Голос Егора до меня ещё несколько размазано долетел — до конца я из плына пока не вышел. А, вот и всё.

— Силён…

У дверей своей избы стоял старообрядец. Кстати, с винтовкой.

Меня пришел выручать. Спасибо, уже не надо.

— Пусть не лезут…

Настроение у меня вдруг самым распрекрасным стало. Во, давно кому-нибудь надо было морду набить. Впрочем, у инородцев лица были чистенькие, по ним им не досталось.

— Ножи их собери… Пусть у тебя полежат, — попросил я бородача. — Ещё ненароком порежутся.

Ну, даже я шутить начал. Только бы к добру.

Глава 22 Лечебный процесс

Какие-то дни полны событиями, а в другие — не знаешь, куда себя и деть.

Так у всех. Я — не исключение.

День за днём послеоперационный период у моего пациента тянулся и тянулся. Нет, это — хорошо, просто замечательно, что без осложнений и неожиданностей, но — немного скучновато.

Как Егор и обещал, хромой инородец к вечеру очнулся, голос подал, ерзать на столе начал.

Я подошёл, растолковал ему, как он вести себя должен. Три раза всё повторил. Так что-то взрослым людям и объяснять надо. Они же не дети. Это малыши всё с первого раза понимают и запоминают, а когда вырастут, мозги свои чем попало забьют — тут уже совершенно иной подход требуется.

Ещё и повторить мною сказанное потребовал. Так оно надежнее будет.

Сородичи хромого после моего вразумления как шелковые стали. Уважают они силу. Сразу бы так, не пришлось бы на них физически воздействовать. Но, что делать, если они слов не понимают…

А, может русским языком они плохо владеют? Да, вроде, и нет… Вполне прилично теперь со мной разговаривают.

Прооперированного они у меня в избушку отнесли. Ну, в которой я в первый день здесь очнулся. Сейчас мы вдвоем с ним будем в ней квартировать. Такой вот вышел у нас пост круглосуточного непрерывного наблюдения.

Делать по сути мне сейчас почти нечего. Каждый день только осмотрю и перевяжу своего пациента, да, когда лишних глаз нет, зверьков парочку из своего пояса достану и ими над местом бывшего перелома повожу.

В это время лежит инородец и не шелохнется. С меня глаз не сводит. Вернее, с того, что у меня в руке.

После первого такого сеанса, мой пациент информацией с сородичами поделился, и они стали до меня пять шагов не доходя кланяться. Зауважали по самое не могу.

Осмотр и перевязку я не в избушке делаю, а на полянке. Там светлее, да и воздух чище.

В целое священнодействие, это мероприятие превратилось, не хуже профессорского обхода в клинике медицинского института.

У нас на третьем курсе только-только клинические дисциплины начались и на таком мне пару раз получилось присутствовать.

Профессорский обход в больнице — это событие.

Впереди всех по коридору заведующий кафедрой идёт, званиями и регалиями с головы до ног увешанный… Он и профессор, заслуженный деятель, член-корреспондент, а то и целый академик. За ним — профессор, а то и — два, три. Кто, настоящий, ваковский, а кто и просто профессор кафедры. Тут разница имеется, у ваковского профессора звание на могильной плите будет значится, а если ты профессор кафедры по должности, покинул кафедру — и не какой ты уже не профессор. За профессурой следуют доценты, за ними — ассистенты кафедры движутся. Как правило, уже все сплошь кандидаты медицинских наук. Далее — аспиранты, ординаторы. Замыкают процессию студенты, у которых в данный момент на кафедре цикл идёт. Да, среди аспирантов и ординаторов могут ещё и интерны затесаться.

Старший лаборант как знамя полотенце несёт. Это для заведующего. Перед каждым пациентом он свои профессорские руки моет. Ну, после того, как предыдущего счастливчика осмотрел.

Он же не всех больных в отделении своего внимания удостаивает. Только наиболее тяжелых, непонятных или блатных.

Каждого больного ему готовят, докладывают, в истории болезни необходимый бланк анализа покажут.

После обхода в эти истории специальную запись сделают. Осмотрен де таким-то светилом такого-то числа, месяца и года. Ещё и час укажут. Рекомендации профессорские впишут, лечение скорректируют, если такое будет предложено.

Так вот, сейчас на полянке близко к этому происходит. Я — в роли профессора, а свита у меня из Егора, сына его и инородцев.

Они, кстати, очень понятливые и ловкие. Помогают мне при перевязке. За малое время не хуже иной сестры милосердия стали. Руки почти до белизны отмыли, ногти до живого мяса ликвидировали. Перед обходом кисти рук самогоном обрабатывают, а если только зазеваешься — ещё и глотнут продукта Егора — это чтобы дыхание у них было свежим и не заразным.

Одна теперь от них польза и никаких неприятностей.

Я сейчас уже начал потихоньку кость инородцу удлинять — разводить друг от друга кольца, в которых спицы закреплены.

С помощью зверьков дело споро идёт. Так, до осени и сравняются у бедолаги ноги.

Придётся мне в лесу теперь задержаться — пациента же не бросишь на произвол судьбы. Я за него сейчас полную ответственность несу.

Егор веселый ходит, головой покачивает. Радует его состояние инородца.

Только, вот как мне в будущем придётся объясняться, когда обратно к железной дороге выйду? Где меня черти носили столько времени?

Ну, уж как-то…

Будем решать проблемы по мере их возникновения…

Глава 23 Хунхузы

Ещё кусочек съесть?

Очень уж вкусно…

Ну, ладно — последний…

За время житья на поляне у Егора, я, в некотором смысле, в гурмана превратился. Продуктовой лавочки рядышком с двумя нашими избушками не удосужился никто открыть, вот и занимаются охотой родичи хромого. Такая у них теперь почётная обязанность.

Охотники они прирожденные. Что старообрядец им закажет, то из леса и несут. Он же, как оказалось, готовит отменно. Такой у него талант.

Корешков, травок и ещё чего-то добавит в нужном количестве к свежему мясу и хоть пальчики проглатывай…

Не одну кашу он умеет варить…

Да, и она у него лучше лучшего получается.

Это не один я так считаю. Инородцы тоже стряпню Егора едят и нахваливают.

— Хунхузы!

Один из инородцев, всё название их племени я забываю, чья очередь сегодня была на охоту идти, тяжело дыша, уперев руки в колени теперь перед Егором стоял.

— Хунхузы…

Поляна не велика. Я тоже сказанное слышу.

Хунхузы? Откуда им здесь-то взяться?

Про них мне ещё в плену князь рассказывал. Времени у нас там много было, о чем только не переговорили. Как-то раз и до разбойничков этих речь дошла. Кстати, тоже в связи с боевыми искусствами.

— Далеко?

Голос у Егора что-то очень встревоженный. Для него это совсем не характерно. Он тут хозяин тайги. Сам себе Бог, царь и воинский начальник.

Инородец место назвал, где он с сородичами хунхузов видели. Если я не путаю, часа два, не меньше, туда добираться.

Понятное дело, сам я там не был — я как веревочкой к поляне привязан. Но, инородцы туда ходить охотиться любят, не раз в разговорах его упоминали. Вот и знаю я, как далеко оно находится.

— Много?

Уже чуток отдышавшийся ответил. По-русски примерное количество хунхузов назвал. Инородцы, они вполне прилично считают, хоть и школу не посещали, за партой не сидели.

Много…

Краснобородые по одному — два человека не промышляют. Так мне ещё князь говорил. Их шайки часто по несколько сотен хунхузов насчитывают. А, уж несколько десятков — это как правило. Они же даже целые города под свою власть берут, не всегда более мелкими делишками промышляют.

Не только китайцы в бандах. Монголы-хунхузы бывают, корейцы и даже черкесы. Не удивлюсь, если имеются среди них и русские.

Все они друг друга братьями считают, однако, с неравными правами. Это, опять же, со слов князя. Во главе банды стоит атаман. Он — казнит и милует, власть его абсолютна. Неповиновение атаману карается смертью. У атамана имеется помощник. Он и занимает его место в случае смерти, болезни или ареста самого атамана. Далее в хунхузской иерархии стоят офицеры — начальник передового отряда, начальник арьергарда, заведующий хозяйственными делами, снабженец и секретарь. Последний имеется, если сам атаман и его офицеры грамоты не разумеют.