Почти не добился. Узнал лишь, что это вполне в характере Романа — набрать долгов, а потом о них забыть, а на вопрос о возврате отделаться витиеватыми обещаниями. Причем, если он считал, что за невозврат долга ему ничего не будет, то не находил нужным даже отвечать на подобные вопросы, а слишком уж настойчивым «кредиторам» мог и кулаком засадить.

У Демидова мелькнула, конечно, мысль, что Рома мог прятаться от кредиторов, оказавшихся куда более крепкими духом, чем он сам, или имевших кулаки, гораздо увесистее и тяжелее, а не пытаться влегкую разжиться миллионом, но ни опровергнуть, ни подтвердить свои догадки не мог. Рома на телефон упорно не отвечал, хотя гудки шли, аппарат был «в зоне». И в квартире, которую снимал Роман, казалось, кто-то был — либо же едва слышные, крадущиеся шаги по ту сторону дверного полотна были плодом расшалившегося воображения.

Ничего толком не выяснив, Влад плюнул на Романа и переключился мыслями на жену. Это было важнее. Та история вбила между ними клин и едва не разрушила отношения, так тщательно взлелеянные ими, их годами выстраданную любовь.

Хотя кому он врет? Себе? Зачем? Отношения их разрушены, любовь — покорежена, остался только «брак» или видимость семьи. Ксю давно не спит с ним, не позволяет коснуться себя даже ненароком. Их жаркие, незабываемые ночи, когда они оба учились дарить друг другу удовольствие, остались только в памяти. Он очень надеялся, что и в ее тоже. Он хотел ее, а она его — нет. Она хотела уйти, но он не позволил.

Как он тогда ей сказал? Давай мы не будем проверять, что будет, если ты уйдешь? Да, именно так. На ее вопрос «Что будет, если я уйду?» он прямо и искренне ответил:

— Ты и дети — самое дорогое, что у меня есть. Я не знаю, что будет, если ты уйдешь. Честно, Ксюш, не знаю. Но думаю, что ничего хорошего. Ни тебе, ни мне. Давай мы просто не будем это проверять? Хорошо? Воскресным папой я больше не буду.

Сказал тихо, спокойно, без агрессии, но она все поняла. То, что осталось невысказанным, то, что творилось на душе. Поняла и не рискнула. Правильно сделала, потому что он даже вообразить себе не мог, что снова остался бы без нее. При мысли об этом в голове сразу сгущался какой-то нездоровый туман, становилось трудно дышать, и все начинало бесить. Теперь он понимал, почему Воронова начинало клинить, как только у него с Юлей намечались проблемы. Понимал и ничего не мог с собой поделать. А виноват во всем кто? Конечно же, сам. Потому что позволил себя втянуть, пошел на поводу…

— А разве сейчас ты снова не втягиваешься? — спросил сам себя Влад, глядя на собственное отражение в зеркале заднего вида. Красный сектор светофора только что зажегся, поэтому можно было сурово требовать с себя ответа, не отводя глаз. — С этой Олесей? Тогда тоже ничего не предвещало беды, однако же… — красный сменился зеленым, и Влад отвел глаза, нажал на газ. — К чему снова приведет твое безобидное желание помочь?

А последствия уже есть. Этот скользкий и мерзкий тип (тут мнение Олеси Влад полностью разделял) уже добрался до Ксю, нарушил ее душевное спокойствие, и Влад сразу бы вытряс из него душу, если бы не одно «но» — в первые минуты Ксю снова почувствовала в нем потребность, неуправляемое желание спрятаться от жестокого мира в его объятиях. Но только в первые минуты… Потом она все вспомнила и снова отстранилась. А он на это повелся — много чего бы отдал, лишь бы она снова к нему вернулась. Как прежде. Но не пугать же ее намеренно! Силой и страхом человека не удержишь. Надежнее и слаще держать любовью. В этом случае даже держать не приходится.

Пока же, как бы дико это ни звучало, этот охреневший опер, посмевший приблизиться к его жене, их же и связывал. Влад догадывался, что тот еще раз может подвалить к Ксю, и закрыл глаза на его наглость. Именно порожденный его вопросами страх, на миллиметры подтолкнувший к нему Ксю, частично служил оправданием неслыханной борзоте. Именно эта причина была первичной, вторично же было то, что так Ксю могла выяснить, что вообще ему (а в лице него и остальным ментам) известно. Имеет ли смысл бить тревогу или можно и дальше сохранять беспечность?

Несмотря на все сложности между ними «в спальне», во всем остальном они довольно успешно разыгрывали примерное семейство и по возможности ездили в детский сад за младшим вдвоем на одной машине. Он сам настоял, где-то в глубине души признавая, что таким образом он напоминает ей, что она все еще «его». И они часто даже разговаривали, делая вид, что все нормально. Вот как сейчас.

— Он опер, Кирилл Нестеров, из какого отдела, не помню, — Ксения расслаблено сидела в пассажирском сиденье, отвернувшись от Влада и откинув голову на подголовник, глядя прямо перед собой в боковое окно. Ее наманикюренный пальчик нервно елозил по ручке двери, но она этого не замечала, монотонным голосом как будто зачитывала отчет.

— Так и понял, что это он. Знакомы уже, — усмехнулся Влад.

— Ее зовут Олеся, она — жена его друга, или девушка...

— Не-а, врет!

— Он сказал, она — твоя любовница, — Ксения даже не повернулась. Для нее все было ясно как божий день. Лишь горькая усмешка сорвалась с губ.

— И ты поверила?

Ксения пожала плечами, не поворачиваясь, а Влад бы предпочел видеть ее глаза.

— Неужели тебя это совсем не задевает?

— Я же не дура, я понимаю, ты должен с кем-то спать. Хотя бы ради здоровья.

— Спасибо за заботу, — скривился Демидов.

— У него есть фото и видео с тобой. Он следил за вами, — вернулась Ксю к теме, которая при всей своей кажущейся горечи была намного приятнее той, о чем она говорить и вспоминать избегала.

— Еще что хотел? — Влад тоже вернулся в их негласную «игру».

— Хотел, чтобы ты ее бросил. Не знаю, зачем, но могу узнать. Я взяла номер его сотового.

— Зачем?

— Вдруг пригодится…

— Пригодится кому?

— Тебе, — задумчиво ответила Ксения, а затем неожиданно тихо добавила: — или мне. Влад, — она наконец-то взглянула на него, но лишь затем, чтобы произнести слова, от которых пальцы Демидова судорожно вцепились в оплетку руля: — а если я с ним пересплю? — Долгий неотрывный взгляд и еще один вопрос, скручивающий внутренности в невозможно колючую спираль: — Тогда ты меня отпустишь?

— Нет! — он ответил быстро и твердо, ни секунды не сомневаясь, не думая. И она еще спрашивает?!

Сомнения разъедали душу Ксении, но она все-таки решилась. Пребывала в стопроцентной уверенности, что Владу ее визит не понравится, но пошла. Понимала, что будет выглядеть дурой в глазах «любовницы» мужа, но, честно, на это было плевать. Она должна убедиться, узнать все наверняка и… жить дальше спокойно, насколько это возможно в ее семье, с ее мужем.

Хотя набивающийся в друзья товарищ при погонах и не назвал точного адреса, где встречались Влад и эта Олеся, она и сама прекрасно догадывалась, что это за место. Их вторая квартира, которую они приобрели после продажи загородного дома.

При мысли о доме, в благоустройство которого она вложила душу, и из которого буквально бежала после той истории, по телу пробежала дрожь. Во встревоженном уме снова замелькали жуткие картинки. Влад и ОНА. В их доме, где они были так счастливы на жестоко короткий миг. Месяцы, годы сжались в крошечные точки и кололи теперь так болезненно и беспощадно, словно она попала на стол к бессердечному врачу, решившему ее замучить до смерти адской иглотерапией.

Усилием воли отогнав от себя мучительные картинки, Ксения, пока шла к подъезду, сфокусировалась на том, что она вообще спросит. И как? Извините, пожалуйста, но скажите, какого рода помощь оказывает вам мой муж? Сексуальную или…?

Домофон был обесточен, как это часто бывало в этом доме, потому Ксения беспрепятственно вошла в подъезд. Пока взбиралась на нужный этаж, так и эдак вертела в голове слова, пытаясь уложить их в адекватный, не пугающий своей странностью вопрос, но слова и не понадобились. Они просто улетучились из головы, едва Ксения увидела на лестничной площадке в проеме раскрытой двери их квартиры мужскую фигуру в знакомом одеянии. Не будь она так погружена в собственные мысли, она бы и голос услышала раньше и смогла своевременно улизнуть, не загоняя себя в унизительное положение. Но было поздно…