Она нырнула, но на глубину не ушла; огромной белой рыбой поднырнула под лодку, и, схватившись за привязанную на нос верёвку, потащила посудину прочь. Горислава только и нашла в себе силы отползти к корме, чтобы как-то уравновесить кренящийся вниз нос, и провалилась в темноту.

Последнее, что она увидела – удаляющийся берег. И стройный силуэт на нём.

Бледная черноволосая девушка, стоявшая за спиной Петра Червонца, стояла среди поломанных кустов, и смотрела им вслед.

***

– Ты опять победительница, – Мал наполнил из бутыли две чаши. Горислава принюхалась: запах был незнакомым, но хмельным и сладким. Неужто не наврал друг, действительно достал вино из Царских Земель за Полуденным Морем, где солнце поджаривало людей до смоляной черноты? Нехорошо было, конечно, распивать такое сокровище за спинами Лихо и Вячко, но Мал настоял на том чтобы снять пробу первыми. Они расположились в сарае для сена. Сквозь щели в стенах падал лунный свет, уютно пахло соломой.

– Опять. Но это благодаря Лихо, – сказала Горислава, проследив взглядом за мышью, шебаршащейся в тёмном углу. – Знаешь, раньше и не подозревала, как много в этих кулачных боях зависит от того, кто их устраивает. Представляешь, соперников для всех серьёзных драк подбирают скоморохи. Лихо говорил мне, что они почти всегда знают, кто победит… И могут уговорить сильного соперника поддаться, и всё такое…

– Тебе нравится Лихо? – вдруг спросил Мал.

– Лихо? Мне? Ну да. Он мой друг… – Горислава пожала плечами.

– А… – Мал хотел что-то сказать, но осёкся и протянул змеине чашу. – Вот, пей. Слушай, а что ты думаешь делать после? Не завтра, а через год, через два…

– Уйду со скоморохами, – сказала Горислава уверенно.

– Что?!

– Долото!– Горислава опустошила чашку. – Матушка и тётя Божена шитьём на жизнь зарабатывают, а я только рвать одежду умею. Хозяйство у нас небольшое. Замуж меня никто не возьмёт…. В дружину княжескую? Я девка, ещё и змеиня. Чего, с голоду подыхать? Со скоморохами я хоть голодать не буду.

– А может, и возьмут тебя замуж. Ты девка красивая… – сказал Мал.

– Красивая?! Дурачина ты! – Горислава рассмеялась и хлопнула его по плечу. – Или слепой совсем! Я степная диаволица, которая дерётся на потеху публики с замотанными кое-как сиськами. Какая из меня жена?!

Она упала на сено, не прекращая хохотать.

– Это вино… Действительно хорошо… – заплетающимся языком сказала она. – Нужно непременно… Угостить Лихо… И Вячко…

Разум тонул в хмельных и тёплых волнах. Кажется, Мал ей что-то говорил, а она не понимала, что – она смеялась и пыталась ему объяснить, что слишком пьяна для разговоров, но язык заплетался. В какой-то момент она просто вырубилась. Ей чудилось, что ей снова восемь вёсен, она лежит на лавке в лихорадке, а мать рядом говорит: «Силушка от степного диавола – её спасение. Её силой в полон никто не уведёт, как меня».

В полон. В полон… Какая-то неясная тревога проникла в сон, как капля дёгтя в сладкий мёд – и Горислава открыла глаза.

– Мал… Что ты…– она тупо уставилась на друга, который распутал своё пояс и уже спустил штаны. – Мал?!

Она попыталась сесть – и поняла, что пояс развязан и на ней.

– Что?!– Мал поперхнулся воздухом. – Чёрт… Действие закончилось так скоро?!

Бутыль и две чаши блеснули в свете звёзд. Горислава перевела взгляд на полуголого Мала.

– Нет,– прошептала она. Глаза наполнились слезами. Дрожащими руками она завязала свой пояс.

Как это могло быть?! Как? Мал, её друг, с детства её друг, напоил её, чтобы обесчестить?

– Нет!– взвыла она. Кровь в жилах вскипела, мгновенно высушив слёзы. – Нееет!– и бросилась с кулаками на эту тварь, на этого подменыша, оборотня, который принял облик её друга. Который поступил с ней так, как никогда бы не поступил настоящий Мал.

И когда хныкающий, как побитый пёс, Мал отползал к стене, волоча сломанную руку, Горислава поняла: никакой это не был оборотень. Мал всегда был таким. Масляный блеск в глазах, эти взгляды на рубашку Гориславы там, где едва угадывалась маленькая, плотная грудь, сальные шуточки… Одна бутыль вина на двоих на сеновале…

– Это всё Лихо! – стонал Мал.– Это он всё придумал! Приворотное зелье! Приворотное зелье, сказал, продам!

Горислава пошатнулась. Ей даже не пришло в голову не поверить словам Мала. Сердцем чувствовала – правда.

Оборотней среди её друзей было два.

Горислава даже не выругалась: никакая брань не выразила бы того, что было у неё на душе. Она просто похромала к выходу из сарая. Опьянение то уходило, то возвращалось– но всё же она дошла до стоянки скоморохов.

– Лихо!– заорала она. Час был поздний, но ей было плевать. – Лихо!! Ты тут? Выходи, тварь!

Она ходила между повозками и орала, как настоящий пьяница. Она огрызалась на ругательства в свой адрес. В какой-то момент она поняла, что её окружают скоморохи – разбуженные и настороженные. Половина из них сжимала в руках оружие.

– Горька,– Захар-ярморочник положил ей руку на плечо, – Иди домой, или у нас заночуй. Ты набралась лишнего, на ногах не стоишь…

– Заткнись!– Горислава сбросила его руку с плеча.– Лихо! Где Лихо?!

Смуглого юношу притащил пожилой скоморох.

– Успокой свою бабу. Пьяная, всех перебудила, того гляди буянить начнёт… – проворчал старик, подталкивая Лихо вперёд. Смуглая кожа Лихо была сероватой из-за бледности, и глаза он отводил.

– Ты… – Гориславу душили то ли слёзы, то ли гнев.– Ты. Ты продал Малу приворотное зелье? Так? Он… Он ведь врёт?!

Ей вдруг смертельно хотелось услышать от Лихо – «Да. Врёт». Хотелось, чтобы только один её друг оказался подлецом.

Но Лихо сглотнул и отвёл глаза.

Кулак Гориславы впечатался ему в скулу. Лихо пошатнулся, по губам потекла кровь, которая в лунном полумраке показалась чёрной.

– Эй! – Захар схватил Гориславу за локоть. – Чего творишь! Не буянь!!

Но Горислава опустила руку сама. Гнев, бешеный гнев, с которым она избивала Мала, не возвращался. Она смотрела, как её бывший друг выплёвывает выбитый зуб, и чувствовала только боль.

– Не друг ты мне больше, – выдавила она. – Не друг….

Она развернулась и, пошатываясь, пошла прочь.

Ей снилось, что она падала и падала в тёмную бездну. Иногда глубоко внизу вспыхивал огонёк – но не рыжим пламенем, не алыми прожилками, а жёлтовато-зелёным, гнилым огнём.

Потом она поняла, что это не огонёк – это огромный, как озеро, змеиный глаз. Он приблизился – мгновенно и неотвратимо, раскрылась гигантская пасть, и зубы величиной с горы сомкнулись над Гориславой…

…Змеиня очнулась. И тупо уставилась на незнакомый потолок.

«Мне стоит прекратить приходить в себя избитой и в незнакомом месте», – мрачно подумала она. Отлупили её знатно: болело везде и ещё в паре мест. Поморщившись, она села на набитом соломой тюфяке, скинув плащ, которым была прикрыта. В прошлый раз это была заброшенная мельница, сейчас – какая-то лачуга с единственным окном, колченогим столом и стулом. Найдя взглядом свои вещи – аккуратно сложены в углу – Горислава с облегчением вздохнула и потянулась к кувшину, заботливо поставленному неподалёку от постели. Она пила медленно и жадно, роняя капли воды на рубаху.

– Уже пришла в себя? – услышав незнакомый мужской голос, Горислава мгновенно оторвалась от кувшина и напряглась. У входа в лачугу стоял монах – немолодой, с добрыми морщинками у глаз. Чем-то он напоминал отца Лавра.

Но Гориславу морщинками было не обмануть.

– Где Купава?– спросила она, глядя исподлобья. Воображение рисовало жуткие картины, как монахи протыкают несчастную русалку копьями, или, связав, подвешивают над костром. Последователи Пресветлого Финиста ненавидели нежить и тех, кто молился старым богам, а Купава была и тем и другим.