Я слышала крики тех детей каждую ночь. Это не вернуло мне родителей, двоюродных братьев и сестёр, лишь прибавило боли. Но теперь на мне висели и жизни детей, которые ни в чём не были виноваты. Каждый вечер даже после освобождения я не могла уснуть. Это высасывало из меня жизнь, самую душу, рвало сердце изнутри. Я не могла больше жить, хотела покончить с этой жизнью. Но… всё вышло иначе. По договору, на основе которого меня отпустили, я прошла химеотерапию и лишилась импульса, после чего была сослана сюда. Возможно, чтоб не мозолила глаза, но скорее всего чтоб избежать мести тех, кто захочет поквитаться со мной за убитых.

И уже здесь я, желая найти быструю смерть, как избавление, увидела этих детей. Голодных и одиноких детей, которых кормили святые сёстры. И мне показалось, всего лишь на секунду показалось, что это… это… это шанс… возможность искупить свою вину. Второй шанс прожить эту жизнь, как человек. И там, в храме, я раскаялась святому отцу, расплакалась и излила свою душу, излила всю боль, которую носила в себе. Он выслушал меня. И знаете, что сказал?

— Что? — негромко спросил я.

— Не каждый имеет право быть прощённым, но каждый имеет право на второй шанс. Шанс если не исправить, то искупить свою вину. Восполнить недостаток Света. И я нашла там своё пристанище. Я стала младшей святой сестрой. После нескольких месяцев я перестала слышать крики детей в своей голове по ночам. Через год я почувствовала себя… свободной. Не прощённой, но свободной девушкой, которая получила второй шанс. И всё это время я служила в храме Святого Света, где меня приняли несмотря на то, что я сотворила. Сколько бы я ни слушала проклятий в свою сторону, как бы в меня ни плевали люди, как бы они ни ругались, я никогда не злилась и всегда хотела им помочь. Помочь обрести душевный покой, потому что они заблудились. И я… я так старалась помочь им, так отдалась вере, так пропиталась этим Светом, что позабыла, кем была сама… Забыла то, что не имела права забывать. Стала считать себя чистой девушкой, той, кто не имеет грехов, совершенно забыла своё прошлое. Решила, что… что я имею право считать себя чистой. Но меня вернули на землю и заставили вспомнить кое-что очень важное.

Мария вздохнула и обернулась ко мне. Я встретился с тяжёлым взглядом человека, которого я, казалось, совершенно не знал. Она словно… иная. Не та Мария дель Кармен, что я встретил. И мне стало тоскливо и страшно. Страшно за неё и за всех тех, кто был мне дорог — практически все они кончили одинаково, а я до сих пор жив.

— И что же это, очень важное? — спросил я.

— Практически каждый имеет право на второй шанс.

— Второй шанс… — пробормотала она, после чего отвела взгляд, пробежавшись им по комнате. Её комнате, которая стала её домом. Совсем простенькая, обычная комнатка, не сравнимая с той, что была у неё до этого. Не хоромы, но куда лучше. — Перед вами стоит не святая дева, Эрнест. Я убийца, виновная в смерти семидесяти пяти беззащитных мирных жителей. Я виновна в преступлении против человечности и не заслужила и никогда не заслужу прощения за содеянное. Но у меня есть второй шанс. Шанс сделать то, что осветит тёмный мир хотя бы немного. Хотя бы как-нибудь искупить вину. Даже у такой, как я…

Мария взглянула на человека перед собой. Она бы сказала, что он ещё совсем молод. Шрамы на правом лице мешают разглядеть лицо полностью, точно определить возраст, но вряд ли старше двадцати. И взгляд… раньше она бы сказала, что перед ней юноша, молодой, стеснительный, но со стержнем внутри. Сейчас же, зная, кто он…

Мария не могла видеть его теперь иначе, будто со знаниями изменилась и его внешность. Перед собой она видела убийцу. Хладнокровного человека, который мог перешагнуть через десятки тел, идя к собственной цели, и даже не заметить этого. И… он так и делал. Он убил стольких людей, погубил столько жизней и губит их даже в этот момент, каждую секунду. Человек, который был ей не безразличен, которого Мария даже возжелала после всего пережитого, хотя уже думала, что такое желание вряд ли возникнет, Эрнест, или как его зовут в действительности — он становился всё дальше и дальше…

Нет, она сама хотела оттолкнуть его как можно дальше. Несмотря на то, что маленькой частью души до сих пор хотела, чтоб он был рядом, желала его отшвырнуть от себя. Хотела сделать больно, как он делал больно другим, порвать любой контакт и любую связь в надежде, что это доставит столько же страданий ему, если их отношения когда-либо что-то значили для этого человека.

Она хотела заставить его мучиться. Хотела попробовать его сломать, если Эрнест действительно любил её.

Такова была первая мысль, когда она отошла от шока и странного воздействия той женщины, что именовала себя Ишкуиной. Пустота осталась, но вместе с ней пришло и желание творить боль и страдания причине, из-за которой это произошло.

А потом…

А потом она пала…

Нет, она не пала. Мария поспешила поправить себя — она уже была падшей, и женщина лишь напомнила ей об этом. И с воспоминаниями пришло понимание того, что она должна сделать. Как должна поступить, если этот человек был ей действительно не безразличен, и если все слова, что Мария говорила, во что все эти года верила, не пустой звук и громкие слова. Если действительно верит в то, о чём говорила всем.

Это её вера. Её стержень, который ещё стоит внутри. Она должна перешагнуть через собственные чувства и обиды, сделав, как требует того свет, что ещё остался внутри её сердца, а не тьма, которая начала обволакивать разум.

Мария мужественно, как бы забавно это ни звучало, взглянула на совершенно незнакомого человека. Она действительно верит в то, что говорит, и обязана поступить так, как того требует свет, а не её злость, боль и пустота.

Это её свет.

— Я лишь хочу узнать правду, — негромко произнесла Мария, смотря на него. — Любую, какой бы она горькой и ужасной ни была, — и негромко добавила. — Пожалуйста…

Он смотрел на неё, не изменяясь в лице. Теперь, зная правду, она даже ощущала лёгкий страх. Едва заметный страх, будто он был опасен для неё, но внутреннее чувство света всё равно было сильнее.

Эрнест обошёл её, не промолвив ни слова. Совершенно непроницаемое немного пугающее лицо, будто его душу ничего не могло тронуть. Медленно подошёл к окну, выглянул через штору, после чего прошёлся по залу под пристальным взглядом Марии. Остановился перед фотографиями, разглядывая их. Эрнест будто не замечал её, не хотел замечать или надеялся, что вопрос исчезнет, как исчезают лужи в тёплую погоду.

— Эрнест, прошу вас… — начала было Мария, но её неожиданно перебили.

— Меня зовут не Эрнест, — сухо, хрипло ответил он, даже немного грубо, словно его раздражала Мария.

— Я… прошу прощения…

— Не извиняйтесь, — так же сухо вновь перебил он её, рассматривая фотографии.

— Тогда… Томас, верно? Томас Блэк? Вас…

— Нет, — он упрямо не смотрел на неё, при этом сохраняя какую-то безразлично сухую интонацию голоса. — Меня никогда так не звали. Ни Томас, ни Эрнест. Нурдаулет. Меня зовут Нурдаулет.

— Нурдаулет?

— Что вы хотите услышать, Мария?

— Правду, — негромко отозвалась она.

— Правду? Какую? Вы уже знаете, кто я, не так ли? Что бы вам ни рассказали, вас, скорее всего, не обманули, — отозвался он. — Более того, наверняка ещё и не всё рассказали.

— Но я хочу, чтобы это рассказали мне вы. Не кто-то, а именно вы. Я поверю любому вашему слову, только скажите мне правду.

Но Мария лукавила. Нагло врала. Она уже знала правду и верила в неё. Просто хотела услышать её от него. Услышать, как ответит человек перед ней.

— Именно я? — усмехнулся он, посмотрев на неё. И только сейчас Мария почувствовала от него гнетущую ауру, что-то нехорошее и жуткое. Его усмешка была оскалом человека, который может загрызть любого на своём пути. И его улыбчивая внешность — лишь обманка. — Хотите услышать? Действительно?