— С тех пор я обзавёлся парой тройкой новых приёмов, — говорит он, его голос низкий и достаточно близко, что я чувствую его слова на своей щеке. Я кладу руки на бедра, где они в безопасности.

— Я не сомневаюсь, — говорю я книгам.

— Перси, ты можешь посмотреть на меня?

Я ненадолго закрываю глаза, но затем открываю, и тут же жалею об этом, потому что его взгляд опускается к моему рту, а когда возвращается к моим глазам, его взгляд темный и жаждущий.

— Я сожалею о сегодняшнем утре, — выпаливаю я. — Этого никогда не должно было случиться, — я тереблю шнурок на брюках.

— Перси, — снова говорит он, обхватывая мое лицо руками, чтобы я не могла отвести от него взгляд. — Я не сожалею.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что изменился с тех пор, как мы были молоды? — спрашиваю я, отчасти потому, что хочу знать, но также и потому, что тяну время. Он делает глубокий вдох и проводит руками по бокам моего лица, чтобы обхватить шею, его большие пальцы обводят изгиб моей челюсти.

— Я больше не принимаю все как должное. Я не принимаю людей как должное. И я знаю, что время не бесконечно, — он мягко улыбается, может быть, печально. — Я думаю, Чарли всегда это понимал. Может быть, потому что он был старше, когда умер папа. Он думал, что я зря трачу время с Тейлором. Но я думаю, что это больше похоже на то, что я шел по пути наименьшего сопротивления.

— Разве это не хорошо? — спрашиваю я. — Чтобы в отношениях было как можно меньше трений?

Его ответ быстрый и уверенный.

— Нет.

— Почему ты порвал с ней?

— Ты знаешь почему.

Вместо облегчения меня охватывает липкая паника. Я чувствую, как мое сердце набирает обороты. Я пытаюсь покачать головой в его руках, но он крепко держит ее, а затем медленно наклоняет свое лицо к моему, так нежно прижимаясь губами к моим, что это едва ли поцелуй, едва ли шепот. Он слегка отстраняется.

— Ты сводишь меня с ума, ты знаешь это? Ты всегда так делала. — он снова целует меня с такой заботой, что я чувствую, как мое сердце немного расслабляется, как будто оно думает, что в безопасности, и мои легкие должны согласиться с этим, потому что я испускаю вздох. — И я никогда ни с кем не смеялся так, как смеялся с тобой. Я никогда ни с кем не дружил так, как с тобой.

Он берет мои руки и кладет их себе на шею, подтягивая меня так, чтобы мы оба стояли на коленях. Я хочу сказать ему, что нам нужно поговорить, прежде чем мы пойдем по этому пути, но он крепко прижимает меня к своей груди, и мои кости, мышцы и все части, удерживающие их вместе, разжижаются, так что я растворяюсь в нем.

Он отпускает меня достаточно, чтобы убрать волосы с моего уха и прошептать в него: — Я пытался забыть о тебе больше десяти лет, но я не хочу больше пытаться.

У меня нет времени ответить, потому что его губы на моих, а руки в моих волосах, и на вкус он как пицца, и вечера кино, и отдых на песке после долгого купания. Он посасывает мою нижнюю губу, и когда я стону, я чувствую, как он улыбается мне в губы.

— Думаю, я тоже свожу тебя с ума, — говорит он мне в рот.

Я хочу взобраться на него, и поглотить его, и быть поглощенной им. Я просовываю руки под его рубашку и провожу по двум углублениям на его пояснице, сильнее прижимая его ко мне. Я скорее чувствую его стон, чем слышу его, и он снимает свою рубашку, затем мою, бросая их на пол, пока я смотрю на гладкую загорелую кожу. Я провожу руками по светлым волосам на его груди, а затем по животу, запоминая каждый бугорок.

— Неплохо, доктор Флорек, — выдыхаю я. Но когда я снова смотрю на него, его косая улыбка и небесно-голубые глаза кажутся такими знакомыми, такими родными, что я знаю, что должна сказать ему, даже если это означает потерять его снова. Я опускаю руки по швам.

— Что случилось? — Его глаза скользят по моему лицу.

— Нам нужно поговорить, — говорю я, затем смотрю в потолок, но не раньше, чем две крупные слезы скатываются по моим щекам. Я смахиваю их прочь.

— Ты не обязана мне ничего рассказывать, — говорит он, беря меня за руку. Но я качаю головой.

— Я должна, — я крепко сжимаю его пальцы. — Двенадцать лет назад ты попросил меня выйти за тебя замуж, — шепчу я. Дыши.

— Я помню, — говорит он с грустной улыбкой.

— И я оттолкнула тебя.

— Да, — хрипит он. — Я тоже это помню.

— Мне нужно, чтобы ты знал, почему я сказала «нет», когда я так сильно любила тебя, когда всё, чего я хотела, это сказать «да».

Сэм обнимает меня и притягивает к себе, его теплая грудь прижимается к моей.

— Я тоже хотел, чтобы ты сказала «да».

Он прижимается губами к моему плечу и оставляет на нем поцелуй.

— Я подслушала твой разговор с Джорди и Финном ранее сегодня, — говорю я ему в кожу, и чувствую, как напрягается его тело. Я поднимаю на него глаза. — Он прозвучал так, как будто ты говорил о нас.

— Ага.

— Что они имели в виду, когда сказали, что ты запутался после того, что случилось?

— Перси, ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас? Потому что есть другие вещи, которыми я бы предпочел заниматься. — Он нежно целует меня.

— Я хочу знать. Мне нужно знать.

Он вздыхает, и его брови хмурятся.

— После этого я пережил трудные времена, вот и все. Ребята знали. Джорди учился со мной в университете, помнишь? Он видел все это своими глазами — много вечеринок, выпивки и тому подобное. Они просто чересчур заботливы.

Это звучит не совсем так, и Сэм, должно быть, понимает мои подозрения.

— Это в прошлом, Перси, — говорит он. И хотя я знаю, что это не так, по крайней мере, не для меня, когда он убирает волосы с моей шеи и целует чуть выше ключицы, я запрокидываю подбородок и запускаю руку в его волосы, прижимая его к себе.

— Сэм, прекрати, — мне удается сказать через несколько секунд, и он делает это, прислоняясь своим лбом к моему.

— Я недостаточно хороша для тебя, — говорю я ему. — Я не заслуживаю тебя. Или твоя дружба. И особенно ничего более дружбы. — Я собираюсь продолжить, но он зажимает мне рот двумя пальцами и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Не делай этого, Перси. Не отгораживайся от меня снова, — умоляет он. — Я хочу этого. — Он часто дышит, его лоб наморщен в вопросе. — Разве ты не хочешь этого тоже?

— Больше всего на свете, — говорю я ему, и один уголок его рта приподнимается. Он подносит мои руки к своим губам и целует каждую, не сводя с меня глаз.

— Тогда позволь мне овладеть тобой, — говорит он. И я не знаю, имеет ли он в виду прямо сейчас или навсегда, но как только «да» слетает с моих губ, он целует меня.

***

Поцелуй яростный и неуклюжий, и когда наши зубы стучат друг о друга, мы оба смеемся.

— Черт возьми, Перси. Я так сильно хочу тебя, — говорит он, прикусывая мою нижнюю губу. Резкость вызывает дрожь во мне, и он перемещает свой рот вниз, по пути покусывая мою ключицу. — Раньше я лежал без сна по ночам, думая об этих веснушках, — бормочет он, целуя созвездие коричневых точек на моей груди. Я не замечаю, как он расстегивает мой лифчик, но когда он снимает бретельки с моих плеч, все это спадает. Он подносит руки к моим грудям, перемещая соски между большими и указательными пальцами, и когда они напрягаются от его прикосновения, он наклоняется, обводит языком одну грудь, затем втягивает ее в рот и сильно сжимает другую. Мои руки взлетают к его плечам, чтобы удержаться на ногах. Когда его имя скользит по моим губам, он влажно целует меня, прежде чем его рот возвращается к моей груди.

Я тянусь к ширинке его джинсов и возлюсь с пуговицей, отвлекаясь на то, что делают его язык и зубы, и на жаждущую пульсацию между моих ног. Я справляюсь с пуговицей, затем с молнией и стягиваю джинсы с его бедер. Я чувствую его твердость через трусы, и он резко вдыхает. Этот звук пробуждает что-то внутри меня — старую потребность подтолкнуть Сэма, заставить его раскрыться, заставить его издавать больше звуков, подобных тому, который он только что издал. Это фейерверк похоти, страстного желания и влажных летних ночей. Я провожу ногтями по его спине, а затем приближаю его лицо к своему.