— Данил, где спальня?

— Маме плохо?

— Голова закружилась, ей надо полежать.

Под руководством испуганного Дани Пасечник принёс меня в спальню и уложил на кровать. Тапочки слетели где-то на полпути, платье исчезло, когда за Даней закрылась дверь, бельё очутилось на полу спустя десять секунд, и я призналась себе, что неимоверно соскучилась. И как только я произнесла кодовое слово «Пасечник», оно взорвало все барьеры и ознаменовало начало безумной новогодней ночи.

Меня затрясло в оргазме, как только он накрыл мои губы поцелуем и прикоснулся руками к груди. Грудь раньше была перевязана, я понятия не имела, насколько она у меня чувствительная. Мир перед глазами кувыркнулся, ноги ослабели настолько, что не скрестились бы сейчас на мужских бёдрах ни при каких условиях.

— Какая стремительная пчёлка.

Его лицо озарила настоящая, искренняя улыбка, сталь в глазах превратилась в бездонный манящий омут. Медленный поцелуй осел на языке сладкой медовой истомой. Осторожные движения губ рождали в моём теле новый вулкан, разгорающийся от невесомых касаний. Сердце затопило от странного щемящего чувства. Его горячие ладони блуждали по плечам, груди, скользили по бокам, спускаясь ниже, усиливая томление и трепет.

Глубокий голос проник в подсознание, отозвался в теле волнующей истомой, прикосновения к обнажённому телу запустили огненный кровоток, и меня накрыло жаркой волной.

— Да-а-а…

Я умиротворённо лежала на груди Пасечника, он неторопливо перебирал мои прядки волос. Молчание между нами не беспокоило, на душе было светло, в теле царила невероятная лёгкость. За окном отгрохотали фейерверки, новогодняя ночь устало кружилась за окном, успокаиваясь и затихая, насылая на всех хорошо отпраздновавших предутренний сон.

Мой кошмар ожил. Я неслась по ночному лесу, перепрыгивая через корни, падала, вскакивала, бежала дальше, в голые ступни впивались колкие иголки, грудь раздирал ужас, за мной кто-то гнался. От грозного рыка за спиной, я запнулась, кубарем полетела на землю, тотчас меня придавило огромное мохнатое тело. Над головой раздался торжествующий вой, когти рвали нежную кожу плеч. Сейчас волк вопьётся клыками в шею, перекусит её. Мышцы ноги свело в ужасающей судороге, стон разорвал горло.

Я ещё не проснулась, как почувстовала руки, трясущие меня за плечи.

— Что?

— Судорога…

Он понял, откинул одеяло, сжал мою спазмированную мышцу, начал её растирать и растягивать. Я умела убирать спазм. Техника задержки дыхания всегда выручала меня. Боль в сведённых мышцах уходила на выдохе, я зажала нос, стараясь как можно дольше продержаться, не вдохнуть.

— Тяни стопу на себя.

Пасечник ловил реакцию на моём лице, сгибал стопу, разминал мышцу. Боль, действительно, затихла, хотя минуту назад мне хотелось выть от ужасного спазма. Ощущение бескорыстной заботы, его встревоженное лицо, сильные руки на моём теле породили в сердце такую волну благодарности, что на глазах выступили слёзы.

— Ты стонала во сне. Приснился кошмар?

— Я бежала по лесу. За мной кто-то… гнался.

Спазм закончился, но Пасечник продолжал растирать мышцу, озабоченно глядя на меня.

— Хочешь ещё поспать?

— Не усну. Ты приехал на зимние каникулы?

— Нет, совсем. Колонию закрыли. Дождя нет, туман исчез, землю не трясёт.

Уставилась на Пасечника, села, прикрыв одеялом грудь.

— Не может быть!

Он посмотрел на меня каким-то долгим задумчивым взглядом.

— Должно же это когда-нибудь закончиться.

— Столько лет продолжалось? А если снова начнётся?

Пасечник вдруг уткнулся лицом мне в живот, обхватил руками, придушенно заговорил.

— После твоего отъезда ничего не было. Вообще ничего.

Волосы Пасечника, в которые я вплела пальцы, отросли, стали не такими жёсткими. Он глубоко вздохнул от этой безыскусной ласки, замолчал, наслаждаясь ею.

— Кое в чём я не смог тебе признаться. Не хочу, чтобы эта ложь стояла между нами. Я… намеренно оставил тебя в лагере, потому что почувствовал, ты повлияла на это грёбанное Нечто. Те солнечные дни после землетрясения были не случайны.

— Майя на своём месте, так ты сказал Виктору?

— Да. Правда, док ничего не понял.

Он поднял голову, посмотрел мне в глаза.

— Эгоистичный и самоуверенный начальник смертельно устал от этой колонии. И всегда задавал вопрос. Что сделать, чтобы тварь исчезла? А потом появилась ты — лучшее, что случилось в моей жизни. Прости, я наломал дров. Выйдешь за меня?

— Ты не исправим.

— В этом вопросе да.

Я никогда не был святым. Так получилось, что женщин в моей жизни было много. Они появлялись, но в силу моей работы ни одна не задержалась. Сначала у меня были длительные командировки в горячих точках, потом колония у чёрта на куличках. Будучи холостым и без детей, меня уговорили возглавить непростое с точки зрения психического и физического здоровья место.

Как начальник аномальной зоны я не испытывал недостатка во внимании со стороны слабого пола, женщины сами приходили ко мне. Я был добросовестным любовником, никого не принуждал, не унижал, но особо ни для кого не старался. На секс смотрел утилитарно, как на взаимовыгодный обмен и физиологическую потребность.

На самом деле я вёл жизнь зомби, каждый день которого был похож на предыдущий. Одно женское лицо менялось на другое, на третье и так без остановки. Не было необходимости запоминать имена и тела.

Однажды всё изменилось. Появилась Майя и поставила меня на колени без единого выстрела. Увидев мой интерес, открыто выказав жгучую ненависть и презрение, она просочилась под кожу, заняла все мысли, стала центром моей Вселенной. Доведя ситуацию до крайности, усугубив собственные ошибки, я очнулся рядом с умирающей Пчёлкой на краю пропасти.

Она узнала всё, о чём я думал и что совершил, но простила и приняла меня. Не в знак благодарности за своё воскрешение, а потому что стала сильнее на целую жизнь, поверила в себя и перестала видеть во мне угрозу.

Она даже не предполагает, что мысленно я всегда перед ней на коленях.

Майя даёт мне силу, наполняет сердце радостью, рядом с ней я дышу полной грудью, ради неё я готов свернуть горы и положить мир к её ногам. Я не говорю ей об этом, просто делаю всё, чтобы она чувствовала себя счастливой.

Когда-то я подарил ей всего лишь мужскую ласку. Моя хрупкая, но невыразимо стойкая и мужественная женщина откликнулась с таким восторгом и трепетом, словно это случилось впервые. Спустя годы, я понял, что не ошибся. Майя, действительно, не знала ничего из того, что бывает между адекватным мужчиной и женщиной, секс с бывшим мужем всегда был для неё лишь болезненной обязанностью. Этот урод мучил мою бедную девочку.

Пчёлка любит ласки и нежность, мой чуть более жесткий напор приводит к тому, что она внутренне сжимается, и я отступаю. Никаких требований к ней, никаких просьб в постели, только то, что она разрешит или захочет. Она до сих пор слишком зажата. От неё я могу получить только поцелуй в подбородок. Так она выражает свою благодарность. Но этого достаточно, потому что мне позволено целовать и нежить её тело всеми возможными способами.

Страх испугать или навредить всегда держит меня в тонусе, я действую ласково и осторожно. Майя двигается навстречу мне маленькими шажками, словно в глубине души до сих пор не верит, что не обижу. Ни с кем в постели я не выкладывался, как с ней. При этом не жестил ни разу, подводил аккуратно к новым ощущениям, мягко и нежно расширял её границы дозволенного. Никаких поз доминирования, никакой грубости или напористости. Мои медовые глазки очень скромные. Меня всё устраивает, и я не тороплюсь.

По выслуге лет я уволился из органов и перешёл в строительную фирму к своему давнему товарищу. Для Майи купил небольшое офисное помещение, она стала хозяйкой салона красоты и теперь понемногу расширяет свой бизнес. Данил через год моего появления в их семье назвал меня папой. Он добрый, коммуникабельный ребёнок, и я ценю его отношение ко мне и стараюсь соответствовать.