– Диавол, диавол… Говори по-нашему – «Чернобог», – усмехнулась матушка Параскева. – Впрочем, его уже нет. Боги мертвы. И Чёрный Бог, Владыка Несчастий, и Белый Бог, Громовой Кузнец… И Матерь-Земля, Пряха судеб…

Она замолчала, глядя отсутствующим взглядом куда-то в угол. Горислава обернулась и увидела лошадиный череп, лежащий в северо-восточном углу – там, где у добрых почитателей Пресветлого Финиста стояли образа. Купава сидела, выпрямив спину, и глядела на матушку Параскеву расширенными глазами, как маленькая девочка, слушающая сказку.

– …Все мертвы,– решительно закончила матушка Параскева. – Такие, как Купавка – лишь осколки их былой силы. Поэтому душа твоя будет в целости, не беспокойся. То, что ты не совсем человек – даже хорошо, у тебя больше духовных сил. Вы ими будете обмениваться. Ты – ей, она – тебе.

– То есть я буду как ведьма… – Горислава вздохнула.

– Если тебе не нравится эта идея, то можешь отказаться, я не обижусь, – сказала Купава. Сказать-то сказала, но глаза у неё стали совсем печальные.

– Купава, зачем тебе вообще покидать реку и лезть в мир людей? – спросила Горислава. – Я, конечно, не знаю, как там у вас, русалок – но людском мире девушкой быть опасно.

– Ха-ха, в речке скучно! Целый день за рыбами гоняться и в иле дремать… Другие русалки живут за сто вёрст от меня, и с ними тоже не очень-то интересно, – вздохнула Купава. – И я… – она замялась. Пальцы левой руки сжали стеклянный браслет на правой. – Я должна найти человека, которого я люблю, – сказала она, отводя глаза.

– Но ты же говорила, что ничего не помнишь, – нахмурилась Горислава.

– Почти ничего, – грустно сказала Купава. – Не помню ни его лица, ни его имени. Но я помню, что любила его, да и сейчас люблю, так люблю, что больно, – она криво улыбнулась. – Этот браслет он мне подарил. Я нашла браслет в речке, и сразу поняла, что он принадлежал мне, был на моём смертном теле, когда меня убили … – она перевела дыхание, вид имея совершенно несчастный.– Не могу прекратить думать о любимом, как заноза в пальце, колет и колет.

– Ты не из-за него случайно утопилась? – Горислава попыталась пошутить, но Купава даже не улыбнулась.

– Нет-нет-нет, точно не из-за него. Я знаю. Но, может, я ехала к нему, может, на собственную свадьбу, или встретиться с ним хотела в лесу… И мы так и не встретились. Потому меня это и мучает, – Купава подняла на Гориславу полные отчаяния глаза. – Мне бы хоть одним глазком поглядеть на него, вспомнить. Убедиться, что у него всё хорошо… Не так много лет прошло с моей смерти, может быть, он ещё жив!

– Он мог умереть там, вместе с тобой. Мог жениться на другой или просто тебя забыть,– сказала Горислава. – Ты точно не боишься разочароваться? Что станет только больнее?

– Бесполезно,– вздохнула матушка Параскева, подпирая рукой щёку. – Я ей это сто раз говорила. Хоть кол на голове теши: хочу увидеть его лицо, хочу его вспомнить, без него нежизнь не нежизнь…

– Ну простите, что я такая неправильная русалка!! – воскликнула Купава, всплеснув рукавами. На глазах у неё стояли слёзы. – Я обо всём этом сто раз думала-передумала! Если он женился на другой – порадуюсь за него, если умер – хоть на могиле поплачу! Я ко всему готова!!

– Ой, не зарекайся, девочка, – вздохнула матушка Параскева. – В общем, видишь, что с ней творится? – сказала ведьма, обращаясь к Гориславе. – Я избушку надолго покидать не могу – возраст не тот, да и другие узы держат,– она таинственно ухмыльнулась, – А ты сильная, смелая и держишь куда-то путь-дорогу. Можешь и позаботиться о Купавке, довести её до озера Белояр.

– Озеро Белояр? То, на дне которого город-Кит покоится? – припомнила Горислава легенду, которую рассказывала тётушка Божена. – В который ни ручейка не впадает, но вода всегда чистая, как слеза?

– Да, да! Не знаю насчёт города, но сестрицы-русалки говорили, что там на дне святилище Живы, русалочьей богини! Той самой, которой русалки служили. Может, если я ей помолюсь, то она вернёт мне память? Или подскажет, где возлюбленный!– Купава смотрела на Гориславу отчаянными глазами, а та пыталась припомнить карту. Выходило, что путь до Соколиной Заставы всё равно проходил мимо озера Белояр, даже крюк не придётся делать…

– Хорошо,– решилась Горислава. – Но с одним условием. После Белояра мы расстанемся. Потому что путь-дорогу я держу не «куда-то», а в Соколиную Заставу.

На неё уставились две пары глаз: купавины – непонимающие, и ведьмини – удивлённые.

– В Соколиную Заставу? К витязям? – спросила ведьма. – А ты не мелочишься.

– А куда мне ещё идти? Там, может, моя сила не будет никого пугать, – сказала Горислава. – Только вот витязи нежить не любят. Они тебя там убьют, Купава, если я вместе с тобой заявлюсь. Поэтому поселись в Белояре и речке какой, а со мной не иди.

– Ты согласна?! – охнула Купава схватившись обеими руками за щёки. – Согласна? Я не ослышалась?!

– Нет, не ослышалась… Чёрт побери! – Купава бросилась ей на шею, и Гориславе пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть со скамьи. – Что ты творишь?!

– Просто радуюсь! – сказала Купава, улыбаясь счастливой улыбкой от уха до уха.

– Радуйся без попыток разбить мне голову, – буркнула Горислава. Была б Купава человеком, а не нежитью, чьё тело, кажется, состояло из плотного тумана – змеиня не удержалась бы на скамейке. – Давайте, рассказывайте дальше, что за ритуал, пока я не передумала.

Идея участвовать в каком-то обряде с ведьмой и русалкой ей с каждым ударом сердца нравилась всё меньше и меньше. Отвратительная идея, хуже нет. Но Горислава знала: откажется сейчас – неоплаченный долг будет висеть камнем на душе до самого последнего вздоха.

***

– Когда-то был было святилище Велеха, Звериного Бога, – матушка Параскева коснулась коры раскидистого дуба. – В праздники тут лилась жертвенная кровь, а потом под дубом люди пировали, поедая мясо заколотого скота.

– Рядом с Изоком тоже такое есть, – сказала Горислава, пожав плечами. – Народ туда до сих пор ходит, хоть священники Пресветлого Финиста запрещают.

– Ходить туда ещё бесполезнее, чем в Финистову церковь. Те хоть знают ал-ке-мию, или как они её называют? – фыркнула матушка Параскева. – Старые боги мертвы, и не слышат ваших молитв.

Она начертила на земле круг сучковатым посохом, к которому была привязана пара ярких лент. В свете закатного солнца её рыжие волосы казались огненными.

– Но колдовство живо, пока жива земля, – закончила ведьма. – Земля всё помнит. Ничего не забывает… Под этим дубом сходятся земные жилы. Вставайте в круг.

Горислава переступила тонкую бороздку. Ветерок шуршал дубовыми листьями, чирикали птицы – ощущения, что она принимает участие в чём-то жутком и святотатственном, не было. Вместо этого змеиня чувствовала себя дурочкой, которая стала частью затянувшейся шутки. Они с Купавой встали друг напротив друга.

– Ты точно согласна? – спросила Купава, наклоняя голову и заглядывая ей в глаза, как собака. Не хватало только робко виляющего хвоста. – Чувствую себя так, как будто насильно тащу тебя под венец, ха-ха…

– Я сказала, что согласна, и слов своих назад брать не буду, – отрезала Горислава. – Просто на душе... Неважно.

– Из-за корчмы? – спросила Купава, погрустнев.

Горислава только вздохнула.

– А корчма-то деревенская сгорела, – наутро сообщила им Параскева, ухмыляясь.

– Что?!

– Вороны мне рассказали, пока вы в ручье плескались, – невозмутимо сказала ведьма. Подтверждая её слова, из тёмного угла за печкой каркнуло: там, оказывается, пряталась огромная чёрная птица.– Сгорела корчма. Туда ей и дорога.

– Как же это…– охнула Купава. – Мы этого не делали!

– Ой, малышка, вы, вы это сделали, кто ж ещё. Не нарочно, конечно, – ведьма протянула руку, и ворон приземлился на неё, насмешливо глядя на змеиню и Купаву чёрным глазом. – Ты ж сама описала, что тумана напустила, так что люди в корчме метались, не видя куда. Ну и свечу кто-то опрокинул. А когда туман рассеялся, они просто разбежались да назад не оглядываясь.