— Поставь на место, а то…

Охранник набычился, шагнул ко мне, я отступила от него на пару шагов, чтобы успеть убежать. Мельком глянула на девчонок, ища поддержки. Они сидели испуганные и растерянные. Дуры! Ходят полуголодные, чтобы такие уроды, как этот дровосек, ими пользовались. На воле ни одна в его сторону не посмотрит!

Плюнула с ненавистью под ноги страшиле. Охранник одним слитным движением оказался рядом, сдавил горло так, что я захрипела, выпучив глаза.

— Отставить!

В дверях появился полковник, за спиной которого маячил ещё один сотрудник. Дровосек разжал пальцы, шагнул в сторону, вытянулся перед начальством. Полыхая ненавистью, сжимая тарелку, смотрела, как он приближается ко мне. Давай ближе, ближе, сейчас и ты у меня пожрёшь. Выдавила ядовитую улыбку, шагнула навстречу.

Главный управитель борделя!

Полковник прищурился, сузил губы в тонкую полосу, заиграл желваками. Стальные глаза внимательно следили за каждым моим движением, я шагнула вперёд, чувствуя как на висках, выступил пот. Дичь сама шла в пасть к зверю.

Пусть все смотрят, я не боюсь его. Мне плевать на его комнату с душем, на недвусмысленные предложения, на щедрый подарок — термос, который вернулся к нему. На глазах выступили злые непрошеные слёзы, дыхание сбилось, я вплотную приблизилась к полковнику.

Ослабевшими руками припечатала тарелку с кашей к голубой рубахе начальника. За спиной послышался слаженный выдох. Липкая серовато-желтая масса поползла по рубашке полковника. Не отрывая взгляд от меня, он пальцем подцепил кашу, попробовал, пожевал и проглотил. С двух сторон ко мне дёрнулись охранники, полковник жестом остановил их.

Он смотрел на меня внимательно и остро, мурашки толпой атаковали спину, я почувствовала, словно опять очутилась в яме. Ноги ослабли, в горле пересохло. Бунт высосал силы, оставив после себя гнетущее чувство тревоги. Полковник наклонился ко мне. Внутренне я дрогнула, распахнув непроизвольно глаза, ждала удара. Застывший от страха кролик перед удавом. Он забрал тарелку из моих занемевших пальцев, спокойно произнёс.

— Штрафной изолятор. Пять суток.

Я выдавила злую улыбку.

Да, пох!

В этот раз я пришла в ШИЗО своими ногами и без наручников. Изолятор располагался в заброшенном дальнем корпусе, который никто не посещал за ненадобностью. Видимо, редко попадались такие экземпляры, как я. Женщины отличались от мужчин законопослушностью, покладистостью и трудолюбием. А ради меня уже второй раз открывали двери безымянного корпуса и комнаты под названием штрафной изолятор.

Как всегда после всплеска адреналина наступило «тяжёлое похмелье», упадок сил, апатия и тоска. За сольный концерт на завтраке стало стыдно. Свои претензии можно было изложить без эпатажа, без зрителей и с другим финалом. Откуда взялась эта дикая злость? Я ведь знала, что всё закончится плохо. Один день провела на свободе, и снова её потеряла. Одиночество в замкнутом пространстве давило гораздо сильней, чем в первый раз.

Последнее время я съезжала с катушек с завидной регулярностью, теряла контроль и вылетала в открытый космос со счёта раз. На глаза падала пелена, иногда я не могла даже вспомнить, что орала в припадке бешенства. Ядовитые мысли разъедали душу, я, падала в водоворот отчаяния и бросалась на людей. Не успев восстановить хрупкое равновесие после очередного удара, я снова летела в бездну.

Зона подняла со дна души всё самое тёмное и злое. От домашней девочки не осталось следа. Осознавая это, я неожиданно поняла, хочу остаться именно такой.

Как показала яма, я смогла избежать смерти только благодаря себе. Полковник явился поздно, меня бы утянуло в расщелину, если бы я не попыталась выбраться. Так стоило ли бояться себя? Нынешняя Майя оказалась способной противостоять чудовищным издевательствам. Маленькая дрожащая девочка выросла и перестала верить в Деда Мороза.

Вечером третьего дня разболелась голова. Утром меня скрутило так, как никогда прежде. Наступившие месячные завязали внутренности узлом. Всё-таки я застудилась в яме. Ближе к обеду я запаниковала, мне не принесли завтрак, никто не появился, а терпеть боль уже не было сил. Я стучала кулаком в дверь, потом отчаянно пинала её, прислонившись к ней спиной. Дома в таких случаях меня спасали горячая ванна, толстые шерстяные носки и пуховый платок на поясницу.

В изолятор не доносилось ни единого звука, понять, что происходит, не было возможности. Обед тоже не принесли, надежда на то, чтобы дождаться помощи, таяла на глазах, боль же наоборот возрастала. Дыхательная гимнастика не помогала, мысль о том, что охранники решили отомстить, всё глубже укоренялась в мозгу. Камеры нет, меня никто не видит, не слышит, ко мне не придут, надо как-то самой выбираться отсюда.

Когда я стояла на батарее, решётка на окне сильно гуляла, то ли я расшатала её, то ли от древности и бесконечной сырости крепления ослабли.

Стоная от боли, я забралась на батарею, схватилась за решётку, начала исступлённо дергать её. Руки и плечи заболели от резких движений. Нужен рычаг, я видела, как папа отдирал решётку на окне дачи, когда мама забыла дома ключи. Я оглянулась, пытаясь найти хоть что-нибудь подходящее.

Кто бы мне тут оставил хоть один предмет? Взгляд упал на замок, которым закрывали шконку, когда поднимали её на день к стене. На счастье мне не пришлось каждый вечер её откидывать для сна и каждый день прислонять обратно, полковник, видимо, милостиво распорядился её не убирать.

Как это они проследили и оставили мне навесной замок? Я слезла, взяла его в руки. Стальная толстая дужка порадовала больше всего. Стиснув зубы, с трудом снова залезла на батарею и, подсовывая дужку под нижний край решетки, стала действовать ею как рычагом. Решётка вроде поддалась. Пот катился градом, дыхание сбилось, боль внизу живота становилась нестерпимой, а я раз за разом отрывала решётку от стены, просовывая уже не только дужку, но и замок целиком. Нижний край и половину решетки я смогла полностью оторвать. Сняла толстовку, намотала на руки, железо больно впивалось в ладони, и продолжала отдирать решётку.

Я плакала от усилий, от боли, от жалости к себе, от злости на всех тех, кто бросил меня здесь. В какой-то момент решетка поддалась, я дёрнула её, и чуть не свалилась вниз вместе с железякой в руках. Вот вам, сволочи! Со стоном отбросила её вниз, решётка, зацепив шконку, боком завалилась на пол. Разбила замком стекло, вытащила осколки и залезла в проём. Хорошо, что первый этаж. Я бы сейчас и из второго сиганула, так мне было плохо.

Вывалившись наружу, я согнулась от приступа, упёршись руками в колени. Хотелось упасть, кататься от боли, молить о помощи. Кого молить? Кто здесь мог помочь? Охранники ненавидели меня, полковник учил хорошим манерам, женщины боялись связываться со мной, Витя, наверное, мечтал о том дне, когда я навсегда исчезну отсюда.

Отдышавшись, я выпрямилась, мелкий нудный дождик успел намочить спину. Сейчас мне поможет только баня, терпеть адскую боль не было сил. Здание бани находилось рядом. Я преодолела расстояние чуть ли не бегом. Баня была закрыта. Взлом окна я провела на автомате: разбила стекло, вытащила обломки, и залезла внутрь. В колонии я превращалась в матёрую, злостную преступницу.

Путь в сауну преодолела на последнем дыхании. Хорошо, что в первые дни посещения бани познакомилась с порядком действия. Включила свет, выставила температуру на восемьдесят, щелкнула переключателем, и вошла внутрь прямо в одежде и обуви. Залезла на верхний полок, легла, прижав колени к груди. Осталось подождать, сауна нагреется, и боль стихнет. Пожалуйста, пусть будет так, как я хочу, это невозможно терпеть.

Сауна нагрелась, я поднялась, выключила свет, он резал глаза, и выставила термостат на пятьдесят градусов. При такой щадящей температуре я, видимо, и уснула, когда боль стала понемногу отпускать.

Проснулась в темноте от ощущения, что кто-то на меня смотрит. Осторожно пошевелилась, вытянула согнутые в коленях ноги, чтобы хоть немного размять затёкшие мышцы, сжала — разжала кулаки. Страх привычно пытался привести тело в боеготовность. Где-то рядом лежал увесистый замок, я незаметно пошарила по лавке рукой, не нашла.