Я пытался встать, чтоб немного размяться, так как физическая нагрузка немного снижала боль, однако стоило попробовать сползти с кровати, и сил не то что встать, залезть обратно не было. Кости, мышцы, голова — всё болело так, что слезились глаза. Постоянно тошнило. Сердце билось как сумасшедшее, и я чувствовал глазными яблоками давление изнутри. Было так жарко, что всё тело обливалось потом. А в животе всё скручивалось в узел из-за спазмов.
Казалось, что организм разваливается.
— Фея… мразь… ты же сказала, что лекарства подействуют… — прохрипел я. Даже говорить тяжело, челюстные мышцы и суставы болят так, будто туда засунули битого стекла. Кажется, я немного терял связь с реальностью.
— Тебе должно было помочь, — она стояла прямо надо мной.
— Не помогло, блять… господи… меня сейчас разорвёт…
— Это ломка.
— Завали рот, Фея. Я знаю… знаю, что это ломка… — я схватился за голову, так как мне казалось, что голова вот-вот лопнет. — Как же больно, блеять… господи…
Единственное, что меня теперь интересовало — наркотики. Я не говорил это вслух, но внутри буквально кричал, что мне нужна доза. Хоть чего-нибудь, даже если это будет долбаный «крокодил», от которого гниют мышцы.
— Всё не настолько и плохо, Томас, — спокойно произнесла она.
— Да как не плохо?!
— Лекарства купируют часть боли.
— Говори на человеческом! — рявкнул я. — Я не заканчивал мед, мне непонятна половина слов! Чтоб даже в таком состоянии мне было понятно!
Мне хотелось забить её до полусмерти за то, что она такая тупая. Одно её лицо меня неимоверно раздражало и бесило. Ненавижу эту суку… убью её, убью нахрен, но только когда станет лучше…
Весь мир вокруг меня теперь был до ужаса раздражающим и ненужным. Все казались врагами, людьми, которые только и ждут, чтоб лишний раз насолить мне, напакостить, пока я в таком состоянии. И ломка, это долбаная ломка — лишь часть их плана, чтоб подпортить мне жизнь. Они завидовали мне, вот в чём причина. И если не могут убить, то пытаются хотя бы так отыграться, мрази. Возможно, изначально они и собирались так поступить, все они. Ведь даже будучи наркоманом, я был куда дееспособнее, чем сейчас, когда похож на овоща.
И все эти мысли сводились к одному — мне нужны наркотики. Чтоб избавиться от боли, мне нужно хотя бы немного наркотиков. Просто один раз, чтоб перестать мучиться. Разве я много просил? Я не против бросать, но и мучиться не хочу так сильно! Матерь божья, да я словно на пытках! Это не бросать наркотики! Это мучить человека! Нахер мне не сдалось это!
Мне нужно хотя бы немного, немного того или иного. Да хотя бы чего-либо…
— Лекарства перекрывают часть боли, — продолжила Фея. — То есть тебе ещё не так больно, как могло быть.
— Спасибо! — прорычал я. — Я сейчас обосрусь от радости!
— Ну, это тебе ещё только предстоит. Сутки на третьи или на четвёртые у тебя будут спазмы в животе.
— У меня уже спазмы!
— Это ещё не спазмы, — покачала она головой. — Пока не спазмы.
— Завались, Фея… — прохрипел я и заплакал от новой волны боли. — Вколи мне что-нибудь! Да хоть тот же морфий, блин!
— Не могу. Вернее, я только недавно ввела обезболивающее, а вот морфий… ты действительно хочешь этого?
— Конечно же нет! — заорал я. — Не смей давать мне наркоту!
Но в голове я кричал немного иное: «Конечно же да! Давай мне эту наркоту!».
— Потерпи, я поищу что-то более сильнодействующее, — произнесла мягче она.
— Я умру…
Мне было не стыдно плакать. Если это хоть как-то облегчит состояние, мне не стыдно этим заниматься.
— Не умрёшь.
— Твою мать… я уже придумал тысячу причин закинуться… — прохрипел я сквозь зубы. Просто у меня свело судорогой челюсть. — Если… если меня окончательно накроет, и я поеду мозгами, даже если буду приказывать…
— Ты выдержишь, — ответила она спокойно. — Мне не нужен босс-наркоман, Томас. Поэтому я намерена покончить с твоим пристрастием.
— Что ж тогда не убьёшь?
— Ну, к этому мы перейдём, если ничего не получится, — ответила она невозмутимо и подмигнула.
— Шутишь… — выдохнул я и буквально скрутился от внезапно скрутившей меня боли. Суставы и кости, казалось, одновременно сломало. — Можешь и схлопотать за такую шутку…
— Ну ты пока различаешь, когда человек шутит, поэтому всё не так уж и плохо, верно? — пожала Фея плечами.
— Голову не покидают мысли… Мысли, что надо закинуться, — пробормотал я. — Словно я действительно хочу быть наркоманом.
— Тело хочет, — поправила она. — Это нормально. Ты не спал сутки, тебя мучает боль, поэтому не удивительно, что ты мыслишь так. Начинает казаться, что это твои настоящие мысли — быть наркоманом.
— Жесть…
— Жесть, — согласилась она. — Теперь ты видишь, почему нас иногда называют торговцами пустыми надеждами и горем.
— Ну хоть не смертью.
— Это к оружейникам. Кстати говоря… хотя нет.
— Что? — с трудом повернул я к ней голову.
— Когда придёшь в себя, тогда поговорим. Ничего важного, что требует даже нашего внимания.
— Ясно… хочу кокса.
— Тебе дать?
— Нет…
— Вот и хорошо. Через час я дам тебе ещё лекарств.
— В задницу твои лекарства, — неожиданно зло ответил я ей, но Фея даже не обиделась. Понимала, что скачки настроения — вполне нормальная реакция. Но как же я сам устал от этого. С одной стороны, хочется орать благим матом, с другой — плакать, с третьей — едва ли не обнять весь мир. А ещё эта параноидальная мысль, что мне нужно срочно закинуться. Постоянная, шепчущая всеми мне известными голосами: от моего до сестринских.
На третий день, как и говорила Фея, добавились спазмы в животе. Это было не страшно на фоне всего того, что было до этого. Непрекращающаяся боль, бессонные ночи, сознание, которое плавает где-то между реальностью и забытием — благодаря этому боль в животе не сильно-то и добавила мне дискомфорта. Но вот что действительно выбивало из колеи — диарея и сильная рвота. Всё то, что я пытался поесть до этого, понимая, что двое суток без еды не есть хорошо, вышло весело и непринуждённо. Я даже и опомниться не успел. И такое продолжалось на протяжении нескольких дней. Мне даже наняли седелку, всё ту же женщину, что следила за детьми. Сам я не был в состоянии за собой следить.
Но даже такой ад бесконечного круговорота боли, судорог, спазмов и поноса прямо под себя имел конец. Всего лишь неделька ощущений, будто тебе в тисках ломают кости с суставами, наполняя эти промежутки жидким металлом и стеклом, а органы выдирают когтями, и ты чист.
Я понимаю, почему наркоманы не выбирают такой путь. Сам по себе человек, который уже опустился под тяжестью проблем на самое дно, просто не сможет найти силы противостоять ломке. Это то же самое, что прошедшего без воды пустыню Сахару попросить пробежать десять километров за двадцать минут. Тут после первого дня, когда ломка ещё не началась, тебе плохо так, как не было никогда до этого, не считая твоего рождения, а после так вообще спектр всех эмоций, который можно сравнить только с поступлением в первый класс.
Но Фея была права, лекарства действовали. То, что занимало в норме две недели и даже больше, у меня заняло неделю, после чего пошло на убыль. Зависимость всё ещё оставалась, но саму тягу всё же начали подавлять лекарства, которые, собственно, и частично обезболивали. Но пройти такое ещё раз…
Всё пусть и медленно, но приходило в норму. Руки двигались, мышцы и суставы до сих пор болели, но уже далеко не так, как до этого. Аппетита не было, но и еда больше не просилась обратно через все возможные пути, как раньше. А тяга нюхнуть и кольнуться пусть и присутствовала, но уже не в такой мере, как до этого. Я вполне теперь мог противиться этим желаниям.
Но что меня будет преследовать всегда, так это позывы ещё раз, в «самый последний» ощутить прилив кайфа. От них я вряд ли смогу избавиться. «Героин умеет ждать» и «бывших наркоманов не бывает» — это взялось не с потолка. Каждый раз при грусти, неудаче и прочей угнетающей ерунде я буду возвращаться мыслями к тому, как же хорошо и спокойно было под кайфом. И каждый раз, чем хуже мне будет, тем больше будет этот соблазн. Кто-то скажет, что это же просто, но просто он пусть представит, что у него очень сильно чешется какое-то место. Так, что он не может усидеть на месте и невольно сам тянется к нему. А теперь пусть представит, что это находится у него в мозгу и доводит до того, что парализует всю мозговую деятельность.