Я бы зажала уши, но Готрид держит меня крепко. Завыла бы волком, но проклятая ладонь дает мне только мычать. Я даже дернуться не могу: острое лезвие впивается в шею. Одно неверное движение — и я истеку кровью. Так не должно было случиться… Это ведь все происходит не с нами, верно?

— Брось меч подальше, — надменно командует Готрид.

Не представляю, что сейчас творится у Рона в душе! Он не скандалит, не спорит, не сопротивляется, — молча откидывает любимый клинок в темноту. Со стороны может показаться, что это решение далось Рондару легко, но если даже у меня разрывается сердце, то что тогда испытывает он?

— Отпусти ее, — глухо повторяет мой герд.

— Не спеши! — старый дракон усмехается, его жаркое дыхание щекочет мне затылок. — Я слишком хорошо знаю эту маленькую дрянь! Найди ее флейту.

Рон послушно шарит в опавшей хвое, будто в полусне вижу, как мелькает серебристый мундштук.

— Ломай! — не унимается предатель. — Давай же, Рон! Чем быстрее мы закончим, тем лучше нам обоим!

Рондар пристально смотрит на меня. Легкий ветерок доносит до меня еле различимый шепот: «Прости».

Но за что прощать?! Я достану себе еще хоть десять флейт, а ты своего дракона уже не вернешь. Если Готрид окопается в Фервире, заявит права и защитится армией, про амулет Рона можно забыть. Я не знаю, можно ли уничтожить яйцо двуединости, но если да — Готрид сделает все. Бросит на дно рудников, утопит в реке, расплавит, отнесет в гильдию магов… Позволить ему сейчас уйти означает смириться с поражением.

Я буду любить Рона любым, мне неважно, сможет он когда-нибудь летать и извергать пламя или нет. Но он рожден для другого, и жизнь человека сделает его несчастным. Я должна что-то придумать! Музы, ну где же вы, когда вы так нужны?!

Сломанная пополам флейта, будто тростинка, падает на землю.

— Ну?! — Рондар делает шаг вперед. — Теперь все?

— Все, племянничек, все. Может, стоило бы убить тебя, но к старости я стал таким сентиментальным… Растяну тебе удовольствие. Говорят, у простых людей в тоже полно радостей… Прощай, Эйлин!

Сильный удар по голове — и от боли мозг озаряет яркая вспышка, а в следующую секунду я проваливаюсь в небытие.

Почему-то я всегда считала, что после смерти нет ничего. Был огонек — и погас. Все, черное безвременье. Ни звуков, ни музыки, — пустота. Но меня тянет куда-то, словно к моему телу привязали тысячи невидимых нитей. Вокруг все такое белое, что невозможно смотреть. А еще я слышу мелодию. Мягкую, звонкую, переливчатую… Нет, это даже не флейта, скорее свирель удивительно нежного тембра. Будто бы перламутрового…

—Эйлин… Эйлин! Нет!..

Кто-то зовет меня, но я не могу распознать этот голос. Он одновременно кажется и женским, и мужским, и звучит так далеко, что я не уверена, наяву ли. К тому же, меня так манит эта чудная музыка! Вот бы раствориться в ней, ухватиться за нотку — и улететь туда, где нет боли, мрака и предательства…

— Даже не думай! — одергивает меня кто-то.

На сей раз голос точно женский. И строгий такой, почти как у Талеи, только молодой.

— Ты кто? — оглядываюсь по сторонам.

— Ты отлично знаешь, кто! Куда ты собралась, Эйлин? Тебя ждут! Не лети на музыку, вбери ее в себя. Всю до последнего такта!

— Эвтерпа? — не могу сдержать любопытства.

Неужели музыкальная муза снизошла до меня? Они не слишком общительны! Или это все просто галлюцинация? Сон?

— Может, еще цветочного чаю попьем с зефирками да поболтаем?! — резко отвечает суровая муза.

Ну и грубиянка! Вот так веришь в них, цветы носишь, мечтаешь хоть отчасти уподобиться этим высшим совершенным существам… А они, выходит, не столь и совершенны?!

— Ошибаешься! Мы идеальны, и я не просто так дала тебе эту музыку, Эйлин! Марш назад! Ты слышишь?!

На мгновение из белоснежного облака проступает красивое лицо, обрамленное золотистыми кудрями, а потом невидимые нити обрываются, и я падаю вниз. Лицо Эвтерпы меняется у меня на глазах: локоны становятся пепельными, подбородок — квадратным, фарфоровая кожа — смуглой…

— Эйлин, ты жива?!

— Рон!!! — обнимаю его за шею, утыкаюсь в твердую мускулистую грудь, с упоением вдыхаю ставший таким родным аромат.

— Я думал, он убил тебя, — Рондар прижимает меня так крепко, что, кажется, ребра вот-вот захрустят.

— Где он?! Ты дал ему уйти?!

— Я пытался привести тебя в чувство… Он перевоплотился, — Рон поднимает взгляд в небо. Там, в просвете между соснами, виднеется крошечный силуэт дракона.

— Нет! — вырываюсь из объятий любимого.

Та мелодия Эвтерпы! Я должна хотя бы попробовать!

Набрав в легкие побольше воздуха, закрываю глаза — и пою. Музыка струится по жилам, наполняя все мое существо, сама собой вырывается из груди и бьет вверх, будто гейзер.

Столб слепящего света прорезает ночную темень. Гигантский луч дотягивается едва ли не до самой луны, и железный дракон шарахается в сторону испуганным мотыльком. А потом делает круг, изрыгая пламя, и пикирует вниз.

Моя магия слабеет, столб мерцает, дрожит, мелодия подходит к финалу. Последняя нота повисает неопределенно, — и мое дыхание обрывается. Подкашиваются коленки, я с трудом держусь на ногах, и лишь тот факт, что Готрид подстреленной уткой падает с огромной высоты, вселяет надежду.

Впрочем, в следующую секунду гаснет и она: я не убила его. Трещат верхушки сосен, — Готрид крушит их, как хворост, — а прямо у меня над головой раскрываются драконьи челюсти, краснеет пламя…

—Эйлин!!!

Рон отталкивает меня с такой силой, что я безо всяких крыльев отлетаю шагов на десять. Огненная бьет в землю, сухая хвоя вспыхивает — и вот уже вокруг нас разгорается лесной пожар.

Сквозь рыжие языки Огненного владыки, что облизывают стволы деревьев, я вижу силуэт Рондара. Он цел! И прямо так, в человеческом облике, бросается на Готрида, голыми руками рвет железную чешую, карабкается на шею. Рядом с драконом он кажется таким крошечным! Но это его не смущает, он бьется отчаянно. Готрид извивается раненным вепрем, пытаясь сбросить Рона. Вертит головой, беспорядочно размахивает хвостом ударяясь о сосны… Да, это тебе не арена для поединков!

Я отползаю в сторону, уворачиваясь от пожара, — раскаленный воздух обжигает кожу. Мне хочется помочь Рондару, но я не знаю, как: пот валит градом, лицо жжет, материализовать крылышки — опасно… И вдруг ладонь царапает что-то острое, рука мгновенно становится мокрой от крови. Меч Рона! Но как его передать?!

Нас разделяет стена огня, сверху летят горящие ветки. Треск стоит такой, что оглохнуть можно, — докричаться — не вариант, да и какой в этом толк? «Эй, Рон, лови меч»? Смысла не больше, чем пытаться усыпить Готрида. В лучшем случае — он меня попросту не услышит, в худшем — рухнет на Рона и задавит его своей тушей. Или уронит прямо в огонь… Нет, это будет уже не помощь, а самое настоящее убийство.

Сжимаю эфес, чтобы оторвать меч от земли. Музы, как он его поднимает?! Со стороны мне всегда казалось, что этот клинок — не тяжелее моей флейты, но на деле он весит почти как та портниха…

Стоп! Вот же оно! Если я смогла утанцевать в ванную эту не самую подвижную даму, то почему не провернуть тот же трюк с мечом?! Горло еще саднит после мелодии Эвтерпы, она отобрала много сил, но неужели меня не хватит на простенькую польку?! Главное — держаться за меч покрепче, и тогда он сам донесет меня до Готрида. Мне даже не придется орать!

Бодрая соль-мажорная музыка в этих обстоятельствах звучит нелепо. Если бы Рон не висел сейчас на шее дракона, упрямо раз за разом ударяя туда, где должна быть сонная артерия, а посмотрел в мою сторону, то решил бы, что я свихнулась. Он там на волоске от смерти, его доспехи чуть не плавятся, а я распеваю дурацкую песенку… Мне и самой не по себе, тянет скорее на реквием, но другого выхода нет. Полька — так полька.

Меч, не привыкший к подобной фамильярности, дергается. Я чувствую, как сопротивляется магии сталь: клинок выкован для боев, а не для танцев.