Многим обычным американцам все это казалось отвратительным. По данным опроса, устроенного компанией Rasmussen, 56 % респондентов заявили, что правительство должно привлечь к уголовной ответственности тех, кто повреждал или разрушал исторические памятники. А 73 % согласились с тем, что «все мы являемся частью одной из величайших историй, когда-либо рассказанных миру, – истории Америки… эпического повествования о великой нации, народ которой рисковал всем ради того, что считает правильным», – это слова из речи Трампа^[1387]. По крайней мере в одном вопросе выявленные предпочтения описали совсем другое положение дел, нежели итоги опросов о президентской гонке, попавшие в заголовки газет. Проверка статистики показала, что в 2020 году резко возросла покупка огнестрельного оружия. Исследовательская и консалтинговая компания Small Arms Analytics and Forecasting («Аналитика и прогнозирование в области стрелкового оружия») установила, что общие продажи такого оружия в июне 2020 года составили 2,4 млн единиц, что на 145 % превышало аналогичный показатель в июне 2019 года. По большей части покупали пистолеты^[1388]. Обладание огнестрельным оружием было довольно точным прогностическим фактором, позволявшим в 2016 году определить, сколько избирателей проголосует за Трампа^[1389]. Неудивительно, что весь этот арсенал тоже ассоциировался с повышенным уровнем насилия и несчастными случаями, связанными с применением огнестрельного оружия^[1390].

И, наконец, в начале августа 2020 года был еще один повод для тревоги: окончательный результат выборов, предстоящих через три месяца, мог стать повторением ситуации, возникшей на выборах 2000 года (иными словами, был риск, что разрыв между претендентами окажется слишком мал, чтобы имя победителя огласили в ночь выборов, только на этот раз под вопросом стояли итоги подсчета голосов в нескольких штатах). Выборы могли пройти и по сценарию 1876 года, когда Сенат и Палата представителей не могли прийти к согласию, споря о победителе, – Закон о подсчете голосов 1887 года не полностью исключил такую возможность^[1391]. Республиканцы во главе с президентом уже заранее сомневались в итогах голосования по почте – в этом вопросе разделилось и общественное мнение (конечно же, по партийным симпатиям)^[1392]. Демократы в ответ обвинили республиканцев в том, что те умышленно усложняют процесс голосования в «красных» штатах. Казалось, все уже было готово, чтобы объявить выборы нелигитимными, – и с учетом городских беспорядков и слухов о новой волне COVID-19, возможно, совпадающей с сезонным гриппом^[1393], эта перспектива радости не внушала. Многие опасались, что она станет прелюдией ко второй Гражданской войне.

Одни догадки

В конце концов, взяв за основу эпидемиологические модели, Соединенные Штаты, вопреки первоначальным инстинктам президента Трампа, с опозданием пошли по европейскому (хотя и не шведскому) пути подавления COVID-19: социальная дистанция плюс экономический локдаун. Несомненно, долю зараженных удалось ограничить – и, возможно, в ряде американских больниц не допустили переполнения (которое случилось в Ломбардии). Однако экономические потрясения от долгого локдауна оказались неимоверно тяжелыми. Была иная разумная стратегия: оставить на месте сотрудников, не имеющих возможности работать удаленно, и при этом требовать соблюдения социального дистанцирования, обязать всех носить маски и изолировать пожилых людей и всех, кто находится в зоне риска. Возвращение к работе без этих мер предосторожности – а также без системы тестирования, без отслеживания контактов и с совершенно неэффективным режимом самоизоляции – привело к тому, что продолжение первой волны или появление значительной второй волны стало неизбежным. Впрочем, к началу августа «вторые волны» вроде как достигли максимума, а в последние дни месяца стало казаться, что период избыточной смертности уже близится к завершению. Если бы осенью не пришла новая волна, если бы хоть одна из вакцин прошла третью фазу испытаний, если бы экономика «поравнялась» с фондовым рынком, тогда Трамп мог бы заявить, что благодаря ему страна, заплатив приемлемую цену, сумела избежать катастрофы, которой так боялись эпидемиологи. Вопрос был только в том, поверят ли ему – или просто обвинят в экономических трудностях и в хаосе, порожденном протестами. Как уже давно сказал Генри Киссинджер, лидеров редко хвалят за то, что им удалось избежать бедствий, и гораздо чаще ругают за рекомендованные ими неприятные профилактические меры. В августе политическое будущее Трампа казалось предрешенным: в ноябре его ждет поражение. В сентябре и октябре ему не посчастливилось: в стране, особенно на Среднем Западе, снова возросло число заражений COVID-19; ни одну вакцину до выборов не одобрили; а фондовый рынок просел, несмотря на значительный рост в третьем квартале. И все же привычный политический анализ, повенчанный с методологией уже минувшей эры, по-прежнему недооценивал, насколько большую роль в современном мире играет онлайн-дезинформация (как «отечественного производства», так и поступающая из-за рубежа), – и, вероятно, это может объяснить, почему на выборах 2020 года разрыв между кандидатами оказался намного меньше, чем предсказывали результаты опросов. В частности, все еще было неясно, как сильно повлияет на выборы – и повлияет ли – набирающая обороты холодная война между США и Китаем, в необходимости которой Трамп убедил довольно многих американцев. В следующей главе, завершительной, мы еще увидим, что именно из-за этого конфликта сверхдержав некоторые комментаторы в 2020 году предрекали закат и падение американского доллара. Впрочем, они забывали о тех суровых уроках, которые однажды преподал Джону Мейнарду Кейнсу рынок иностранной валюты.

Возможно, Кейнс действительно был величайшим экономистом XX века, но на валютном рынке он торговал весьма посредственно. Мало того, что он чуть не обанкротился в 1920 году, но он еще и просчитался примерно так же двенадцать лет спустя. Торгуя американскими долларами на коротких позициях с октября 1932 года по февраль 1933-го – и не получив особой выгоды, – он закрыл позицию 2 марта 1933 года, за восемь дней до того, как конвертацию доллара в золото приостановили. «Валютные курсы сейчас можно разве что угадать», – посетовал Кейнс^[1394]. А что должен был принести нам четвертый квартал 2020 года – в медицине, экономике и политике? Об этом и правда можно было только догадываться. Глава 11

Задача трех тел

Чтобы… вывести базовую модель космической социологии, вам потребуются две важные концепции: цепочки подозрений и технологический взрыв.

Лю Цысинь. «Темный лес»^[1395]

Предгорья холодной войны

В замечательном научно-фантастическом романе Лю Цысиня «Задача трех тел» Китай сперва безрассудно создает угрозу для существования человечества, а потом изобретательно решает проблему. В безумные дни «культурной революции», устроенной Мао, астрофизик Е Вэньцзе обнаруживает, что Солнце может служить ретранслятором для усиления радиоволн, и отправляет послание во Вселенную. Годы спустя она получает ответ с планеты Трисолярис, находящейся на неустойчивой орбите. Китаянку просят никогда больше не отправлять никаких сообщений. Е Вэньцзе, глубоко разочарованная в человечестве, все же нарушает запрет и выдает авторитарным властям трисоляриан месторасположение Земли. А те как раз ищут новую планету, поскольку их собственная находится под хаотичным воздействием гравитационного притяжения трех солнц (отсюда и название романа). Е Вэньцзе настолько ненавидит людей, что приветствует возможное вторжение пришельцев, вступает в партнерство с американцем – радикальным защитником окружающей среды – и вместе с ним создает общество «Земля – Трисолярис», своего рода «пятую колонну». Они хотят помочь трисолярианам уничтожить человечество, но их заговор блестяще раскрывает тандем героев: Ван Мяо, профессор нанотехнологии, и Ши Цян, грубый, но проницательный полицейский из Пекина^[1396].