— Это вообще возможно? — спросила я, чувствуя, как редкая улыбка расползается по моим губам.

— Ради тебя я сделаю все, что угодно, — сказала она, подмигнув. — Даже отказ от эротической литературы.

В канун Нового года мы пошли на большой концерт и обратный отсчет на площади перед ратушей, прячась от ледяного ветра и тайком потягивая водку из фляжки ее отца. Мы не говорили о Сэме, и когда мы были вместе, я чувствовала, что могу видеть сквозь туман, в котором я спотыкалась в течение нескольких месяцев. Но когда она уехала в Кингстон, снова опустился туман, лишив меня энергии, аппетита и всех моих прежних амбиций преуспеть в школе.

Делайла сдержала свое обещание. Она позвонила мне в начале марта.

— Я видела его, — сказала она, когда я взяла трубку. Никаких приветствий. Никаких светских бесед.

Я шла между зданиями университета и села на ближайшую скамейку.

— Ладно, — сказала я, громко выдыхая.

— Это было на вечеринке, — она сделала паузу. — Перси, он был действительно пьян.

В том, как она говорила, было что-то не похожее на Делайлу. Что-то слишком нежное.

— Хочу ли я услышать следующую часть? — спросила я.

— Не знаю, — сказала она. — Это нехорошо, Перси. Ты скажи мне, если хочешь это услышать.

Я опустила голову, так что мои волосы упали на лицо, защищая меня от суеты студентов.

— Я должна это услышать.

— Ладно, — она сделала глубокий вдох. — Он приставал ко мне. Он сказал мне, что я хорошо выгляжу, и спросил, не хочу ли я подняться наверх, — мир перестал двигаться. — Очевидно, что я этого не сделала! Я сказала ему, чтобы он шел к черту.

— Сэм бы так не поступил, — прошептала я.

— Мне очень жаль, Перси, но Сэм действительно сделал это. Но он был очень, очень пьян, как я уже сказала.

— Ты, должно быть, что-то сделала, — закричала я. — Ты, должно быть, флиртовала, как обычно, или говорила ему, какой он милый, или что-то в этом роде.

— Я этого не делала! — сказала Делайла, теперь ее голос звучал сердито. — Я не сделала и не сказала ничего, чтобы заставить его думать, что я заинтересована. Как ты могла такое подумать?

— Ты не можешь винить меня за то, что я так подумала, — сказала я решительно. — Ты знаешь, что ты немного распутная. Ты гордишься этим.

Шок от того, что я сказала, растянулся между нами. Делайла молчала. Я знала, что она там, только потому, что слышала ее дыхание. И когда она заговорила снова, я также услышала, что это было сквозь слезы.

— Я знаю, ты расстроена, Перси, и мне жаль Сэма, но никогда больше не говори со мной так. Позвони мне, когда будешь готова извиниться.

Я сидела, склонив голову и прижав телефон к уху, еще долго после того, как она повесила трубку. Я знала, что мне не следовало говорить то, что я сказала. Я знала, как это было некрасиво, и я не это имела в виду. Я подумала о том, чтобы перезвонить ей. Я подумала о том, чтобы извиниться. Но я этого не сделала. Я никогда этого не делала.

19. НАСТОЯЩЕЕ

Я просыпаюсь в постели Сэма с сильной головной болью. В окно проникает слабый голубовато-розовый свет. Как долго я спала? Я откидываю простыню, мне жарко. На мне все еще его футболка и спортивные штаны, колени в грязи. Я лежу и прислушиваюсь, но в доме тихо. На прикроватной тумбочке стоят стакан воды и бутылка Адвила. Должно быть, Сэм положил их туда.

Проглотив две таблетки и выпив всю воду, я сажусь на край его кровати, ставлю ноги на ковер и обхватываю голову руками, проводя инвентаризацию причиненного мной ущерба. Я выложила Сэму правду в самый неподходящий момент. В день похорон его матери. Я не думала о нем; я думала только о том, чтобы избавиться от уродства в своей груди. И он знал. Он знал, но не хотел говорить об этом, по крайней мере, тогда.

Сэм поставил мою сумочку на пол рядом с кроватью. Я роюсь в поисках своего телефона. Решив больше никого не выталкивать из своей жизни, я звоню Шанталь.

— Пи? — говорит она, сонная.

— Я всё ещё люблю его, — шепчу я. — Я всё испортила. И я люблю его. И я беспокоюсь, что даже если я смогу заставить его простить меня, я все равно недостаточно хороша для него.

— Ты достаточно хороша, — говорит Шанталь.

— Но я в таком беспорядке. И он врач.

— Ты достаточно хороша, — снова говорит она.

— А что, если он так не думает?

— Тогда ты вернешься домой, Пи, и я скажу тебе, почему он не прав.

Я закрываю глаза и прерывисто выдыхаю.

— Ладно. Я могу это сделать.

— Я знаю, что ты можешь.

Когда мы вешаем трубку, я пересекаю темный коридор в ванную. Я включаю свет и морщусь, глядя на свое отражение. Под потеками туши моя кожа покрыта пятнами, а глаза налиты кровью и опухли. Я брызгаю на лицо холодной водой и стираю черные пятна от макияжа, пока мои щеки не становятся красными и воспаленными.

Запах кофе ударяет мне в нос, когда я на цыпочках спускаюсь по лестнице. На кухне горит свет. Я делаю глубокий вдох, прежде чем снова встретиться с Сэмом. Но это не Сэм. Это Чарли. Он сидит за столом на том же месте, где раньше сидела Сью. У него в руке кружка, и он смотрит прямо на меня, как будто ждал.

— Доброе утро, — говорит он, поднимая свой кофе в мою сторону.

— Ты взял мою машину, — говорю я, стоя в дверях.

— Я взял твою машину, — отвечает он, затем делает глоток. — Извини за это. Я не думал, что тебе нужно будет уезжать в такой спешке. — Очевидно, Сэм посвятил его в пару деталей. — Он внизу, у воды, — говорит он, прежде чем я спрашиваю.

Я смотрю в сторону озера, а затем снова на Чарли.

— Он ненавидит меня.

Он встает и подходит ко мне, добродушно улыбаясь и заправляя прядь волос мне за ухо.

— Ты ошибаешься, — говорит он. — Я думаю, что его чувства к тебе в основном прямо противоположны, — его глаза скользят по моему лицу, и его улыбка исчезает. — Ты ненавидишь меня? — тихо спрашивает он.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, почему он спросил меня об этом, но потом я понимаю: Чарли — единственный другой человек, который рассказал бы Сэму о том, что произошло между нами.

— Никогда, — говорю я срывающимся голосом, и он заключает меня в крепкие объятия. — Тогда я тоже не испытывала к тебе ненависти. После того, что случилось. Ты был добр ко мне тем летом.

— У меня были скрытые мотивы, но я никогда не планировал ничего предпринимать, — шепчет он. — До той ночи.

— Та ночь была моей виной, — говорю я ему. Чарли сжимает меня в объятиях, а затем отпускает.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — говорю я, когда мы расходимся.

— Конечно, — хрипит он. — Спрашивай меня о чем угодно.

— Твоя мама знала? — Его лицо немного бледнеет, и я закрываю глаза, проглатываю комок в горле.

— Если тебе от этого станет легче, то она в основном злилась на меня.

— Мне от этого не легче, — хриплю я.

Он кивает, его глаза мерцают, как светлячки.

— Я пытался рассказать ей, как ты соблазнила меня конфетами и волосатыми ногами, но ее это не убедило.

Я издаю смешок, и немного тяжести спадает.

— Она сказала мне позвонить тебе, — говорит он снова серьезно. Я перестаю дышать. — Перед тем, как она умерла. Она сказала, что ты понадобишься ему после.

Я снова обнимаю его.

— Спасибо, — шепчу я.

***

Сэм сидит на краю причала, опустив ноги в воду. Солнце еще не поднялось над холмами, но его свет отбрасывает ореол вокруг дальнего берега, который обещает, что оно скоро поднимется. Мои шаги сотрясают деревянные доски, когда я иду к нему, но он не оборачивается.

Я сажусь рядом с ним, ставлю на стол две дымящиеся чашки кофе, затем закатываю штаны до колен, чтобы опустить ноги в озеро. Я передаю ему одну из кружек, и мы пьем в тишине. Еще нет ни одной лодки, и единственный звук — далекий, печальный крик гагары. Я наполовину допила кофе, пытаясь сообразить, с чего начать, когда Сэм начинает говорить.

— Чарли рассказал мне о вас двоих на рождественских каникулах, когда мы вернулись домой из школы, — говорит он, глядя на спокойную воду. Я хочу вмешаться и извиниться, но я могу сказать, что ему есть что сказать. И, по крайней мере, я обязана дать ему шанс рассказать свою версию, несмотря на то, как я боюсь это услышать — услышать о том, каково ему было узнать, что я делала все это время, услышать, как он дошел до того, что больше никогда не хочет меня видеть.