«Сэры, здесь присутствует Мария, согласно законам, данным Богом и человеком, правомочная и несомненная наследница короны королевства, называемого Англия, Франция и Ирландия. Сей день назначен пэрами этой земли для посвящения, помазания и коронации упомянутой выше высокочтимейшей принцессы Марии. Будете ли вы служить ей с этого времени и даете ли свою волю для посвящения, помазания и коронации?»

В ответ на эту замысловатую фразу все люди радостно воскликнули: „Да, да!“ и „Боже, храни королеву Марию!“ Затем королеву провели к алтарю, положили вниз лицом на бархатную ткань и прочитали над ней молитву. После службы, которую провел епископ Чичестерский, „самый почитаемый и самый красноречивый из всех проповедников“ в королевстве, Мария произнесла свою клятву и снова распростерлась на бархате, пока над ней пели Veni Creator Spiritus[50] и прочли еще одну молитву. Затем, сопровождаемая некоторыми из своих дам, она прошла за ширму слева от алтаря, чтобы совершить первую смену одеяния и приготовиться для святейшей процедур коронации: миропомазания святым маслом и елеем.

Это была самая священная процедура ритуала. Она наделяла монарха несмываемыми стигмами величественности. Только священники и правители были миропомазаны святым маслом, что возносило их выше всех прочих, — они были носителями божественной власти. Поскольку это миропомазание так много значило, Мария приняла специальные меры, чтобы гарантировать законность ритуала. Она боялась, что английское масло может быть признано нечистым, поскольку много лет назад папа наложил на эту страну проклятие, и поэтому попросила епископа Арраса прислать ей несколько бутылочек священного масла и елея из Фландрии. И теперь Гардинер накладывал их на грудь, плечи, лоб и виски Марии, после того как она переоделась в платье из пурпурного бархата, которое открывало плечи.

Переодевшись после миропомазания еще раз в бархатный костюм, Мария приняла шпоры и меч и затем была коронована короной короля Эдуарда Исповедника, короной королевства и короной, специально изготовленной для нее, — массивной, просто оформленной в виде двух арок, с большой лилией и выпуклыми крестами в том месте, где арки соединяются с кольцевой частью. О том, какие на короне были драгоценности, ничего не известно, но корону ее брата Эдуарда, изготовленную шестью годами ранее, украшали огромный бриллиант и тринадцать меньшего размера, а также десять рубинов, один изумруд, один сапфир и семь жемчужин, а у Марии, по всей вероятности, корона должна была быть еще более великолепной. Каждый раз, когда на голову королевы возлагалась очередная корона, трубачи исполняли торжественный туш, а после возложения третьей хор запел Те Deum. Во время пения Марии поднесли другие королевские реликвии: «обручальное кольцо Англии» (говорили, что Исповедник подарил его апостолу Иоанну, который явился к нему переодетый нищим стариком), браслеты из золота, украшенные драгоценными камнями, золотые символы королевской власти — скипетр и державу, а также королевские сабо и туфли, отделанные лептами из венецианского золота.

Теперь, надев все свои регалии, облачившись в королевскую мантию и парадное верхнее платье, отделанное «чревом горностая» и кружевной оторочкой из шелка и золота, Мария была готова принять знаки почтения от своих подданных. Вначале преклонил колени Гардинер. Он произнес клятву верности за всех епископов, а затем свою клятву произнес Норфолк.

«Я становлюсь вашим вассалом, весь до самой последней частицы, — провозгласил он. — Клянусь служить вам, и почитать вас, и умереть, защищая вас, если кто замыслит недоброе. И да помогут мне Бог и все святые!»

Они преклоняли перед ней колени один за другим. Граф Арундел поклялся за всех графов, виконт Херфорд за всех виконтов, а лорд Абергавенни за всех лордов. Каждый вставал на колени и складывал руки в древнем феодальном жесте обязательства, торжественно принимаемого вассалом по отношению к феодалу («напоминающем молитву», — как писал хроникер), а затем целовал королеву в щеку. После того как были принесены все клятвы, Гардинер в последний раз сделал круг по большой платформе и объявил королевское «великое и милостивое прощение всех проступков», то есть амнистию, по которой большинство узников освобождались из всех тюрем, кроме Тауэра. Была отслужена месса, после чего Мария сияла свои регалии и, облачившись в одеяние из пурпурного бархата, с короной на голове, прошла по ковру из голубой ткани в Вестминстер-Холл, где должен был состояться церемониальный обед.

Коронация закончилась около пяти вечера. В Вестминстер-Холле были поставлены длинные пиршественные столы для сотен приглашенных обедать с королевой. Слева от нее сидел епископ Дарэмский, а справа граф Шрусбери. Епископ Гардинер, Елизавета и Анна Клевская чуть дальше. Все время, пока королева ела, над ней держали четыре меча, а ее ноги, как того требовал обычай, покоились «на двух дамах из свиты». Во время трапезы лорд — распорядитель коронации граф Дерби и граф-маршал герцог Норфолк ездили верхом туда и обратно по залу на задрапированных в золотую парчу конях, наблюдая за пиршеством и как бы надзирая за порядком. После второй перемены блюд «защитник» Марии (рыцарь, который сражается за королеву, чтобы защитить ее права или честь), сэр Эдвард Даймок, въехал в зал, сопровождаемый пажами, держащими его копье и мишень. Вперед вышел герольд и провозгласил заявление «защитника»:

«Если здесь присутствует какой-либо человек, какого бы сословия, ранга и состояния он ни был, который бы сказал и мог подтвердить, что наша монаршая леди, королева Мария Первая, в этот день сегодня здесь присутствует не по праву и что есть сомнения в ее наследовании короны этого государства, именуемого королевством Англия, и что она не имеет права быть коронованной королевой первой, так я бы ему ответил, что он отвратительно лжет и что я, пока в моем теле есть дыхание, готов выступить с защитой своих слов против него!»

«Защитник» бросил свою рукавицу. Разумеется, ее никто не поднял, и герольд возвратил рукавицу Даймоку, после чего это ритуальное действо повторилось в другом конце зала. Объехав все столы, «защитник» остановился перед королевой, которая выпила за него и вручила ему эту чашу в качестве награды. Затем он покинул зал. Появились рыцари в латах (еще один обычай) и, испрашивая даров, провозгласили титулы Марии по-латыни, по-французски и по-английски, а после обеда лорд-мэр принес Марии «большую чашу на ножке», из которой она выпила и возвратила ему как дар.

К этому времени уже повсюду горели факелы. Длинный утомительный ритуал коронации заканчивался, но у Марии еще нашлось достаточно сил, чтобы перед тем как сменить свое церемониальное одеяние и возвратиться во дворец, немного побеседовать с послами. Однако там «празднование и веселье», с музыкой и танцами, на котором звучал веселый голос и смех королевы, продолжилось далеко за полночь.

Если говорить о простых людях, которые радовались за Марию, когда она следовала в торжественной процессии на коронацию, которые разорвали на кусочки голубую ткань на ритуальном помосте и, отталкивая друг друга, лезли за оставшимися после коронационного пиршества «мясными объедками», то для них, чтобы считать триумф Марии полным, не хватало только одного. Да, она победила всех своих врагов, да, она была блистательно коронована, и ей принесли клятву верности все лорды, от самого важного до самого незначительного, но у нее не было мужа. Несчастная Джейн оставалась на троне очень недолго, но замужество было одним из немногих ее козырей, потому что замужняя королева предпочтительнее незамужней. На континенте так и говорили: новым королем Англии стал Гилфорд Дадли. Когда же пришла весть о провозглашении королевой Марии, иностранные правители и послы решили, что это ненадолго. Мария скоро найдет себе мужа и незаметно отойдет на задний план. В своем поздравлении Марии по случаю восхождения на престол маркиз Бранденбургский выразил, как само собой разумеющееся, искреннюю надежду, «что она вскоре найдет себе достойного супруга».