— Егор! Может, мы тоже, уже пойдём?

Со стороны леса искорки уже полетели. Жар стал чувствоваться…

— Ну, народец…

Старообрядец выругался. Второй раз за всё время знакомства с ним такое я слышу.

— Убежали…

Тут меня в щеку как пчела укусила. Не искорка уже, а почти уголёк мне в морду прилетел.

Чёрт, больно же…

Бородач сжал губы, повертел с осуждением головой.

— Пошли, что уж тут…

Я кивнул старообрядцу в сторону деревни.

— Народец… Лопата твоя где?

Во.

Вспомнил…

Лопата-то у меня его была.

Хозяйственный…

— Вон стоит. Сейчас заберу.

— Всё. Уходим. — принял Егор решение, сыну рукой махнул.

На ходу я несколько раз оборачивался. Зрелище было…

Огонь пока до луга не дошёл, но был уже совсем близко.

Глава 32 К реке

Я запнулся.

Мля…

Чуть-чуть не упал, еле-еле на ногах удержался.

А, нечего на ходу оборачиваться…

Видите ли, оглянуться на огонь захотелось…

Что ещё здесь со мной не происходило?

Били меня и резали, в плен брали, чем только не болел…

Стреляли? Стреляли. Не раз, причём.

Кололи? Кололи. Пикой и рогатиной в селе у Федора.

Рубили? Рубили. Даже самурайским мечом…

Травили? Травили… Та же Мадам какой-то гадостью опоила.

Замерзал и от солнечного удара с ног валился…

Бьярмы, вообще, хотели жизни лишить. Из-за золотых зверьков моих.

Нет, было и хорошее. Узнал многое, кое-чему научился.

Бузник не последний. Чуть-чуть восточными боевыми искусствами владею…

Друзей приобрел.

Цыгане только не воровали…

Как бабушка моя говорила — придёт цыганка, заберёт к себе в котомку…

Вокруг всё темнело и темнело, дым не давал солнечным лучам к деревне пробиться.

— Не отставайте!!!

Не забывает Егор командовать… Ишь, заботливый какой.

Хромой на ходу кривился, покряхтывал. Точно — не пройдёт для него без последствий сегодняшнее утро, а я уж надумал с его ноги аппарат снимать.

Только вбежали в деревню, меня как обухом по голове ударило. Не одного меня, кстати.

Старообрядец, тоже как вкопанный встал. Павел, стоит, головой туда-сюда вертит, опасливо озирается. Тут до нас и инородец доковылял.

— Плохо дело… — прокомментировал видимое сейчас всем нам четверым Егор.

— Плохо, плохо… — замотал башкой инородец.

Павел молчал — молодым слова не давали.

Само-собой, плохо. Огонь на деревню не только с той стороны, где луг от леса её отделял, двигался. И справа, и слева от изб лес тоже горел. Правда, там огонь ещё далеко был, но дымило сильно.

— Настеньку из дому берем и к реке уходим, — озвучил своё решение Егор.

Так, так, так… Не сгорим, так утонем.

Пловец из меня ещё тот. Не удосужился я как-то ни дома, ни здесь хорошо плавать научиться. Нет, немного проплыть могу, но реку ни разу не переплывал. Ни большую, ни маленькую.

— Глубокая ли река? — озаботился я.

Может мне лучше прямо сейчас посреди дороги сесть, прямо тут зажариться или задохнуться, чем ещё мучиться, до реки бежать из последних сил, а там всё равно конец один — утону.

— Да ты её видел у бани, — последовал ответ.

И, это Егор рекой называет? Так, речушка. Курица вброд перейдёт.

Нет, курица не перейдёт, но я, пожалуй, рано решил с жизнью прощаться.

Тут неприятностей у нас прибавилось. Ветер сильный задул. Не от деревни, а на неё. Прямо мне в правую щеку. С какой это стороны света — юга, севера, востока или запада, а хрен его знает. Главное — в сторону деревни.

— Быстрее, за Настей!

Егор даже в лице переменился.

Добежали до избы. Ну, это только ко мне, Павлу и Егору относится. Инородец — доковылял. Мля, всё моё его лечение, точно — коту под хвост…

Девушка нас уже ждала. С узелком перед избой на скамеечке сидела. К стене самой избы винтовки в рядок были прислонены. Наши заплечные мешки, причем не пустые, тут же присутствовали.

Тут у многих перед избами скамеечки. Что в селе у Федора, что здесь.

Настенька при виде нас со скамейки встала, в нашу сторону захромала.

Так, ещё один марафонец… Чемпион по бегу на дальние и ближние дистанции…

Егор подбежал к дочери, что-то сказал ей, пальцем за свою спину указал.

А, молодец, он её на спине нести собрался.

Так, а инородца кто понесёт? Не бросать же здесь его некрещенную душу. Он что-то уже еле ковыляет.

— Вдвоём его берите! — крикнул бородач.

Вдвоём… Легко сказать. Носилок-то нет. Как, один — за руки, один — за ноги? Лямки бы какие, или, на худой конец — вожжи…

Тут я рисунок из школьного пособия по НВП вспомнил. Там два парня в голубеньких комбинезонах были нарисованы. На головах их — того же цвета беретики. На рукаве одного белая повязка с красным крестом, у второго — зелёная сумка через плечо висит. На ней тоже красный крест присутствует.

Парни эти друг друга за руки держат, а на их сцепленных руках третий парень сидит. Голова его бинтом вся перевязана, а руками своими он тех пареньков в беретиках на плечи держит. Вид у перевязанного бодренький, но видно по какой-то причине он сам идти не может.

Рядом на страничке школьного пособия — ещё один рисунок. Это уже — как правильно руки сцепить.

Я Павла к себе подозвал. На пальцах показал, как мы сейчас инородца на себе до реки потащим.

Павел рыжий, а не дурак. Всё с первого раза понял.

Скоро мы с ним инородца и тащили. Тот сидел, чуть не ногами побалтывал…

Глава 33 По реке

На территориях, что примыкают к Байкалу, водится не одна сотня видов птиц. Чаще всего можно уток увидеть, гусей, лебедей-кликунов…

Много кого…

Если бы кто Жаргала спросил, чего только бы он тому про птиц не рассказал…

И, про беркута, и про могильника, и про степного орла, и про орлана белохвоста…

Орла-могильника русские ещё императорским орлом называют. Есть за что. Размах его крыльев больше роста любого бурята. Жаргал не исключение.

Человеку обижать орла нельзя. Убивший или ранивший орла обязательно скоро умрёт. Жаргал, как все буряты, это точно знает.

Знает Жаргал и то, что первым, кто получил шаманский дар, был сын грозного духа острова Ольхон, живший в образе белоголового орла.

Сейчас Жаргала на руках несут. Сразу двое. Рыжий Павел, сын Егора, и русский Иван, что ногу Жаргалу лечит.

Болит нога. Сильно болит.

Это — сегодня. Вчера — не болела.

Нет никакой радости у Жаргала, что несут его, а не сам он идёт.

Много вчера и сегодня ходил, вот и заболела нога. Плохо это. Иван видит это, не радуется…

Кроме бурята Жаргала, про птиц в сей момент и Иван думал.

Ну, не то, что про самих птиц, а про то, что — вот было бы хорошо, как птица в небо сейчас подняться и сверху посмотреть — как там с пожаром дела обстоят. А, обстояли они совсем не хорошо. Даже очень плохо. Как ветер подул, огонь гораздо быстрее чем раньше в сторону деревни по лесу поскакал с дерева на дерево, с дерева на дерево, с дерева на дерево…

Зрелище это было страшное…

После же себя оставлял огонь черноту и смерть — мертвые стволы деревьев с острыми штырями обгоревших сучьев, что побольше были. От молодых и маленьких веточек и в помине ничего не осталось. На земле там и тут, если походил бы кто по местам, где огонь прошёл, то увидел бы прожаренные тушки животных, что сбежать от огня не успели. Огонь — плохой повар, сверху трупики были перепечены, обуглены, а с того бочка, на котором уже не живые Божьи твари на земле лежали — совсем сыро мяско было…

Если бы высоко-высоко орёл с острова Ольхон в небо поднялся, то увидеть он сейчас мог, как красная змея с трёх сторон деревню Егора уже окружила. Из огненного мешка теперь только по речке и можно было выбраться. Она, речка, по тайге извилистой ниточкой туда-сюда петляла, а одна петелька в горловине огненного мешка лесного пожара сейчас и находилась. Не давала ему совсем вокруг деревни сомкнуться.