Люди идут по улицам, толпы нападают на полицейские участки и казармы гарнизона. Они входят в иностранные кварталы и заполняют ту территорию, которую занимают китайцы. Иностранцы дрожащими руками задвигают засовы на своих дверях, а гангстеры выходят на улицы, объединяясь с войсками, отправленными на разгон толпы.

– Правильно ли мы поступаем? – спрашивает один из рабочих в толпе.

Его приятель искоса смотрит на него и дрожит. В Шанхае стоит мороз, улицы покрыты инеем, и когда где-то вдалеке кричит ворона, ее карканья почти не слышно, потому что его заглушает яростный вой ветра.

– Не все ли равно? – отвечает его приятель. – Хуже уже не будет. Так почему бы не попытаться?

Они приближаются к вокзалу. Сверху толпа выглядит красиво, к небу подняты тысячи факелов, их оранжевые огни образуют правильный полукруг, они блокируют все пути отхода. Это похоже на войну, и ветер увлекает всех вперед.

– Больше предупреждений не будет, – кричит полицейский офицер, поднеся ко рту мегафон. – Зачинщики беспорядков будут обезглавлены!

Это не пустая угроза. Здесь, на окраине, куда редко заглядывают как высокопоставленные гангстеры, так и иностранцы, уже видели отрубленные головы на фонарях. Они красуются на углах улиц подобно вывескам магазинов – это предостережение другим несогласным, которые пытаются свергнуть власть на территории, где они живут. Все зашло очень далеко, но это никого не пугает.

Алые давно поняли, что люди их уже не боятся. И что бояться надо им самим.

– Долой власть банд! – ревет толпа. – Долой власть иностранцев!

Полицейские выстраиваются. Их палаши блестят в лунном свете – они куда менее удобны, чем пули, но винтовок не хватает. Оружие прежде всего достается армиям Гоминьдана, они забрали винтовки, чтобы вести настоящую войну в других местах.

Рабочие презрительно фыркают, и тучи на небе сгущаются, гася свет луны. В Шанхае тоже идет война. Пусть солдаты в форме еще не прибыли, но это все равно война.

– Нам неважно, что вас много, – слышится из мегафона. – Разойдитесь, иначе…

Полицейский резко пятится, увидев что-то в толпе. Рабочие тоже начинают оглядываться один за другим, поднимая над головами свои фонари, чтобы рассеять темноту.

И видят чудовище, стоящее в толпе.

Люди сразу же начинают разбегаться. Полицейские и гангстеры бросаются в укрытие. Теперь город знает, как реагировать – это уже случалось, и люди помнят, что надо делать. Они сажают детей себе на плечи, берут своих стариков под руки – и бегут.

Но… чудовище ничего не предпринимает. Даже когда все рабочие разбегаются, оно продолжает одиноко стоять посреди дороги. Когда оно моргает, всех, кто смотрит на него, пробирает дрожь. Луна продолжает светить, и полицейские в участке отворачиваются от окон и прерывисто дышат, охваченные страхом.

В этой части Шанхая восстание замирает. В других окраинных районах вспыхивают пожары, грунтовые дороги обагряет кровь – но здесь полицейские продолжают прятаться в своем участке, никто не рубит головы палашами и не насаживает их на пики, пока рядом стоит чудовище.

Оно задирает голову и смотрит на луну.

И словно бы улыбается.

Солнце сияло над городом, словно огромный бриллиант. Джульетта вышла из автомобиля, вдыхая бодрящий морозный воздух. В Шанхае бывали такие дни, когда она не могла смотреть на солнце прямо, поскольку его блеск был слишком резким, в эти периоды оно будто бы было настолько переполнено собственным сиянием, что порадоваться ясному дню было едва ли возможно.

Особенно это чувствовалось здесь, в центре города. Строго говоря, это была территория Международного квартала, но Французский квартал находился недалеко, всего в нескольких улицах отсюда, и их юрисдикции накладывались одна на другую, так что Джульетте, как и здешним обитателям, было все равно, что между ними имелась граница, проходящая по проспекту Эдуарда VII. Поэтому они и начнут свою работу именно здесь, за пределами Французского квартала.

Джульетта нырнула в тень одного из зданий, обойдя его фасад. Здесь находились самые шикарные отели, но Джульетте совсем не хотелось болтать с экзальтированными иностранками, желающими испытать местную экзотику. Она быстро вышла в переулок и остановилась, собираясь с духом.

Он был одет в белый пиджак. Она никогда раньше не видела его в белом.

– Alors, quelle surprise te voir ici[17].

Рома повернулся на звук ее голоса, явно недовольный тем, что она изображает удивление. Он держал руки в карманах, и, возможно, ей это показалось, но она могла бы поклясться, что одна его рука дернулась, будто сжав оружие.

– А где же еще мне надо было ждать?

Джульетта только пожала плечами, не имея желания продолжать перепалку. Но ей не стало от этого легче, и это не стерло с лица Ромы сердитую гримасу. Когда он вынул руку из кармана, она почти что удивилась, увидев в ней карманные золотые часы, крышку которых он открыл, чтобы посмотреть на время.

Джульетта опоздала. Они договорились встретиться в полдень за Большим кинотеатром, поскольку пунктом их назначения был скаковой клуб для иностранцев. В этом клубе всегда бывало много народу, и особенно в эти часы, когда светские бездельники и работники посольств делали ставки так активно, словно это была их работа.

– У меня были дела, – сказала Джульетта, когда Рома убрал часы.

Рома двинулся в сторону ипподрома.

– Я не спрашивал, почему ты опоздала.

Джульетта вздрогнула, и ее обдало жаром. Но ничего, она это выдержит. Что такое небольшой приступ вредности? По крайней мере, он не пытается пристрелить ее.

– А ты не хочешь узнать, какие у меня были дела? – спросила Джульетта, стараясь угнаться за ним. – Я предлагаю тебе информацию на блюдечке, и что же, ты даже не хочешь взять ее? Я проверяла почтовые штемпели на письмах, Рома Монтеков. А тебе приходило в голову это сделать?

Рома оглянулся на нее, затем повернулся, как только Джульетта поравнялась с ним.

– С какой стати мне было это проверять?

– Штемпели могли быть подделаны, если на самом деле шантажист отправлял их не из Французского квартала.

– И что, они были подделаны?

Джульетта заморгала. Рома вдруг остановился, и Джульетта не сразу поняла, что он сделал это не потому, что был в восторге от их разговора, а просто потому, что ждал, когда можно будет перейти через дорогу.

Он сделал ей знак переходить.

– Нет, – наконец ответила она, когда они снова оказались на тротуаре. Здесь уже был слышен стук лошадиных копыт. – Они действительно были отправлены из различных почтовых отделений во Французском квартале.

Чего Джульетта не могла понять, так это для чего кому-то понадобилось брать на себя такой труд. Заставить говорить почтовые штемпели было труднее, чем заставить говорить людей… это она понимала. Никто не пошел бы на такую глупость, как наем посыльных для этих писем, потому что тогда Джульетта могла бы изловить их и с помощью пыток узнать, кто их послал. Но зачем было использовать почту? Разве нельзя было просто оставить эти послания где-нибудь в городе, чтобы их подобрал один из их людей и отнес господину Цаю? Впечатление было такое, будто шантажист хотел, чтобы Джульетта появилась во Французском квартале, именно поэтому почтовые штемпели на конвертах были такими говорящими.

Она не сказала этого вслух. Судя по всему, Роме не было до этого дела.

– Ты переоцениваешь этого шантажиста, – сказал он. – Они приходят из Французского квартала именно потому, что, как и следовало ожидать, тот, кому досталось наследие Пола, живет в этой части города. – Он вздохнул. – Ну все, мы на месте.

Рома и Джульетта подняли головы и посмотрели на центральное здание клуба. Он находился в западной части ипподрома с его трибунами и десятиэтажной башней. С трибун донесся многоголосый рев, значит, завершилась какая-то скачка, и в клубе тоже зашумели в ожидании нового раунда приема ставок.