Но, чего скрывать, в остальном я тоже хорош.
С трудом дойдя до конца, я щелкнул по кнопке блокировки и повис на перилах, задумчиво рассматривая высотки, уходящие вглубь, к горизонту. У кого из моего окружения имеются связи в нужных кругах? У кого-то точно есть, но монотонно перебирать всех – не мой способ. Терпеть не могу механическую работу.
У Евы было много знакомых историков, еще со времен учебы в университете. Она много с кем общалась, всех записывала, и даже спустя несколько лет после выпуска не забывала поздравлять со всеми праздниками, включая Дни Рождения. Слыла той самой идеальной подружкой, которая умна, ко всем добра, спокойна и мила.
Почему-то я усмехнулся. Не весело. Если припомнить, какой она была за пределами своего круга общения, становилось не по себе. У нее ведь не водилось ни одного настоящего друга. Не мудрено.
Точно, она все записывала! В ее ежедневниках точно есть телефон какого-нибудь историка, реставратора или искусствоведа на крайний случай. Хоть кто-то нужный точно найдется. Только для этого придется зайти в спальню. Я однозначно не готов. Может, и смог бы, но не хочу. Сейчас точно не то время, слишком рано.
Влив в себя еще глоток вина, я поставил фужер на пол и упал на высокий порог, разделяющий гостиную и балкон. Из кармана достал камень. Если не получается зайти в спальню – получится развернуться в потоке времени и посмотреть в ежедневник уже там. Хороший план. Не знаю, радоваться или плакать: мне проще переместиться во времени, чем пройти несколько метров.
Как там говорил Пришибленный? Подумать об определенном моменте.
Я зажмурился и обхватил холодные грани камня. Какой момент мне нужен? На ум пришел один – она готовилась к интервью с неким коллекционером. Меня это заинтересовало только по одной причине, довольно незамысловатой – я хотел знать, когда ее не будет дома, потому присутствовал при телефонном разговоре. Она записывала его данные в свой ежедневник.
Момент выбран. Я настроился и вскоре почувствовал то самое покалывание. Затем тело онемело, в глаза ударил белый свет. Камень пропал, прохлада балкона тоже. Вместо этого меня окутало мягкое желтоватое сияние закатного солнца.
– Хорошо, поняла вас, – Ева взяла измученный карандаш из полулитровой стеклянной банки, которыми был завален стол моей мастерской. – Конечно, я помню, что вопросы про новый проект задавать запрещено. Тема интервью: ваше последнее приобретение. Я ведь правильно поняла, именно вы выкупили брошь Анастасии Романовой? Ох, простите, точно. Копию броши, – она закатила глаза. Я прыснул со смеху, заметив это. – Так вы согласны? Отлично. По этому номеру я смогу с вами связаться? Записываю… Да…
Она принялась спешно, но поразительно ровно выводить линии на клетках. Память на большие номера у меня отвратительная. Ужасная. Но этот мне нужно было запомнить обязательно, потому я разбил его на группы и запомнил по отдельности.
– Наконец-то, – пробубнила Ева, обводя скопление цифр в овал. Снизу подписала время и место, а так же имя коллекционера. – Какой же он душный.
– Ты ведь знала, что он выкупил копию. Зачем сказала про оригинал?
– Он – напыщенный индюк, решила сыграть на самолюбии. Будь уверен, впредь этот недоисторик не возьмется меня поправлять, будет наслаждаться чувством превосходства. Более того, это расположит его ко мне.
– Вот как, – протянул я, смеясь. – Да ты – прирожденный манипулятор, любого сможешь прогнуть.
Закончив свою фразу, просто обнял ее, когда она хотела покинуть комнату. Ева обняла в ответ, и нас поглотил белый свет.
Вернувшись, живо вписал номер в заметках мобильного. Имени не запомнил, но запомнил фамилию, а это с моими умственными способностями уже чудо. Затем вбил эти же цифры в другую строку и нажал зеленую кнопку, надеясь, что ничего не перепутал.
– Данного номера не существует.
– Падла, – выругался я.
На соседней странице были другие номера. Переместившись, я вновь высмотрел нужную комбинацию, в настоящем вновь набрал – ничего, неизвестный не ответил. Затем еще и еще, бесконечное количество раз, пока не схватился за голову, пытаясь унять резкую головную боль. Тонкая струйка крови легла от носа к верхней губе, защекотала кожу. В затуманенном состоянии я растер ее по щеке и вновь прижал основаниями ладоней дергающиеся на висках вены. Вестибулярный аппарат явно страдал от таких спонтанных скачков.
Тем не менее, мозг продолжал разгребать бесконечное количество имен. Должен быть кто-то еще.
На ум пришел очередной человек, на этот раз связанный с ювелирным мастерством. К нему я обращался единожды, но по очень важному делу. Он справился отлично и показался мне весьма образованным мужчиной, так что, возможно, сможет сказать что-то о наших находках. Опустим его мерзкие повадки и недостатки характера.
Я поднялся, дошел до имитации камина. Там, в маленькой коробке с некоторыми вещами Евы, нашел белый бумажный прямоугольник. Она заказывала себе серьги у этого мастера, а потом я нашел визитку и заказал у него помолвочное кольцо. Кажется, это было целую вечность назад. Влетело в копеечку, да и времени ушло много. Может, выбери я кого-то другого, кольцо оказалось бы в моих руках быстрее, я бы быстрее сделал предложение, а потом мы бы быстрее сыграли свадьбу. И ничего бы не произошло.
Хотя, кого я обманываю. Дело вовсе не в гребаной свадьбе. Смерти Евы предшествовало слишком много неудачных событий, целая цепь неверных решений и поворотов. Если я скажу, что в этом только моя вина – я совру. Нельзя о мертвых плохо, как и о любимых людях, но бывают ситуации, в которых умерший виноват сам. Не могу выкинуть из головы то, что произошло, как и отделить свою вину от вины Евы. Но в некоторых вещах я четко вижу эту границу. Она стирается только со временем, чем дальше – тем сложнее.
Самый четкий момент разделения, и в то же время самый спорный – самый последний. Сколько в нем моей вины? Сколько вины Евы? Стоит ли вспоминать, что мне самому было больно оставаться с ней? Я не хотел ее смерти, но невольно оказался на месте палача.
Я ее не убивал. Просто…
Вскочил с пола и оставил визитку на лакированной поверхности «камина», боясь смять в кулаке. Руки начали подрагивать, держать над собой контроль казалось все более сложным занятием. Пора бы признаться во всем хотя бы себе. Уже год я усердно игнорирую эти факты. Осознанно. Не знаю, почему, может, из жалости к себе и понимания, что ее это точно не вернет, а мне самому нужно как-то жить. Эгоизм чистой воды, но иногда такие маневры необходимы, чтобы оставаться в здравом уме. Просто хочется остаться в порядке, насколько это возможно.
А может, все вовсе не так, как помнится мне? Ева вовсе не виновата, это только мой крест?
Пора бы признаться. Признаться. Просто подумать об этом.
Я вернулся на балкон. Ветерок сушил растертую по коже кровь. Снова сел, взял камень, сосредоточившись на нужном моменте. Перед признанием нужно проверить, прав ли я. Может, все-таки моя память меня не подводит. Сам не понимаю. Это очень страшно. Представляю, что Руслан чувствует, не помня своего прошлого. В какой-то мере это даже проще, чем без конца искать ровное отражение в лабиринте кривых зеркал. Все уродливее и уродливее, сам не помнишь, как изначально выглядел.
Свет, тьма. Я открыл глаза, когда до ушей добрался звук.
Это было примерно два года назад. Почти год отношений с Евой, карьера идет в гору. Помню этот вечер наизусть, но ее поведение словно смешалось в моей голове, бегало от нормального к истеричному, никак не мог найти правду. Теперь возможность есть.
Я стоял у столика с шампанским и закусками. Крытая веранда на колоннах, куча людей в дорогих нарядах. Все роскошно и неоправданно ярко – драгоценности мелькают в свете уличных светильников, покрывающих каменную стену здания музея. На мне костюм с бабочкой, волосы прилизаны лаком – это был единственны раз, когда я разрешил себе и окружающим успешно прогнуть вечного протестанта внутри под все эти тугие нормы приличного общества.
