Кэтлин заерзала на стуле. Она больше беспокоилась о Розалинде, чем о себе самой. Если честно, она немного злилась на сестру за то, что несколько месяцев назад та помешала ей прийти на помощь Джульетте, а сама не видела ничего дурного в том, чтобы сидеть в кабаре на нейтральной территории, общаясь с французами.

– Как мы можем быть на одной стороне, если они никогда не падут? – сказала как-то раз Розалинда. – Они неуязвимы, не то что мы.

И с тех пор ничего не изменилось. Розалинда и Кэтлин по-прежнему стояли особняком от членов Алой банды, носящих фамилию Цай, но теперь перед ней было задание – притом задание, которое она избрала сама, – дающее Розалинде чувство, что она при деле. И эта новая цель позволяла ей забывать о ее уязвимом положении. Возможно, в таком городе, как Шанхай, подобные вещи неизбежны. Возможно, каждый здесь выбирает путь разрушения и риска, даже если понимает, как это опасно, даже если он или она не хочет, чтобы на этот путь ступил кто-то еще. Розалинде не нравилось, что Кэтлин общается с коммунистами, Кэтлин же считала, что Розалинда ведет себя глупо, играя в дипломата. Кому какое дело, что их отец угрожает увезти их за город? Он не имеет над ними настоящей власти, только не теперь и не в Шанхае. Почитание родителей? Да ну его к черту! Одно слово Джульетты, и ему придется поджать хвост и, собрав чемоданы, уехать из города в одиночку.

– Ну уж нет, мы не станем никуда переезжать, – пробормотала Кэтлин, когда опять раздались аплодисменты, заглушив ее слова. Она откинулась на спинку стула, решив внимательно слушать начавшиеся дебаты. Один из коммунистов говорил, что все проблемы города происходят не от гангстеров, а от иностранцев, другой возразил, что единственное правильное решение состоит в том, чтобы выгнать и тех и других. Затем началось составление планов – то, для чего Кэтлин пришла сюда. Она подалась вперед, слушая, как выбирают фабрики и заводы, где должны пройти забастовки, и как коммунисты планируют окончательно уничтожить иностранный империализм.

Ее взгляд скользнул по комнате – она сама не знала, зачем оглядывает собравшихся, но ее внимание привлекло некитайское лицо. Иностранец? Она моргнула, и тут по его одежде поняла, что это никакой не иностранец, а Белый цветок.

Кэтлин нахмурилась и снова перевела взгляд на сцену, но при этом подняла воротник пальто, чтобы по мере возможности скрыть свое лицо.

«Дмитрий Воронин, – подумала она, лихорадочно соображая. – Что же ты делаешь тут».

– Дай угадаю, – сказала Джульетта, закрыв за собой дверь автомобиля. – Наверное, ты узнал, что я тайная революционерка и теперь везешь меня на окраину города, чтобы казнить.

Господин Цай, сидящий за рулем, повернулся к ней, и его лоб прорезала морщина. Затем он нажал на кнопку на приборной панели, и двигатель заурчал.

– Прошу тебя, перестань смотреть фильмы о Диком Западе, которые привозят к нам из Америки, – сказал он. Для человека, который не садился за руль уже несколько лет, он весьма уверенно и умело вывел автомобиль с подъездной дороги. – Они разлагают твой ум.

Джульетта обернулась и посмотрела в заднее окно, полагая, что увидит другие автомобили Алых, едущие следом. Но их не было, и она снова повернулась вперед, положила руки на колени и поджала губы.

Это было странно, очень странно. Она не помнила, когда они ездили куда-нибудь без автомобилей сопровождения – по меньшей мере без одного автомобиля с Алыми. Не то чтобы ее отец нуждался в защите, ведь именно он научил ее орудовать ножом, когда ей было три года, но ему приходилось постоянно окружать себя охраной, поскольку положение обязывало. Кажется, он никогда не появлялся в людных местах без телохранителей.

– Итак, – спросила она, – куда мы все-таки едем?

– Ты ухитрилась сесть в автомобиль, не задавая вопросов, – ответил ее отец. – Воздерживайся от них, пока мы не приедем.

Джульетта поджала губы еще больше и откинулась на спинку своего сиденья. К тому времени, когда они проезжали по проспекту Эдуарда VII в самой оживленной части города, стало видно, что господин Цай все же водит автомобиль не так уверенно, как их шоферы – теперь он то слишком резко останавливался, то слишком резко трогался с места, пропустив пешеходов. И в тот самый момент, когда Джульетте показалось, что сейчас они наедут на пожилую женщину, ее отец свернул в широкий проулок и, припарковавшись, взял с заднего сиденья свою шляпу.

– Поторопись, Джульетта, – сказал он, выйдя из автомобиля.

Джульетта медленно вылезла и оглядела проулок, пытаясь понять, где она очутилась, затем потерла руки, чтобы они не мерзли. Здесь имелась одна-единственная дверь – служебный вход в ресторан, если судить по доносящемуся изнутри шуму. Господин Цай позвал ее еще раз, и Джульетта торопливо приблизилась к двери в тот самый момент, когда она отворилась и показавшийся мальчик-слуга молча сделал им знак войти.

– Если мы явились сюда, чтобы полакомиться той едой, которую мама терпеть не может, тебе достаточно было бы просто сказать мне об этом, – прошептала она.

– Замолчи.

Мальчик-слуга вел их по коридорам ресторана, обходя кухню. Джульетта только что пошутила по поводу еды, но невольно нахмурилась, когда они прошли мимо двери, ведущей в главный зал ресторана. Может быть, ее отец заказал для них отдельный кабинет? Только для них двоих? Может, она зря пошутила насчет казни?

«Не глупи», – сказала она себе.

Мальчик-слуга свернул за угол и остановился перед ничем не примечательной дверью. Освещение здесь было тусклым, чувствовалась сырость, и все выглядело так, будто в этом месте не убирались уже много лет, и, уж конечно, сюда никогда не заглядывал ни один клиент.

– Если вам что-то понадобится, я буду снаружи. – Слуга открыл дверь.

Господин Цай быстро зашел внутрь, Джульетта последовала за ним. Какая-то часть ее решила, что это будет что-то вроде забавного урока, который ей преподаст ее отец, возможно, нарочито скудная трапеза, чтобы показать ей, как быстро они могут потерять все, что у них есть.

Она совсем не ожидала, что в комнате окажутся господин Монтеков и Рома, сидящие за круглым столом.

Джульетта вытаращила глаза и потянулась к рукаву, чтобы выхватить оружие – скорее инстинктивно, а не потому, что готовилась к схватке. Но пока она хватала воздух, Рома вскочил на ноги и выхватил свой пистолет, готовый стрелять.

Пока его отец не сказал:

– Погоди, парень.

Рома заморгал, и его рука с пистолетом немного опустилась. Серый свет, льющийся сквозь грязные окна, придавал ему пугающий вид, хотя возможно теперь он именно таким и был – жутким. Его рот походил на воспаленный разрез, зубы были плотно сжаты.

– Что…

– Я прислал им приглашение на встречу, – проговорил господин Монтеков. Затем перешел с русского на китайский. – Сядь, Рома.

Рома медленно сел.

– Баба, – прошипела Джульетта, – что это значит?

– Сядь, Джульетта, – приказал господин Цай. Когда Джульетта не сдвинулась с места, он взял ее за локоть, мягко подвел к столу и, наклонившись, прошептал: – Периметр находится под охраной. Это не засада.

– Если бы это была засада, они бы не стали об этом объявлять, – прошептала Джульетта. Она нехотя села, но только на краешек стула, чтобы в любой момент можно было вскочить на ноги.

– Да, мисс Цай, вы не должны беспокоиться, – объявил господин Монтеков. – Заманить человека в засаду можно всего несколько раз, ибо затем он начнет подозревать неладное.

Джульетта ощутила холодок в груди. Господин Монтеков улыбался, и это само по себе было ужасным зрелищем, но оно казалось ей еще более мерзким, потому что… его улыбка была так похожа на улыбку Ромы.

Да как он смеет…

– Ах ты…

Джульетта бросилась на него через стол, держа в руке нож, но Рома оказался проворнее. Его пистолет уперся ей в лоб, и Джульетта застыла и быстро выдохнула сквозь стиснутые зубы.