Она села на берег. Нож всё ещё был зажат в руке. Влажное серебристое лезвие отражало свет звёзд.

Горислава вспомнила Велимира, его седые волосы, по-степному заплетённые в косы. «Каждый клинок имеет душу, – говорил он, доставая нож из ножен. – И свой характер. Если ты его обидишь или оскорбишь, то он разозлится на тебя – и превратит верный удар в промах. А в бою это разница между жизнью и смертью».

И что сделала она? Выкупала посеребрённый клинок, предназначенный для убийства нечисти, в крови головореза. Насколько нож зол на неё и как теперь просить у него прощения?

Купава села рядом.

– Ты много людей убила? – спросила она тихо.

Горислава молчала, глядя на клинок. Пусть отмытый от крови, он казался запятнанным.

– Этот первый,– сказала она наконец.

– Я тоже убила только одного, – вдруг сказала русалка. Горислава удивлённо взглянула на неё; та смотрела на ночное небо, и в зелёных глазах отражались звёзды. – Он хотел сделать всякое нехорошее с девочкой, которую притащил на берег. Она плакала и просила отпустить, а он только смеялся. Ну я и…– руки Купавы нервно комкали платок,– Я вылезла из воды, рубашку заставила исчезнуть, и говорю: «Зачем тебе она? Меня поцеловать не хочешь?». Он бросил её и пошёл ко мне, а я в воду немного отступила… Знаешь, я могу ходить по воде, и я изобразила, как будто стою на мелководье, а там было глубоко… Когда он дотронулся до меня, я схватила его за плечи и утянула в глубину. И держала, пока он не прекратил шевелиться. Когда вынырнула, девчонка уже убежала. Надеюсь, с ней всё хорошо.

– Думаю, ты всё правильно сделала, – сказала Горислава.

Они некоторое время молчали, глядя на звёзды, отражающиеся в воде.

– Говоришь, тогда ты заставила рубашку исчезнуть? То есть твоя одёжка – тоже туманный морок? – спросила в конце концов Горислава. На щеках Купавы снова появились улыбчивые ямочки, и она провела рукой по груди. Под её пальцами белая ткань исчезала.

– Она скорее для меня как часть тела. Я в ней, можно сказать, родилась. Если её снять, то она через некоторое время станет водой, а я могу сотворить новую.

– Чёрт! Оденься, – Горислава стыдливо отвернулась от обнажённой теперь русалки.

– Ладно-ладно, – рубашка снова появилась на русалке, сначала призрачная, как утренний туман, потом ставшая настоящей на вид. – Ты мне вот что скажи. Ты вроде не очень высокая, хоть и руки у тебя сильные. Но этот мужчина, которого ты убила, был куда больше тебя, а ты легко прижала его к земле. И твои раны зажили так быстро – на запястьях такие синячищи были, а сейчас их почти не видно… Ты умеешь колдовать?

– Это не колдовство, – сказала Горислава. – Это просто… ну, сила.

Она наконец спрятала нож в ножны, тщательно его вытерев о плащ.

– Велимир говорил, что это из-за змеиной крови. Среди змеев есть такие – их зовут боотурами или как-то так. В Сиверии такие тоже раньше были, витязями мы их называли, но перевелись почему-то… Я могу зажечь огонь внутри себя. Не настоящий огонь, просто так ощущается – жар в груди, и кровь будто вскипает. И пока он горит, я гораздо сильнее, раны быстрее заживают… На холоде не мёрзну… Смотри, рубашка на мне почти сухая – это я её своим телом просушила.

– Ого!– Купава восхищённо уставилась на неё, хотя, по мнению Гориславы, трюки последней с туманом были куда более впечатляющими. – А кто такой Велимир?

– Тот, кто подарил мне этот нож, – сказала Горислава коротко.

Чего Горислава не могла простить своей матери – это того что та отвечала на все ухаживания седого воина холодным равнодушием. Хотя, казалось бы, такой мужчина– пусть в годах, но ему было плевать и на прошлое Косаны, и на её желтоглазую дочь…

Змеиня грустно усмехнулась. Велимир был в молодости охотником на нечисть, а она, Горислава, желающая встать на этот же путь, сдружилась с русалкой, и убила посеребрённым клинком обычного разбойника.

– А что насчёт твоих синяков? – Горислава кивнула на руки русалки, сложенные на коленях. Синяки на запястьях темнели, как чёрные браслеты.

– Понятия не имею, как их получила. Они со мной с самого начала. Не заживают, но и не болят, разве что немножко, – ответила Купава как-то рассеянно. Она комкала в руках свой платок, будто хотела порвать, а затем заговорила серьёзно:

– Горислава, я хочу попросить прощения.

– За что?

– Я… Не бескорыстно тебя спасла и вообще помогала, – сказала Купава, отводя глаза. – Мне на самом деле кое-что от тебя нужно.

– Долго ещё идти? – спросила Горислава. Они шагали по лесу, по едва заметной тропке. Русалка ловко перепрыгивала через поваленные деревья, словно её тело ничего не весило (скорее всего, это так и было), а Гориславе приходилось через всё перелезать.

– Нет, мы уже почти на месте, – откликнулась Купава. – Обычно, правда, я быстрее оборачиваюсь, но это потому что матушка Параскева меня знает. Она, сама понимаешь, не любит гостей, и тех, кого не хочет видеть – от своей избушки отводит.

– Вот ведь,– Горислава от души позавидовала матушке Параскеве. Хорошо быть настоящей ведьмой – сиди себе в избушке, вари отвары, и ни одна тварь не подойдёт близко, пока ты не захочешь.

Жаль, что сама Горислава – не ведьма.

– Вот и пришли! – радостно воскликнула Купава.

– А мило у неё тут, – Горислава с восхищением обвела взглядом забор, на котором вместо горшков красовались черепа. В основном звериные, но была и пара человечьих. За забором стояла приземистая, мало примечательная избушка. Курьих ножек, как у сказочной, видно не было.

– Кого тут принесло? Чего это змеем завоняло? – по ступенькам спустилась женщина, которой с одинаковым успехом могло быть как тридцать вёсен, так и пятьдесят. Из-под тёмно-красного платка виднелись рыжие с проседью пряди волос. – Купавка, кого ты притащила?

Глаза у неё были самые что ни на есть ведьменские: зелёные, с золотистыми искрами, взгляд – дерзкий и цепкий, как репей.

– Это Горислава. Она наполовину змея, и обладает змеиным огнём внутри, – сообщила Купава, сияя улыбкой. – Она может его зажечь, и становится такой сильной! Её ограбили и хотели утопить, но я…

– Что за манера – рассказывать всё через порог, повзрослей уже, – беззлобно оборвала её матушка Параскева. – Проходите. Слышу, змеинька, у тебя в животе бурчит – тогда отобедайте, чем Богиня послала.

Богиня послала кашу. Пусть масла в ней было всего ничего, зато ведьма набросала клюквы и малины – голодная Горислава уминала это за обе щеки, выслушивая свою историю из уст Купавы.

– И ты хочешь, чтобы я вас обвенчала? – спросила матушка Параскева, когда та закончила. Горислава поперхнулась кашей.

– Это не настоящее венчание, это как братание, только для девушек! – увидев её реакцию, Купава всплеснула руками. Белые рукава взметнулись, как крылья. – Сестряние, значит? Я хочу стать твоей сестрой, Горислава, и покинуть эту реку.

– А иначе ты что, не можешь? – спросила Горислава. – Ты вроде без проблем по берегу гуляла.

– Так это ненадолго. А потом река назад тянуть начинает, – сказала Купава. – Но матушка сказала, что это можно избежать, если я выйду замуж за смертного. Тогда меня привяжет узами к нему и я стану совсем как человек. Только вот я замуж не хочу….

– Тогда я сказала, что братание тоже должно сработать, – сказала ведьма. – Этот обряд похож на венчание, и суть та же – два человека соединяются друг с другом узами.

Горислава отложила ложку. Она задолжала Купаве жизнь и даже немного больше, но участвовать в каких-то ведьменских ритуалах ей совершенно не хотелось.

– Но ведь Купава – не человек, да и я не совсем. Этот ритуал вообще сработает? – спросила она.

– Человек ты, не льсти себе. И змеи, и дивы, и даже псоглавцы – все вы люди, – ведьма презрительно дёрнула уголком рта. – Поэтому обряд сработает. Это будет примерно как сделка с духом.

– С диаволом, хотите сказать, – нахмурилась Горислава. Она была невысокого мнения о своей душе, да и не факт, что та вообще у неё была – но сделки ни с кем заключать не собиралась.