— Ну, в общем-то, ожидаемо… — он совершенно не огорчился отказом и повернулся к медсестре. — Давайте от греха подальше пока уберем все, кроме санобработки. А там посмотрим на получившуюся картину…

Скажу честно, назад в палату я входил с опаской. А вдруг глюки в моем мозгу привязались к месту, и стоит мне остаться одному, как меня снова вштырит? Пересилив себя, посидел сначала в кресле, потом выключил свет и еще немного посидел, но какой-либо реакции не дождался. Поняв, что действие лекарств прекратилось, я упал в кровать и, немного покрутившись, заснул.

— Подъем! Я пришел сказать тебе, что солнце яркое там встало и что-то нежное пропело, — меня тормошил Николай, пытаясь разбудить.

— Меня нет, я больной, и вообще, где медсестра? — наивно же пытаться таким образом выкроить еще пару минут для сна, но вдруг прокатит?

— Не-а, ты не больной, ты симулянт, — с меня сдернули одеяло.

Резкий переход от теплого кокона к ледяному окружению дал живительный пинок для организма. Сразу заморгали глаза, зашевелились руки и засучили ноги…

— Мы тебе одежду привезли! Держи! — на меня упало что-то мягкое.

Сев на кровати, я развернул комок. Надо же, моя больничная одежда. Ну, та, в которой я ходил до костюма.

— Да, заехали к тебе домой, — тут же подтвердили мне. — Вот ключ, не забудь потом, — об стол стукнула железяка.

Интересно, как они пробирались мимо цербера подъездного? Хотя, чего это я? Корочки показали, и вперед. Позевывая, я оделся и пошел в туалет плескаться в холодной воде. По пути поздоровался с Василием, который что-то с очень серьезным видом рассказывал медсестре.

Но вообще по поведению ребят я понял, что кризис, в чем бы он ни заключался, миновал. По пути на почтамт Василий насвистывал какую-то мелодию, а Николай вообще перестал смотреть по сторонам, открыл бардачок и что-то в нем перебирал, изредка хмыкая. Да и на радиостанцию мы поднимались не как в прошлый раз…

То ли я исчерпал лимит приключений, то ли аура благолепия и спокойствия, разливающаяся вокруг от эмгэбэшников, так повлияла, но эфир прошел совершенно ровно. Просто сел, поздоровался, прочитал и откланялся. Всегда бы так.

— Михалыч, а у тебя есть удочка? — я крутил в руках микрофон. Вернее, я рассматривал не столько микрофон, сколько стойку от него. Массивное круглое основание, U-образное крепление… В голове почему-то всплыло слово «канделябр», которым били жульничающих в карты. Мне же стойка мешала тем, что в процессе зачитывания новостей нельзя просто переложить что-то слева направо или вытянуть перед собой. Стоит такая мандула перед носом, и трогать не смей, иначе в эфире шум будет.

— На рыбалку, что ли, собрался? Так поди, в лесу полно всего, пойди и сруби, — не понял меня повелитель аппаратной.

— Да нет, микрофон подвесить, — начал пояснять я. — Один конец удочки к стене, другой над столом. Микрофон сверху спустить на леске или прямо на кабеле. И вибрация передаваться не будет, и места больше для диктора появится.

— Толково! Только я про это уже думал. Гляди! — он достал из-за шкафа какую-то мешанину из палок.

— Одним концом крепим сюда, а на другой микрофон, — внезапно эта куча из палочек превратилась в прекрасно знакомый мне пантограф. — Только пока в соединениях проблема, проседает, зараза.

— Так можно же не зажимать, а просто по пазам двигать или отверстий насверлить вот так… — обрадовавшись уже практически готовой конструкции, я начал накидывать идеи.

— Товарищи! А кто из вас Вячеслав Владимирович? — в нашу беседу вклинилась какая-то девушка. — Я от Петра Георгиевича.

Простое платье в полоску, короткая прическа и открытое лицо с широкой улыбкой. Ух ты, какую красивую кураторшу нам прислали…

Я рассматривал пришедшую девушку и недоумевал. Странно, такая молодая, а уже двинули на такую ответственную должность, ведь куратору надо знать там всякие постулаты, течения и прочие догмы коммунизма. Ну, и самое главное: иметь доступ на пьянки и в закрытые кабинеты, на которых как раз и выясняются нюансы всех постановлений и распоряжений. Хотя,… с другой стороны, может решили немного отпустить вожжи и дать простор для развития?

— Очень хорошо, что вы пришли. Как раз вовремя! — для начала я решил не давить на явственно смущающуюся девушку. — Раз вы от такого человека, то выбирайте место и давайте поговорим, а то сами видите, здесь у нас пока без изысков. И давайте для начала еще раз познакомимся, только поплотнее, а то подозреваю, что вы все про меня знаете, а я про вас нет, — вернувшись за стол, я жестом еще раз предложил ей выбрать себе любое место. Однако она отказалась и просто пододвинулась поближе.

— Алевтина Ришар, — начала она, немного смущаясь. — Отыграла в Тамбовском драматическом театре два сезона, но теперь переезжаю в Москву к мужу.

— Погодите! — прервал я ее. — Вы же сказали, что от Петра Георгиевича?

— Ну да, он меня и направил к вам, — она согласно кивнула головой.

— Так. Я, кажется, немного запутался. А в качестве кого он направил вас к нам?

— Если честно, то не знаю. Он сказал, — тут она немного смутилась. — Раз я такая шебутная и выдумщица, то может, что и получится вместе с вами…

Немного пообщавшись, я полностью развеял свою первоначальную догадку про кураторшу. Алевтина Михайловна к партийным делам не имела вообще никакого отношения. Просто возвращались с мужем из Ленинграда и остановились погостить. И на совместном праздновании дня рождения кого-то из знакомых в беседе выяснилась наша беда с дикторами. Муж, работающий режиссером радио в Москве, тут же сделал стойку и, немного провентилировав вопрос с чиновниками, выдал мысль попрактиковаться немного на региональном радио. Дескать, в большом городе пока она никто и звать ее никак, а так придет уже с профильным опытом. Сама же Алевтина полностью поддержала эту идею, так как, поиграв в театре, она поняла, что это не ее стезя, а просто сидеть дома домохозяйкой совершенно ей не интересно.

— Ну, тогда вы попали по адресу, — обнадежил ее я. — У нас тут пока ничего нет, кроме утренних новостей. Зато идей и задумок на целый поезд! Мне сейчас надо в больницу на перевязку, — я показал на голову, — так что оставляю вас одну в этом бедламе. Ну, и чтобы не было скучно, то у меня для вас аж целых два задания на завтра. Не бойтесь, — увидев, как напряглась девушка, я обругал себя за начальственный тон, — надо просто сходить в отдел информации, — я постучал по папке, — и наладить контакты, чтобы нам было что читать завтра.

Я немного покрутил лежащую на столе папку.

— И второе, самое сложное. Соседняя комната, с табличкой «редакторская». Там у нас полный творческий беспорядок. Походите, посмотрите и прикиньте, что можно выкинуть, а что нужное и надо оставить. В общем, обустраивайтесь. А завтра обсудим мои и ваши идеи. Не зря же вас Петр Георгиевич обозвал шебутной?

Она робко улыбнулась и кивнула. Ну и отлично, не одному же мне все время быть в режиме «котенок в ведре с водой»…

— Очень хорошо. Еще буквально день-другой, и о повязке можно будет забыть, — осмотрев меня, доктор подсел к столу и открыл мою историю болезни. — Рекомендации прежние: больше сна и витаминов, меньше тревог и волнений.

— Доктор, скажите, а почему в гипсе не делают дырочек? — я обшаривал взглядом процедурную.

— Позвольте поинтересоваться, а зачем они вам? — впервые во взгляде доктора я увидел что-то похожее на удивление.

— Чешется вот тут, — я ткнул пальцем в район локтя, — сейчас бы раз и почесал…

— Да, это известная проблема, — согласился он. — Просто чуточку потерпите, организм привыкнет, и чесаться больше не будет.

Потерпите. Ему легко такое говорить. Стоило моим мозгам осознать, что все около локтя закрыто гипсовой броней, как все мысли стали крутиться только вокруг зудящего участка. На сам зуд, в принципе, было пофиг, но вот отсутствие возможности почесать выводило из себя. Я встал и подошел к стеклянному шкафчику. Не то, одни баночки…