По решению Политбюро была создана специальная комиссия ВЦИК во главе с В. А. Антоновым-Овсеенко, армейские части подчинены М. Н. Тухачевскому и И. П. Уборевичу, кавалерийские — Г. И. Котовскому, от ВЧК были откомандированы ЕЕ Ягода, и В. В. Ульрих. Впервые против мятежников были использованы химические снаряды, широкое распространение получила практика взятия заложников. Потери восставших составили И тысяч погибших, командиры регулярных частей РККА недосчитались 2000 человек. На деле вчерашние красноармейцы, не говоря уже о «красных инвалидах», оказываются новыми обездоленными, жертвами материальной нужды, семейных неурядиц, алкоголизма и наркомании. Как писали идеологи футуризма А. Кручёных, И. Клюн и К. Малевич в брошюре с интригующим современного читателя названием «Тайные пороки академиков»: «Смертельному отчаянию мешают то ад, то гармошка».

Отчаянным героям минувших сражений быстро не сойти с ума помогали, помимо гармошки, морфий, эфир, кокаин, в силу сложившейся «рыночной конъюктуры» ставшие для них вполне доступными. Кокаин стоил дешевле водки. Прежде всего потому, что после закрытия частных аптек их владельцы сбывали перекупщикам остатки складских запасов, плюс значительные количества наркотика немецкого производства поступали через Прибалтику. До 1924 года Уголовный кодекс РСФСР не определял каких-либо конкретных санкций в отношении распространителей и потребителей наркотиков. «Нюхара», «кинер», «кокс» или более поэтично — «белая фея» — открыто продавались на рынках мальчишками-лоточниками вместе с папиросами, они назывались «чумовыми кулёчками». Одним из таких мест был популярный мини-рынок, расположившийся напротив здания ВЧК на Лубянской площади.

У многих демобилизованных защитников трудового народа из накопленного за годы новой власти имущества имелись только старая шинель, шашка да наградной револьвер с надписью «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Во время скандалов, вспыхивающих в очередях и пивных, фраза: «За что боролись?» становится классической. Здесь трудно не согласиться с писателем Д. Л. Быковым, который утверждает, что «вся уцелевшая литература второй половины двадцатых годов — о массовом, грозном, страстном разочаровании героев Гражданской: „Вор“ Леонова, „Гадюка“ и „Голубые города“ Толстого, „У“ и „Кремль“ Иванова» [1,41].

В 1928 году в журнале «Красная новь» вышла в свет повесть А. Н. Толстого «Гадюка. Повесть об одной девушке» — трагический рассказ о боевой подруге геройски погибшего во время рейда по врангелевским тылам красного командира Емельянова Ольге Зотовой. В драматической истории юная девушка, чудом выжившая после расстрела белыми, неоднократно раненная и награждённая за личное мужество именным револьвером, совершает из него же бытовое убийство соперницы на почве ревности.

«Через две недели в народном суде слушалось дело Ольги Вячеславовны Зотовой… Суд… Нет, пусть лучше сами читатели судят и вынесут приговор…» — так завершает своё повествование автор [1, с. 238].

Главная героиня пьесы «Огненный мост», написанной Борисом Ромашовым в 1929 году, Ирина Дубравина — «интеллигентка, приемлющая революцию как личный подвиг и оказывающаяся в тупике на фронте мирного строительства. Её герой — профессиональный большевик, умеющий переключить энергию в план борьбы, в пафос строительства».

Об этом же поразивший А. М. Горького, а позднее А. И. Солженицына роман Л. М. Леонова «Вор» — рассказ о бывшем красном командире Мите Векшине. В пору своего комиссарства тот отличался «жестокой придурью»: когда, однажды во время боя белый офицер убил под ним коня, обозлившийся комиссар, уже после схватки, лично отрубил «виновнику», попавшему в плен, руку За этот проступок наказан не был, вскоре был даже награждён за личную храбрость. Уже в мирной жизни лихой кавалерист, обладавший такими исключительными качествами, найти себя не смог, поэтому выбрал альтернативный путь — стал признанным авторитетом по части чужих сейфов («медвежатником») и т. д.

Как всегда, повседневная жизнь оказалась существенно сложнее и трагичнее своего литературного воплощения. Обеспокоенный сложившейся ситуацией, ЦКВКП (б) организует проведение специальных исследований по выяснению причин массовых суицидов среди членов партии, которые проводятся силами организационных отделов и сотрудников Политуправлений РККА и РККФ.

Первая попытка ведения учёта самоубийств в общероссийском масштабе была предпринята ещё в середине 1920-х годов Народным комиссариатом здравоохранения и предполагала заполнение государственным медицинским экспертом при вскрытии трупа самоубийцы специальной анкеты, состоящей из 19 вопросов, а также, в случае установления факта самоубийства, губернскому судебно-медицинскому эксперту в обязательном порядке направлялась «Анкета о самоубийстве».

Брошюра М. Шагинян «Новый быт и искусство»

Сведения собирал и НКВД, для чего было подписано соглашение между Наркомздравом и Центророзыском. С февраля 1922 года начала вестись официальная статистика суицидов и их причин. В начале 1930-х годов самоубийства в стране начали рассматриваться «как чуждые для социалистического общества явления», а аналитические данные по этому вопросу были засекречены. На их основании 21 декабря 1938 года в отделы кадров областных подразделений УНКВД СССР будет направлена совершенно секретная инструкция № 00134/13 «Об основных критериях при отборе кадров для прохождения службы в органах НКВД», которая содержала следующие рекомендации: «Важно знать, были среди близких родственников те, которые покончили жизнь самоубийством, независимо от обстоятельств, сложившихся при жизни покойного. Исследования показывают, что склонность к самоубийству — это наследственное заболевание, передающееся из поколения в поколение. Не обязательно должно быть так, что каждый в наследственной цепи должен покончить жизнь самоубийством. Но если это произошло однажды, то обязательно повторится, даже если пройдёт несколько поколений».

Пролетарский маскарад «Даёшь новый быт!»

Вместе с тем материалы, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют о действительно серьёзных попытках разобраться в мотивах самоубийств. Был проведён ряд социологических исследований относительно материального положения коммунистов, представителей партийной номенклатуры, красноармейцев и начальствующего состава РККА, а также рабочих — членов ВКП (б) с пулемётного завода и фабрики им. Абельмана в г. Ковров Ярославской области [1. 249].

В официальных сводках описание конкретных случаев довольно часто сопровождалось цитированием предсмертных записок, а также справками и рапортами с анализом причин суицидов.

Следственной практикой были зафиксированы и совершенно экзотические случаи, которые, как оказалось, были предусмотрены Уголовным кодексом (ред. от 01.06.1922), но относились к разряду курьёзов.

Так, житель села Миус Захаров предъявил помощнику саратовского губернского прокурора собственноручную расписку своего товарища по коммунистической партии Большакова, в которой говорилось о том, что, не желая больше жить, Большаков просил «пристрелить его». Захаров исполнил просьбу своего друга, который, однако, после произведённого в него выстрела «мучился в течение 2 часов». В своё оправдание убийца ссылался на примечание к ст. 143 УК и на требование жертвы, скреплённое распиской и подписями двух свидетелей. К большому удивлению прокурора, в подобных случаях указанная статья действительно предусматривала освобождение убийцы от уголовного наказания: