Наш старый знакомый по Смолевичам — Зиновий Трофимович был жив и здоров. С огромной радостью мы его обнаружили на его складе.

— Рад вас видеть сынки! — улыбаясь в густую бороду произес ветеран Первой мировой.

— И вам не хворать, как вы тут без нас справляетесь?

— По-маленьку. В тот раз вы грозились склад мой продуктовый вакуировать, да пропали… Хорошо хоть живыми объявились!

— Не серчай отец, сейчас дам команду…

Уже через четверть часа, машины выделенные нашим интендантом грузились до самого верха, плюс у каждой был еще и прицеп. Так что, дней на десять-пятнадцать мы могли не вспоминать о продовольственном снабжении. Тоже касалось и снарядов, но самым приятным сюрпризом оказались авиабомбы, аж в трех вагонах — по одному на каждый самый ходовой калибр, по двадцать пять, пятьдесят и сто килограмм. Учитывая что у нас был еще приличный запас, то я стал всерьез задумываться о том, где нажить еще несколько «кукурузников».

В этом месте моих мечтаний, меня отвлек сильный звук авиамоторов со стороны Минска. Что больше всего вызывало вопросов, так это то, что звук был не сверху, а с земли, как будто за поворотом куда уходили рельсы в полную силу работал большой аэродром. Но черт возьми, этот аэродром приближался с каждой секундой! Когда наше удивление достигло пика, из-за поворота вышел очень странный состав. И мы осознав что видим, перешли в состояние крайнего изумления… На открытых платформах стояли без крыльев пара десятков наших истребителей разных типов с поднятыми хвостами и надежно закрепленными фюзеляжами. На всех машинах моторы работали на полную мощность и этот эшелон ехал! Сзади к нему была прицеплена цистерна и две теплушки.

На станции этот состав аккуратно, без паники затормозил и стал. С одной из платформ спрыгнул командир в летном шлеме и рысью рванул к нам. Не дав ему открыть рот, с восхищением произнес:

— Ловко вы, однако!

— Жить захочешь и не так вывернешься! Капитан Тышкевич! — кинул он руку к своему шлему.

— Кто в теплушках?

— Семьи…

— Тогда понятно… — Я обернулся к Зиновию Трофимовичу, — отец, а что вы говорили про своего зятя?

— Известно что, он на «кукушке», из-за Березены примчался за женой да детками своими, значит за дочкой моей, да внучатами…

— Так может он подсобит «сталинским соколам»? Смотри какие красавцы, уже и ползать по земле научились!

— Так какой вопрос, конечно подсобит, смотри сколько у них баб, да деток! — и он махнул рукой в сторону теплушек, из которых, выглыдывало с полсотни разных лиц.

— Ну товарищи! Ну спасибо!

— Капитан, тут спасибом не отделаешься!

— Все сделаю!

— Сколько у тебя в этом эшелоне холостых?

— Пяток пилотов, да столько же техников, а что?

— Забираю всех, а еще цистерну с топливом, она тебе больше не нужна, у тебя теперь нормальная тяга есть! — Я показал на паровоз, который малым ходом выползал откуда-то сбоку.

— Чем еще могу помочь?

— Где в ближайшей округе найти несколько У-2?

— Карта есть?

Не тратя слов, развернул свою планшетку. Он практически влет на ней сориентировался и ткнул спичкой в точку расположенную километрах тринадцати-пятнадцати от станции.

— Тут летняя площадка Борисовского аэроклуба, наверняка что-то есть!

— Давай тогда своих холостяков, и мы сразу туда…

Горячо попрощавшись с Зиновием Трофимовичем и капитаном-летчиком мы с Климовским занялись бригадными делами. День уже хорошо так перемахнул через полдень, и через шесть часов нам предстоял очередной ночной переход.

Через два с четвертью часа послышалось характерное тарахтение с неба, и на площадку нашего авиазвена, один за другим скользнуло шесть «кукурузников». Через несколько минут к штабу подкатил мой «кюбель», и из него выпрыгнул поджарый молодой мужчина в черной кожанной куртке.

— Командир группы «А» Белорусской авиагруппы особого назначения Стрекалов.

— Командир всего этого воинства Волков. Какие ваши дальнейшие действия товарищ Стрекалов?

— Штаб нашей АГОН переместился из Минска в Смоленск, мне и мои людям следует быть там…

— Понимаю… Если не секрет, что вам помешало перелететь со всеми?

К моему удивлению он потупил глаза и покраснел до самых мочек ушей.

— Это… это были личные обстоятельства товарищ Волков.

— Сейчас все в норме?

— Да… Семьи отправили, немного от сердца отлегло…

И тут у меня под черепом что-то щелкнуло как затвор фотоаппарата.

— Уж ли, не на платформах с самолетами, вместо паровоза вы свои семьи отправили?

— Да… А как вы узнали?

— Были в это время на станции, а тут такое… и цистерна с бензином… я правильно понял, все отдали и остались на фую? — Ответом мне было красноречивое молчание… — Ладно Стрекалов, это дело житейское, будем считать что я ни хера не понял, но ты будешь мне должен!

— Что надо делать?

— Прошлой ночью тремя «кукуразниками» мы обеспечили фрицам незабываемую ночь. Сейчас вас уже полноценная девятка легких ночных бомбардировщиков. Приказываю через четыре часа обеспечить боевой вылет всех машин! Цели будут указаны через два часа. Задача ясна?

К чести Стрекалова, у него не дрогнул ни один мускул на лице. Честно говоря я сам не ведал что творил в тот момент, ставя перед этим человеком чертовски трудную задачу, оторую он должен был выполнить в нереальный срок… Уже много позже, когда мне на пальцах объяснили, с чем смог справиться этот человек, я понял как мне невероятно повезло с ним. Вот не на пустом месте один человек сказал: «Кадры решают все!».

Ведь как оказалось, инструкторы аэроклубов в своей повседневной работе практически не выполняли ночных полетов. Их работа в мирное время — это дневные полеты с курсантами в простых метеоусловиях, в хорошо известных зонах; работа настолько интенсивная, что на повышение собственной летной квалификации фактически оставалось очень мало времени. Именно в силу этих обстоятельств Струкалову для начала требовалось обучить тех лечиков которые прилетели с ним взлету-посадке в темное время суток на слега подсвечиваемую керосиновыми лампами полосу. Тут его выручили те пилоты, которых нам дали с эшелона — трое из пяти имели подготовку для полетов ночью. Но даже решив эту задачу, надо было что-то делать с ночными полетами по маршруту, которых новый летный состав никогда не выполнял — а ведь им придется действовать во многих случаях над незнакомой местностью. Струкалову требовалось срочно, в самый кратчайший срок поднять квалификацию формируемых экипажей до уровня, позволявшего выполнять боевые задачи ночью в простых метеоусловиях.

Еще когда мы стояли в лесу почти несколько дней подряд, я озадачил наших саперов, ремонтников и персонально деда Павла изготовлением железных ящиков для таких кустарных аналогов МОНок.

В приготовленный железный ящик укладывалось два килограмма тротила и сверху шрапнель из распотрошенных шрапнельных снарядов, после чего он опускался в деревянный ящик с ручками и заколачивался, а в специально проделанное в нем отверстие вставлялся самопальный электродетонатор из автомобильной лампочки. Конечно это была лютая кустарщина, но где мне сейчас и здесь взять нормальные МОНки, когда до их создания почти два десятка лет?

Обычно мы эти мины ставили на обочине, в паре метров от дороги на расстоянии метров в тридцать друг от друга и на протяжении двух километров, все мины соединили электрокабелем и направляли под углом градусов в тридцать к дороге с таким расчетом, чтобы шрапнель летела вдоль дороги, захватывая при подрыве наибольшую площадь.

Сейчас я стоял и наблюдал, как саперы бригады изотавливают очередную партию этого оружия.

Вечером, часов в девять, темно еще не было, с северной стороны появился трофейный «Шторьх» Нечаева, о чем он нас заблаговременно известил радиораммой на заранее оговоренной частоте. Учитвая что сам дед Павел работал на ключе так себе — не было у него музкального слуха, то стало однозначно ясно, что возвращается он не сам. Такое развитие ситуации было заранее оговорено с Игорь Палычем перед его отлетом на большую землю.