заметил он, демонстрируя редкую оригинальность суждений. И стал извлекать из карманов: начатую пачку сигарет, носовой платок, пару перчаток, бумажник, кошелек, карандаш, авторучку, часы, зажигалку, капсулу с кремнями и связку ключей. Все это, за исключением металлических предметов, имело весьма плачевный вид.

Бернье открыл бумажник. В нем находились военный билет на имя Поля Карэ, рекламные проспекты венеролога, квартирная квитанция, четыре стофранковые купюры и...

— Судя по всему, я не зря приказал установить наблюдение за вашим Лафалезом, — присвистнул он. — Вы только посмотрите, где работал этот бандит.

Он помахал удостоверением Карэ.

— Так вот в чем причина его осведомленности, — сказал я.

— Спрашиваешь. Если только не сам патрон снабдил его всей этой информацией.

— Вряд ли, — сказал я, покачав головой.

— Как хотите, — усмехнулся он. — За эти дни резко возросла смертность частных детективов. На вашем месте я бы поостерегся.

— Я и остерегаюсь, — ответил я. — Разве не благодаря моей бдительности Поль Карэ находится здесь?

Переписав с квартирной квитанции адрес в блокнот, он сложил все документы обратно в бумажник.

— Поехали к нему в гости, — сказал он. — Какой-то из этих ключей должен подойти к его двери. Если, конечно, у вас есть такое желание...

Желания у меня не было, однако я понимал, что отказ от этого приглашения выглядел бы по меньшей мере странно. Дав согласие, я втиснулся между двумя уже сидевшими в машине инспекторами, и мы поехали.

...Меня охватило волнение, когда один из полицейских стал просовывать ключ в замочную скважину. Догадается ли он, что замок уже отпирался отмычкой? Нет, Марк сработал на славу. Полицейский ничего не заметил, и вдруг я подумал, что все это не имеет значения.

Квартира Поля Карэ предстала перед нами такой же, какой мы оставили ее накануне. Я сделал вид, что захвачен процессом обыска, хотя в душе посмеивался над держимордами. Не обнаружив ничего впечатляющего, Бернье начал было уже утрачивать веселое расположение духа, как вдруг заметил нечто такое, что в прошлый раз ускользнуло от моего внимания.

— Да это же торговец вразнос, — загудел он.

Достав из шкафа чемодан, он вывалил на пол целую гору перчаток.

-- Зимние, летние, — ворчал он. — Гм... На любой вкус... Здесь есть над чем подумать...

— Парень во всех отношениях осмотрительный, — убежденно произнес я. — Вы обратили внимание на скромное содержание его бумажника? Самое необходимое, ни одной бумажки лишней...

— Вы хотели сказать — компрометирующей?

— И вся квартира, прибранная и опрятная, свидетельствует о любви к порядку и осторожности.

— М-м... да. Но и самые осторожные оставляют иногда нечто такое, что приводит их со временем на эшафот.

— Ну! — воскликнул я с деланным негодованием. — Уж не собираетесь ли вы обезглавить труп?

— Это образное выражение.

И словно в подтверждение пророчеств комиссара о досадной забывчивости, жертвами которой становятся порой даже самые искушенные преступники, рывшийся на кухне полицейский вскрикнул и подозвал своего шефа.

Деликатно, двумя пальцами, держал он извлеченный им из старого ботинка револьвер.

— Каково! — затрубил Бернье. — Что я вам говорил?

Он наклонился над оружием, не прикасаясь к нему, пожирая глазами, обнюхивая. Чем не собака, стоящая в нерешительности перед сомнительной костью? Выдержав паузу, он красноречивым жестом призвал нас в свидетели. Прожилки на его лице еще больше раскраснелись. Казалось, револьвер явно его заинтересовал.

— Хлопушка иностранного производства, — изрек он наконец. — Со звукоглушителем. Вероятно, 32-го калибра.

— Это наводит вас на мысль? — поинтересовался я. — Так же, как и вас.

Я начал яростно отнекиваться. Нет у меня никаких мыслей. Не обращая на мои слова никакого внимания, они возобновили поиски, после того как комиссар, решившись наконец взять в руки револьвер, бережно завернул его в носовой платок и положил в ящик. Меня так и подмывало сказать им, что ничего они здесь больше не найдут, но я не знал, как это сделать, не вызвав подозрений. Поэтому мне пришлось терпеливо ждать, пока они сами убедятся, что пистолет — единственная находка в этой квартире. И только потом мы вернулись к машине.

Комиссар протянул мне руку. Красноречивый жест, дававший понять, что он вдоволь на меня насмотрелся. Его слова подтвердили мои предположения.

— Благодарю вас, что взяли на себя труд опознать вашего... гм... вашу жертву и поехали с нами, — сказал он. — Но у меня еще уйма работы, и не в моей власти приглашать вас в свидетели всех обстоятельств расследования. Оставьте телефон на всякий случай.

— Так и быть, — согласился я, — но не бросайте меня на полдороге. Такси ходят редко. Подвезите до площади Беллекур. Это вам по пути.

Он внял моей просьбе, и спустя десять минут я был в «Баре в Пассаже». Если меня и изгнали из него в свое время за неплатежеспособность, то теперь, надо честно признать, я делал все, чтобы смягчить, а то и предать забвению этот инцидент моей молодости. Бар был почти пуст. Я расположился в углу и заказал кружку пива.