– А сколько ей лет?

– 30, может, чуть больше… – я не знаю точно.

Старик почувствовал мой неоформленный пока что интерес.

– Она красивая женщина, не так ли?

– Соглашусь с вами.

– И знаете, чем-то она мне напоминает мою Елену. Такое же лицо, такие же глаза. Иногда, когда я гуляю по нашему внутреннему дворику, а они с мужем возвращаются домой и она подходит ко мне, чтобы поздороваться, она также наклоняет голову и поправляет выбившийся локон. Вот только у моей Елены были светлые волосы…

– Вы дружите семьями?

– Да, можно сказать, что мы дружим семьями. Я нянчился с маленьким Кириллом, когда он только родился. Родителей постоянно не было дома, а бабушки и дедушки, насколько мне известно, живут далеко от столицы… Иногда мы устраиваем семейные вечера. По праздникам, например, или так… просто… по выходным, я ведь понимаю, что отчасти они делают это, чтобы таким образом поддержать мою одинокую старость. У меня ведь никого не осталось после смерти жены… Да я, в сущности, не жалуюсь, мне приятна их семья. Приятно, что есть…, – старик осекся. Он не произнёс самого главного. Сходство Елены и его супруги было очевидным. Для него эта семья была ещё и возможностью запечатленный образ молодости сохранить как можно дольше. Знала ли нынешняя Елена историю старика? Знала ли, что роковым образом они так похожи? Да как вообще стало возможным такое стечение обстоятельств при котором один человек, нашел воплощение прошлого в другом в размахе двух лестничных пролетов. Жизнь полна неожиданностей – подумалось мне…

Сегодня Гансу не здоровилось. Он нервничал и все время говорил о том, что боится не успеть дорассказать своей истории.

– Елена родила мне сына спустя семь месяцев. Роды были несложными. Сложной была жизнь. Я долго возился с поисками работы. Вынужден был браться за все, что у годно. Разгружал тележки с продуктами, пробовал охранять склады, любой подручный труд. Я долго шёл к мысли о том, что мне не хватает образованности. Елена в отличие от меня имела профессию. Она была учительницей и по достижении нашим сыном определенного возраста устроилась работать в школу. Однажды осваивать профессию решил и я. Это было время тотального строительства. Страны восстанавливались после сокрушительного натиска фашисткой Германии. Я ушел учиться экономике – колледж, затем университет. Приходилось подрабатывать. Единственным минусом в то время была финансовая нестабильность и колоссально крошечное количество времени, которое мы могли проводить с семьей. Я приезжал на выходные. Но это все было много позже после окончания войны. Пока же я вынужден был мотаться на заработки в пригород. Там располагалась ферма, где требовались сезонные полевые рабочие. Когда салютовали Победу, я собирал из разных частей машины, чтобы те могли выйти в поля. Конечно, что-то удалось сохранить. Но парк был практически на нуле. Никто не знал с чего начинать – во всех странах без исключения была одна и та же проблема – никто не знал, как поднимать машиностроение, сельское хозяйство, промышленность. Мы были первопроходцами на крошечной ферме – первые сотки первых овощей. Это потом Эрхард провозгласит принципы рыночной экономики, свободу частного предпринимательства, конкуренции, но в первые дни после окончания войны это все не имело никакого значения. Просто тотальная безработица и разруха.

Ганс замолчал. Видно было по его лицу, что он выбирает, какое воспоминание предложить мне следующим, я не решался задавать вопросы лишь делал пометки в своём блокноте. Собственно, сегодня его рассказ не содержал ничего достойного внимания. Я даже задумался о чем-то своем, как вдруг в дверь постучали. Старик встал со своего места и отправился открывать дверь.

– Добрый вечер, – услышал я знакомый голос из прихожей. Это была Елена. Я вышел, чтобы поприветствовать и её тоже…, – Ой, и вы здесь? Простите, я, наверное, мешаю вашей работе…

– Что вы-что вы, – засуетился Ганс – я заметил, как он изменился в её присутствии.

– У нас тут с мужем возникли неотложные дела и совершенно не с кем оставить Кирилла, я хотела вас просить…

– Приводите, конечно, приводите, я с удовольствием…

– Приводите, Елена, – вмешался я… Мы с Гансом все равно заканчиваем на сегодня, а если хотите я мог бы погулять с вашим сыном во воре.

Эта моя решимость поставила в тупик. Она бы никогда не доверила своего ребёнка незнакомцу, ведь мы фактически едва знали друг друга… Некоторое время она колебалась, затем кивнула…

– Я сейчас…

Через пару минут на пороге стоя Кирилл – упитанный мальчуган в джинсах, свитере, расстегнутой куртке и шапке в своих пухлых пальчиках. Он недоверчиво посмотрел на меня и немного смутился. Видимо, от природы неразговорчивый и нелюдимый сейчас он чувствовал себя вдвойне некомфортно. Но выбор был сделан за него.

– Привет, дружок, я Макс, – я присел на корточки перед ребенком и вытянул вперед руку для приветствия

– Кирилл, – ответил мальчуган вялым рукопожатием.

– Мы вернемся часам к десяти, вы его не укладывайте спать, если вам захочется погулять – сходите с ним, но только если это не трудно для здоровья, – Елена давала последние ценные замечания, а я наблюдал за её сдержанной манерной деликатностью. Была в ней какая-то порода, и я не мог определить, что испытываю к этой женщине. К людям я был недоверчив, к женщинам тем более, в любовь категорически не верил, симпатию не воспринимал, как вид ощущения. Может, мне просто нравилась красота, которая исходила из неё. Не только та внешняя, но и что-то глубже молчания. Бесспорно, она разительно отличалась от большинства. Она практически не смотрела на меня. Последним к кому она обратилась, был Кирилл…

– Иди ко мне…, – теперь она присела на корточки перед своим ребенком…, – малыш, обязательно поужинай, слушайся дядю Ганса, и промывай почаще нос. Слышишь меня? Прямо сейчас иди и займись носом. В городе инфекция. Пойдешь гулять – одевайся тепло. Я люблю тебя…

– Я тебя тоже…, – сын поцеловал свою мать в губы, и она упорхнула за дверь.

Когда Кирилл привычно расположился перед телевизором, я подсел к Гансу и спросил…

– А за что вы убили сына?

Ганс замер, пораженный бестактностью, оказавшись застигнутым врасплох. Он хотел было сказать правду, очевидно, но лишь невнятно указал мне на мальчугана перед телевизором.

– Его мать хотела, чтобы вы прогулялись, кажется, оденьтесь потеплее. Передавали заморозки…

Елену мы встретили около подъезда одну. Её муж парковал свой автомобиль, а она, завидев нас с Кирилло, подошла, обняла сына и поблагодарила за проведенное с ним время.

– Пустяки, – ответил я…, – Вы приснились мне сегодня…

Женщина вопросительно посмотрела на меня в упор:

– Вы тоже…, знаете, я не помню сюжета, но что-то невесомое, словно, вы пели мне колыбельную. Мне было спокойно.

– Нет, у меня по-другому. Лодка. Представляете, мы сидим в лодке – вокруг серый-серый пейзаж – много тумана. Внезапно лодка отвязывается от пристани, и мы уплывает на середину озера.

– Лодка – это хороший символ.

В это время к нам подошел муж Елены. Я впервые увидел Вадима и поразился тому, как такая женщина могла находиться рядом с этим человеком. Он производил отталкивающее впечатление своей грубостью, неотесанностью, абсолютным отсутствием такта. Этакий воротила из девяностых, который даже внешность имел соответствующую. Уж не знаю, в каких таких сражениях Вадим сломал себе нос, но зрелище это было то ещё. Одним словом, я растерялся. Зато он за словом в карман не полез:

– Почему же ты в прошлый раз не помог моей супруге удержаться на ногах?

Не зная, что ответить, я вопросительно посмотрел на Елену…

– Не обращай внимания, – улыбнулась она, – Вадим немного грубый, но добрый… и она прильнула к его свитеру.

– Ну, что, по домам? – уверенно правил воротила.

– Да, пора, спасибо, Макс, вам ещё раз за помощь.