Попался. Джеки выгнула брови.
— А когда ты дашь урок мне? Мы так и не определились с днём… — она не договорила, но, оказалось, этого и не нужно. Он болезненно поморщился, дёрнул руку вверх и с силой потёр лоб. Вспомнил-таки, да?
— Чёрт, давай не сейчас? — на лице появилось виноватое выражение. — Я уже опаздываю. Вечером решим, лады?
Ну еще бы. Джеки подавила ухмылку и скрестила руки на груди.
— Вечером я работаю, — она демонстративно сделала глоток латте из стаканчика.
Но Артур даже не посмотрел на неё.
— Тогда завтра, — он решительно вышел за порог. — Сядем в спокойной обстановке и всё обсудим. А сейчас я убегаю, — обернувшись напоследок, сложил губы трубочкой и послал воздушный поцелуй.
И дверь всё-таки закрылась.
Ч-ч-чёрт! Говнюк. Ну надо же, а! Джеки запальчиво топнула ногой. Уже остывший кофе плеснулся о стенки стаканчика. Нет, всё-таки он профессионал по заговариванию зубов наивным дурочкам. И не придраться. Он действительно спешит, а она и правда влезла в неподходящий момент и даже будто бы сама виновата. Так еще нужно уметь. Когда он бросает девушек после секса, те, наверное, никогда не винят его: он найдёт сто способов уйти от ответственности. Бесит. А еще бесит, что она по-прежнему им очарована. Джеки прикусила губу. На секунду, до того, как закрылась дверь, и он послал воздушный поцелуй, кусочек сердца всё-таки подтаял. Совсем немного, но…
— Фак! — из-за закрытой двери мужской спальни раздался резкий хрип.
Мысль оборвалась. Джеки обернулась на звук. Что за…?
— Да мать твою!.. — короткий, глухой удар. — Дерьмо-о-о!..
Резко, шипяще, надрывно…
По телу прошёл озноб. Джеки уставилась на дверь. Что происходит?
Кофе забылся, Артур тоже. Она рванулась вперед и, вытянув шею, застыла у дверного откоса. Прислушалась, но оттуда больше не раздалось ни звука. Ни гитарного перебора, ни еще чего-то характерного для творческого процесса… Джеки осторожно коснулась пальцами дверной ручки.
Может, что-то случилось?
Хотя он бы позвал.
Или нет?
— Люк? — она на секунду перестала дышать.
Глупость какая. Если кого-то избегаешь, напрашиваться на компанию вообще-то не стоит. Может, у него там просто медиатор под кровать закатился, а другого нет… Но сердце всё равно заколотилось чуть быстрее. Нет. Нельзя находиться в соседней комнате и просто строить догадки.
— Люк, у тебя всё нормально? — Джеки повысила голос.
Секунда. Две. Тишина. По спине прошёл холодок. Теперь уйти будет просто не по-дружески. Джеки осторожно надавила на дверную ручку и просунула голову в проём.
И замерла. В горле застрял камень, взгляд лихорадочно заметался по комнате в попытке понять, что произошло. Долго искать не пришлось. На полу отключенная электрогитара, рядом с ней открытый блокнот и пара карандашей. А над всем этим на заваленной барахлом кровати — Люк.
Он ссутулился, волосы завесили лицо, на кончике носа повисли очки. На майке-алкашке красное пятно, левая рука сжала запястье правой так сильно, что костяшки пальцев побелели… А из правого кулака на пол капает кровь.
Сердце сжалось. Джеки конвульсивно вцепилась в дверную ручку.
Какого хрена?!
Глава 20
Болезненная пульсация отдалась эхом в ушах и висках. Кровища залила гитару, майку и теперь капала на пол. От ладони до самого запястья разрослось жжение. Дерьмо. Ну что за дерьмо, мать его! На языке появился привкус горечи, Люк сильно зажмурился. Чёлка завесила лицо, а очки съехали на кончик носа. Еще немного, и упадут в лужу крови. Эпичнее не придумать. Он с силой стиснул зубы и рвано втянул носом воздух. Задержал в лёгких и…
— Что случилось? — сквозь шум в ушах пробился негромкий, взволнованный голос.
Люк дёрнулся. Резко вскинул голову, повернулся на голос и, прищурившись, посмотрел на дверь поверх оправы. Кадык нервно дёрнулся. Там, наполовину высунувшись из-за дверного полотна, показалось бледное, веснушчатое лицо.
Срань-то какая, а! Зубы, кажется, скрипнули.
— Всё отлично, — Люк тихо, поверхностно выдохнул.
Конечно, как раз её здесь и не хватало. Печенька выгнула одну бровь и скептически уставилась куда-то ниже его груди. Майка, пятно. Куда же еще можно смотреть?
— Оно и видно, — Джекс сдвинула бровки и снова подняла взгляд.
Прямой, острый, пронизывающий… Люк втянул воздух сквозь зубы.
— Со мной всё нормально. Можешь идти по своим делам.
Сейчас всё пройдёт. Там всего-то царапина. Сраная, маленькая, незначительная. Нечего Печеньке нарушать свой план-побег из-за него. Она же так старается… Люк подавил кривую усмешку. И в этот момент дверь всё-таки закрылась с обратной стороны. Он с шумом выдохнул. Вот и правильно. У всяких отношений есть предел, и их общение заканчиваются на границе комнаты.
Горечь осела в горле, не давая сглотнуть. Одно дерьмо притягивает другое. Это закон. Недостаточно же просто разучиться сочинять. Нужно еще и остаться без руки нахрен. Гитарист, пианист и отделочник без правой руки. Класс. А свадебное выступление уже в эту субботу. Как же тошнит от этого всего…
Но там только царапина. Возможно, глубокая, но ничего. Заживёт.
Просто не нужно было вести себя, как маленькая истеричка. Сам виноват. Люк вперил взгляд в кулак и медленно разжал пальцы. Взору открылся край алой раны, и… Дверь резко распахнулась. Ч-ч-чёрт. Люк вздрогнул, снова сжал кулак и обернулся. В комнату решительно шагнула Печенька. В одной руке маленький ящик, в другой — бесформенная тряпка.
Он сузил глаза. Какого хрена?
У неё же много важных, не сделанных дел! Но, видимо, недостаточно много. Она даже не отвела взгляд. Широко шагнула к кровати, швырнула тряпку на пол, та упала ровно на кровавую лужицу и мгновенно побагровела. Люк обалдело проследил за её полётом. Кажется, даже пульсация в ладони ослабла. А на кровать рядом опустилась задница в синих джинсах.
— Покажи, — Печенька прочесала пальцами волосы и, сорвав с запястья резинку, собрала их в хвост.
Какое ей вообще дело?
— Сам справлюсь, не маленький, — Люк сдвинул брови и сильнее сжал кулак.
— Покажи, сказала.
Коротко и сурово. До мурашек на затылке.
Она требовательно протянула к нему руку с веснушками на пальцах. С каких пор она стала такой невыносимо напористой? А, да. С рождения. И прямо совсем недавно скрутила его в узел, пережевала и выплюнула. Почти в прямом смысле. Пора бы научиться ей отказывать. Но он только закатил глаза, медленно повернулся и протянул кулак. Вышло как-то само собой.
Пальцы снова осторожно разжались, открывая ладонь. Еще полдюйма… В комнате стало неестественно тихо. Перед глазами предстала вся алая, сочащаяся кровью полоса. От середины большого пальца до середины ладони. Болезненное покалывание вернулось, Люк замер и сильнее сжал челюсти.
Дерьмо-о-о… Самовнушение, конечно, вещь прекрасная, но не в этот раз. Это не просто царапина. Это, мать её, расщелина. Ч-ч-чёрт. Самое время впечатлительным девочкам отойти подальше и закрыть дверь с обратной стороны. Люк тяжело сглотнул и поднял взгляд на белое лицо перед собой.
Плотно сжав губы и нахмурившись, Джекс внимательно рассматривала порез. Молча. Между бровей появилась складка, и вообще всё лицо сделалось ужасно сосредоточенным. Она явно не собирается сбегать. Как же так, как же так? Люк вскинул одну бровь, но Печенька традиционно не посмотрела ему в лицо. Она потянулась к своему волшебному ящичку, достала кусок ваты и прозрачную бутылочку и зубами содрала с неё маленькую крышку.
Молчание уже начало сжимать голову стальными обручами.
— А я думал, у нас с тобой стадия избегания, — Люк хмыкнул, глядя на эту уверенность в себе.
Медные ресницы дрогнули, Джекс подняла взгляд и прямо заглянула ему в лицо.
— Ты бы жаткнувся, — холодно бросила она с крышкой в зубах.
И в следующий момент бутылка перевернулась над ладонью. На рану полилась тонкая струйка прозрачной жидкости, руку обожгло огнём, и Люк конвульсивно дёрнулся. Мать твою нахрен! В глазах защипало, он резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.