— Потопали, — ласково позвал он Олесю, распахнув дверь и вылезая из салона.

— Можно, я тут посижу? — умоляюще взглянула на него она, но Кир покачал головой.

— Это ты хотела проводить собачку в последний путь, — заметил он. — Я-то его на ближайшую помойку бы снес.

Едва не плача от навалившегося на нее бессилия, Олеся медленно выползла из машины. Ночь выдалась очень холодной — у нее зуб на зуб не попадал, пока она шла следом за Киром вглубь леса. И темной — их путь освещался лишь тусклым фонариком, невесть откуда оказавшимся в руках у опера. В другой его руке болтался пакет с собакой, под мышкой была зажата лопата. Откуда она вообще взялась в его машине? Он что, каждый день трупы закапывает в лесочке?

Вроде и прошли они совсем не много, и шел опер не особо быстро, но Олеся все равно за ним никак не успевала. Ноги не слушались, колени были готовы в любой момент подогнуться, и она несколько раз обо что-то споткнулась, чуть было не распластавшись по земле. Холод сковал все тело, вынуждая все сильнее кутаться в тонкий плащ.

Наконец, Кир остановился, и Олеся едва не налетела на его спину.

— Ну, как тебе местечко? — повернулся он к ней. — Запоминай, будешь приходить цветы носить.

— Что-о? Кому цветы?

— Кому-кому? — передразнил ее опер. — Своей прежней спокойной жизни. Сегодня можешь с ней попрощаться. — Он посветил в ее удивленное лицо фонариком и усмехнулся: — Хорошо, если в этой истории все обойдется лишь одним трупом, — добавил беззлобно и, положив мешок на землю, вонзил лопату в землю.

Словно вторя его словам где-то в глубине леса ухнула сова, отчего Олеся едва не подпрыгнула на месте. Пока Кир был занят делом, она испуганно оглядывалась по сторонам, но их окружали лишь темные силуэты деревьев. Впрочем, дело у опера шло быстро, не прошло и пяти минут, а могилка для Зефира уже была готова.

— Прощаться будешь? — он потянулся к пакету.

Олеся отчаянно замотала головой и отступила на пару шагов назад.

— Ну, нет-так нет, — пожал плечами Кир, сбрасывая пакет в ямку и забрасывая сверху землей.

Затем, покрутив головой, он сломил сухую толстую палку с двумя отходящими в стороны ветками и вставил в собачье надгробие, словно крест. С довольной ухмылкой на лице опер полюбовался своей работой и подошел к Олесе.

— Ну, что, я свое обещание выполнил, — его руки скользнули по ее талии вниз, обхватили ягодицы.

Он, что, совсем рехнулся?! Приставать к ней прямо возле могилы собаки! Олеся в ужасе оттолкнула его от себя. Быстрым шагом она направилась в обратную сторону, но вскоре поняла, что в темноте не сможет найти дорогу из леса. Да к тому же зацепилась носком кроссовка за корягу и, если бы Кир не успел ее подхватить, вполне вероятно переломала бы себе кости, скатившись на дно овражка, тянувшегося по левую сторону.

Когда они наконец вернулись в машину, опер открыл бардачок и выудил оттуда миниатюрную бутылочку коньяка, сделал глоток и протянул ей. Олеся помотала головой, но тот буквально насильно вложил бутылку ей в руки.

— Помянем песика, — произнес как всегда с усмешкой.

И тут она словно в один миг пришла в себя и все события сегодняшнего вечера вновь пронеслись у нее перед глазами. Волна ужаса накатила с такой силой, что Олеся даже покачнулась.

— Эй-эй, ты чего? В обморок не вздумай грохаться, — недовольно проворчал Кир. Кажется, он снова выдал очередную неуместную шутку, которая повеселила только его. Олеся была настолько погружена в собственные мысли, что даже не услышала. Она сделала жадный глоток из бутылки, потом еще один. Теперь тело обдало жаром, на мгновение сознание заволокло призрачным успокоением. Но тут же мысли о Насте ее отрезвили, вернули обратно в реальность. Кир прав — эти люди вернутся, а у нее теперь и замка на двери нет.

— Кир, а ты можешь помочь нам с замком?

— Я-то? — усмехнулся он. — Могу. Но только в обмен на кое-что…

Олеся обвела его настороженным взглядом.

— Что ты хочешь?

Похабная ухмылка Кира все говорила и без слов, однако на этот раз Олеся ошиблась — у него были совершенно иные планы в отношении нее.

— Ничего особенного, — он на секунду задержал взгляд на вырезе ее футболки, но тут же перевел глаза на лицо, — нужно съездить к матери Креста и придумать какую-нибудь легенду, чтобы он… — сделав паузу, тепло улыбнувшись, Кир закончил проникновенным голосом: — тут же захотел тебя увидеть.

Олеся долго смотрела ему в глаза, практически не мигая, и не понимая, как… как можно ожидать от другого человека такого откровенного предательства?! Только если ты сам не способен так легко совершить подлый и низкий поступок в отношении когда-то близких людей. Не зря все-таки народная мудрость учит: «По себе людей не судят», но, видимо, не до всех доходит суть высказывания.

Она молчала долго, и это молчание постепенно стерло усмешку с лица Кира. Так же понемногу в его взгляд вернулся привычный колючий холод.

— Я не буду этого делать, — твердо заявила Олеся, предвосхищая его полную презрения реплику, которая, скорее всего, разорвала бы гнетущее молчание — «Чего зависла?», и не отвела глаз, когда взгляд Кира стал откровенно злым.

Его верхняя губа дернулась, по-хищнически обнажая зубы, щетина, как показалось Олесе, угрожающе встопорщилась.

— Че, любишь его, да? — помолчав, поинтересовался Кир, растягивая слова и одновременно незаметно придвигаясь ближе. — Не предашь-не сдашь, значит? Боишься за него… Ну-ну…

— Замок я и сама поставить смогу, — процедила сквозь сжатые губы Олеся и взялась за ручку двери, намереваясь выйти из машины. Совсем недавно обуревавший ее страх пропал. Не пугало ни то, что они находились в лесу, жившем своей жизнью, дышавшем по-своему, шумно, разнообразно; ни то, что кроме Кира, способного на любые пакости, рядом не было ни души; ни то, что где-то в Москве кто-то там ворвался в ее квартиру. Она давно уже заметила — стоило зайти речи о Жене, как неведомо откуда душу и тело наполняли силы и готовность стоять на своем. Кир был прав в одном, она никогда его не предаст, не сдаст! Никогда!

— Ты думаешь, дело в замке, что ли, дура?! — Кир рывком заставил ее остаться на месте. — Ты за себя не боишься?! — говорил, больно вцепившись в руку Олеси. — Не боишься остаться в этом лесу навсегда?! Убью тебя и закопаю рядом с собачкой, — он демонстративно указал головой в сторону «могилы» Зефира.

— Ты скотина и сволочь, Кир, — в открытую признала она. — Но не настолько же, чтобы оставить малолетнего ребенка сиротой? У Насти кроме меня никого нет, и если меня не будет, ты будешь ее воспитывать?

— Детские дома у нас в стране еще никто не отменял, — вроде бы в прежнем запале буркнул Кир, но руку ее отпустил. Перевел взгляд на плывущий в сумрачном свете от фар лес за ветровым стеклом — там роилась туча мошкары. Упоминание о ребенке подействовало, но он решил оставить последнее слово за собой. — Выйдет оттуда такой же шлюхой, как и ты, — бросил брезгливо, явно намереваясь ранить посильнее.

И у него получилось.

— Не старайся казаться хуже, чем ты есть, Кир, пожалуйста, — Олеся закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья. Не имеющие отношения к реальности, но оскорбительные слова о дочери болью отзывались в душе.

— Слушай, не лечи меня, а! — он повысил голос, снова обратив все внимание на нее.

Теперь Кир смотрел на Олесю долго, немигающе, а она, напротив, усиленно делала вид, что происходящее за окном гораздо интереснее того, что обсуждалось в салоне.

— А ты, че, правда, его любишь, что ли? — неожиданно без агрессии спросил Кир. Даже, наоборот, с какой-то легкой и понимающей усмешкой. В чем-то даже сочувствующей. Сочувствующей невозможности быть рядом с любимым, наслаждаться близостью с ним. — Все спросить хотел, а ты как вообще без секса-то живешь сейчас? — уверенным жестом, по-хозяйски он положил руку ей на колено, многозначительно сжал. — Раньше тебя ночь напролет имели, все кому не лень, а сейчас, говоришь, в девственницы-монашки записалась? — рука заскользила ближе к промежности, голос стал ниже, отчетливо отдавая хрипотцой. — Ах, — в притворном ужасе воскликнул он, словно только что постигнув несомненную истину, — или ты верность своему уголовнику хранить обещала?