– Ты так и не рассказала, что у тебя с пальцем, – сказала Купава, поспешно отпуская руку.

– Ну… – они шагали к Богомолью. Усталость от бессонной ночи и слабость из-за потери крови понемногу наваливались на плечи.

…

– Ты сделала ЧТО?! – с ужасом спросила Купава. – С ума свихнулась!! Тебя и на час нельзя одну оставить!

Она ворчала и причитала всю дорогу до Богомолья, мигом превратившись из младшей сестрицы в тётушку Бажену.

Горислава не знала, что степная змеиня наплела настоятелю монастыря и сколько серебра ему отсыпала (богатая она, выходит), но к вечеру она привела монаха. Нет, не Даниила.

– Отец Дорофей? – воскликнула Купава, а Горислава вспомнила: утром прошлого дня Даниил требовал от какого-то Дорофея разогнать толпу. Выходит, стоявшая у неё на плечах русалка смогла разглядеть и запомнить его лицо.

– Не «отец», только «брат», дева, – вздохнул монах. Он напомнил Гориславе попа Матвея, только менее рыжий и нервный. Он поклонился Купаве в землю. –Благодарю тебя за спасение моего духовного брата. Я друг его и поводырь, одну келью делим, потому и волнуюсь… Не то что-то с Даниилом происходит, – он понизил голос. – Давайте поговорим где-нибудь… Без людей.

Они продолжили беседу на берегу Белояра. С озера тянуло прохладой, несмотря на солнечный день.

– Он ведь не всегда слепой был. Начал в отрочестве терять зрение и отправился к Белояру, чтобы излечиться. Но… Не случилось чуда. Домой возвращаться не стал –на что слепой в хозяйстве нужен?Стал послушником. И чудо случилось, но не то, какое он хотел – открылся дар образа писать. Снисходит на него что-то, и он, как в бреду, требует дать краски. И пишет, пишет, – глаза брата Дорофея засияли. – Это настоящее чудо!

– Но что-то не так, – сказала Оюун. Монах пригорюнился.

– Его образа всегда были… немного не такими, как надо. Матери Финиста постоянно зелёные глаза рисует. Да и вообще рисует только святых дев, – голос Дорофея дрогнул. – Сначала, конечно, на это внимания не обращали. Чудо ведь. Так Финист пожелал. Князья к нам приезжали, пожертвования делали… – руки монаха нервно теребили рукава рясы. – Не подумайте дурного – хоть мы и люди божьи, серебро нам тоже надобно. Точнее, лишним не будет. Всё оно идёт на богоугодные дела… Не главное для нашего настоятеля серебро, поверьте – главное – прикоснуться вот к этому, божественному, вечному, видеть как чудо свершается своими глазами…

– О, я не сомневаюсь, – успокаивающе сказала Оюун, обворожительно улыбаясь.

– Вот и… Болтать братия стала потом. Почему наш брат только дев рисует? Матерь Финиста. Великая княгиня Хелига. Царица Александриана. Святая Варвара, защитница Мурова-града... И все не такие, как принято изображать. Один раз изобразил девицу простоволосую и улыбающуюся. Спрашиваю его – кто это? А он – откуда я знаю. Святая какая-то, сам говори, на кого похожа. Стыдно сказать, мне со странниками говорить пришлось. Один сказал – да это ж святая Фотина Перелесская, боярская дочь, говорит, целительница… Но о ней, говорит, уже мало кто помнит. Там история какая-то тёмная… И начала болтать братия, – сокрушённо повторил Дорофей. – Что не Финист посылает видения иконописцу, а диавол… – последнее он прошептал и тут же очертил пальцем солнечный круг. – Что под святыми ликами на его иконах спрятаны лики диавольские… Прости Неопалимый, ругался я с братьями, гневался. Сам ведь видел, как Дорофей образа пишет, нет там никаких диавольских ликов! Но всё равно что-то не то с братом моим происходит. Раздражительный стал, злой… Я ведь друг его, а он на меня огрызается,– лицо монаха потемнело от обиды.– А теперь вон к воде его потянуло. Что-то не то с ним. Какой-то дух его мучает, соблазняет, манит, – Дорофей снова зашептал, – Какая-то русалка.

– Русалка? А разве их не всех убили? И разве они могут манить кого-то, оставаясь невидимыми? Видения посылать? – спросила Купава, глядя на монаха чистыми невинными глазами.

– Да вроде не могут, – Дорофей почесал затылок, – Я в нечестивой книге читал – это книга священная, где рассказывается о нечисти всякой – что они только в воду заманивают. Но кто знает, что может нечистая сила? Диаволы они и есть диаволы. Я уж и полынью его кровать обложил – говорят, от русалок хорошо помогает – а он эту полынь потом в меня швырял и кричал, что из-за её вони в келье дышать невозможно.

При слове «полынь» Купаву передёрнуло. Горислава поспешно спросила, отвлекая монаха на себя:

– Прям-таки и швырял? Он ж слепой…

– Швырял. Не попадал, конечно, но… Как с ума свихнулся. А теперь вон в Белояр пошёл топиться. Слепой, а ночью из монастыря выбрался, через тайную дверь прошёл, как одержим чем-то, – вздохнул Дорофей.

– А сейчас с ним что? – спросила Оюун.

– В лазарете. Поправляется. Исповедь ему предстоит и покаяние. За стены его настоятель ещё долго не выпустит. Ох и зол он будет. Но может это его бесов защитит…

– Не защитит, бесы уже проходят через ваши стены, – сказала Оюун. – И тыэто знаешь, брат Дорофей. Они будут мучать твоего друга. Пока не замучают смертельно. У меня есть решение. Ты должен выйти своего друга за стены монастыря, к озеру. Я выманю бесов. Мы их убьём.

– Я… Не сочтите за дерзость, сударыня, но вы не нашей веры, – нахмурился Дорофей. – Я вас совсем не знаю и доверять вам не могу. Я и поговорит-то хотел не с вами, а с девой, что моего друга из озера спасла. Купава, верно? Какое у вас церковное имя-то?

– Фотина,– если русалка и задумалась, то только на миг.

– Фотина… А по отчеству…

– Серафимовна,– Гориславе стоило больших усилий сохранить каменное лицо, когда она это услышала.

– Фотина Серафимовна, что вы скажете? – спросил поп. Купава задумалась. На несколько мгновений. Затем сказала:

– Я думаю, мы должны поверить Оюун-нойон. Она знает, что делает. Пусть она и иной веры – но бесы остаются бесами и для её народа. Её огонь – не чистый огонь Финиста Неопалимого, но это всё же огонь, а не тьма, – она дотронулась до руки монаха, глядя ему в глаза. – Мы должны попробовать спасти вашего друга.

И конечно, он не смог устоять против сияющих глаз Купавы. Да и кто бы смог.

– Купавка, слишком ты доверяешь этой степной ведьме, – сказала Горислава потом, когда они разошлись, договорившись встретиться ближе к полуночи на это же месте. Её мучило особенно дурное предчувствие.

– Ты, Горька, просто видишь всех змеев врагами…

– Они и есть враги.

– Но я не видела зла ни от одного змея, которого встречала!

– Ты встречала только трёх, не считая Хурги, – ехидно заметила Горислава. – А парой слов перекинулась только с двумя. Так что рановато тебе о змеях судить, сестричка.

Купава надулась, пытаясь найти, что ответить.

– Я не доверяю ей… – в конце концов пробурчала она. – Просто она моя единственная надежда добраться до святилища там, внизу.

– Если оно ещё есть.

– Тебе как будто не хочется, чтобы я его нашла! – сердито воскликнула Купава. – Если не нравится всё это – не приходи ночью! Ты там не особо нужна!!

Обида обожгла Гориславу, как огнём – почти в прямом смысле, ибо пламя внутри вспыхнуло; змеиня сжала кулаки, чтобы сдержаться и не ударить русалку.

– Вижу, ты нашла себе сестрёнку получше, да? – огрызнулась она. – Стоило мне тебе возразить… Засранка!

– Горька…

– Сладко! Делай что хочешь. Но ночью я с тобой. Может, я тебе не нужна, но мне на тебя не наплевать! В отличие от этой Ю-юн! – не дожидаясь оправданий и извинений, она повернулась к Купаве спиной и ушла прочь.

***

Хорошо иметь сестёр и братьев… До тех пор пока с ними не поссоришься. Как это случится, на душе становится погано, и кто прав, кто виноват – тоже непонятно.

Вроде права была Горислава. Но раз они условились, что она старшая сестра, разве она не должна сносить выходки младшей более сдержанно? Только вот слова Купавы «ты нам не особо нужна» резанули как ножом по сердцу. Хотя, казалось бы, зачем ей быть кому-то нужной, кроме как самой себе.