Мне хождения по мукам в течение трёх лет страшно надоели.
Итак, приступаю к чтению пьесы. (Аплодисменты.) Пьеса дана, как была. В зависимости от новых нарастающих обстоятельств она будет переделываться. Когда я умру, она будет переделываться другими, может быть, от этого станет ещё лучше» (стенограмма).
Затем поэт прочитал второй вариант «Мистерии». Как сообщалось в Бюллетене Московского отдела РОСТА от 31 января 1921 года: «пьеса произвела на собравшихся исключительное впечатление».
Первое слово в прениях получила Берта Карпинская — это по её инициативе в ЦК РКП(б) был направлено письмо с требованием запретить постановку «Мистерии-буфф». После прослушивания пьесы она неожиданно для Маяковского заявила, что в том виде, в каком её прочитал автор, она вполне приемлема. Газета ВЦИК «Известия» писала по этому поводу: «После чтения пьесы представительница группы литераторов, подавшей в ЦК и МК РКП коллективный протест против постановки „Мистерии“, объяснила, что этот протест был направлен только против первоначальной редакции пьесы и что в настоящей переделке „Мистерия-буфф“ является вполне приемлемой. При голосовании оказалось, что резолюция принимается единогласно и всеми присутствующими коммунистами (которых было 85 человек), и всем залом» («Известия», 1921, 1 февраля). К мнению Карпинской присоединилась представительница Рабкрина С. Е. Рафалькес, в прениях также участвовали художники Д. П. Штеренберг, Е. А. Равдель, С. Я. Сенькин, литературовед профессор Н. Н. Фатов, заместитель заведующего театральным отделом Наркомпроса РСФСР, кинорежиссёр Д. Н. Бассалыго (он председательствовал на диспуте) и другие.
Присутствовавшие, среди которых было восемьдесят пять коммунистов, единогласно приняли следующую резолюцию: «Мы, собравшиеся 30 января в Театре РСФСР Первом, прослушав талантливую и истинно пролетарскую пьесу Вл. Маяковского „Мистерия-буфф“ и обсудив её достоинства как агитационного и революционного произведения, требуем настоятельно постановки её во всех театрах республики и напечатания в возможно большем количестве экземпляров» (журн. «Вестник театра», М. 1921, № 82, 8 февраля).
Реплики Маяковского на диспуте:
(По окончании <чтения пьесы> бурные аплодисменты.)
Маяковский. Товарищи, я бы с удовольствием кланялся, но я за эти три года так уже накланялся, что мне это уже надоело. (…)
Карпинская. Пьеса нам представлена в совершенно другом виде: это ведь переделка того, что было.
Маяковский. Ложь!
Карпинская… И если здесь и были упрёки, что незачем было писать в ЦК записки, то я думаю, что эти записки писать всё-таки надо. Может быть, благодаря запискам Маяковский и постарался переделать свою пьесу.
Маяковский. Наглая ложь! (…)
(После выступления представительницы партии меньшевиков Перемешко.)
Маяковский. Товарищ, я предлагаю вам объединиться с тов. Чижевским. (Голос с места: «Где он?») Он где-то там бродит необъединённый.
С места «фамилия оратора в стенограмме отсутствует». Я предлагаю, во-первых, принять резолюцию в категорической форме, например: «Слушали, считаем необходимым поставить», во-вторых, тов. Маяковскому поставить чтение своей пьесы в партийных районах перед массовой партийной аудиторией.
Маяковский. Я без вашего заявления это уже сделал. Но с каких пор возникает такая тщательность, такое горячее стремление при подаче голосов «за»? Товарищи
Чижевский и Карпинская могли бы, кажется, спросить об этом партийные районы. Нет, товарищи, вы сегодня подписались под моей пьесой и теперь давали объяснения на сделанное здесь заявление. Я говорю, что в рабочих кварталах эта пьеса уже читалась. Но с каких пор для вас это стало вопросом партийной организации?
С места (вносится поправка). Резолюция должна носить не слишком восторженный характер. Слово «гениальная» заменить словом «талантливая». (…)
Председатель…голосуется всем залом резолюция, где выкидывается слово «гениальная» и заменяется словом «талантливая».
Маяковский. Не надо «талантливая», — выкиньте долой. Пишите просто «пьеса». [1. 152]
Под конец чтения один из работников Моссовета, сидевший в зале среди публики почему-то со скрипкой в руках, заиграл «Интернационал», и замёрзший театр (а в зрительном зале было очень холодно) запел хором, «без всякого праздника».
Вдобавок ко всему 1 мая 1921 года зрителям на премьерном показе второй редакции «Мистерии» в Театре РСФСР Первом, поставленной В. Мейерхольдом и В. Бебутовым, было предложено заполнить специальные анкеты. Большинство зрителей-рабочих дали ей положительную оценку. Результаты анкетирования подтвердили её «своевременность, нужность и революционность»: некоторые не совсем понимали форму спектакля, но в его политической актуальности никто не сомневался. [1. 84]
Кроме того, Ритой Райт-Ковалёвой и писателем Рейнбахом «Мистерия» была специально переведена на немецкий язык и с огромным успехом представлена в Первом Московском цирке (бывший цирк Альберта Саламонского на Цветном бульваре) для делегатов III конгресса Коминтерна. Всего прошло более 100 представлений.
Постановщик спектакля Алексей Михайлович Грановский (Абрам Азарх) — создатель и художественный руководитель Государственного Еврейского театра (ГОСЕТ) — задействовал в спектакле около 350 актёров; те из них, кто играл заглавные роли, владели немецким языком. Успех у феерического шоу был просто оглушительный. По словам Соломона Михоэлса, присутствовавший на премьере К. С. Станиславский был в полном восторге и воодушевлении от революционной постановки.
20 сентября 1920 года на заседании Коллегии Полит-просветсектора Наркомпроса, обсуждавшей доклад В. Э. Мейерхольда об агитационно-революционных задачах театра и вопрос о репертуаре для празднования дня Октябрьской революции, А. В. Луначарский назвал «Мистерию» «первым коммунистическим спектаклем… серьёзным явлением в области нового, нарождающегося театра». [1. 253]
Также, судя по анонсам в «Правде» и «Известиях» от 22 января 1921 года (№ 14), Маяковский читал «Мистерию-буфф» в Рогожско-Симоновском районе, в театре «Вулкан». Борис Малкин вспоминал об этой встрече: «У меня до сих пор остался в памяти тот необычайно тёплый и дружеский приём, который оказала рабочая аудитория своему поэту и который являлся живым опровержением лживых толков о „непонятности“ Маяковского» («Из встреч с В. В. Маяковским», газ. «Вечерняя Москва», 1936, № 86, 14 апреля).
Ответная реакция ГИЗ была соответствующей, но куда как менее аргументированной: мол, положительные статьи в газетах писала интеллигенция, «а анкеты заполняют советские барышни», издательство же интересует только мнение рабочих. [1.134]
Дисциплинарный товарищеский суд принял решение немедленно заплатить гонорар Маяковскому, а также признал виновность членов коллегии Госиздата Д. Вейса, И. Скворцова-Степанова и Н. Л. Мещерякова. Вейс и Скворцов-Степанов были лишены права быть членами профсоюза в течение шести месяцев, с объявлением выговора в печати. Начальник политотдела ГИЗ Н. Л. Мещеряков, отвечавший за предварительную цензуру, был временно откомандирован ЦК РКП(б) в Красную Армию, поэтому на суде не присутствовал по уважительной причине. Решение государственным издательством было обжаловано в том же суде.
8 сентября состоялось повторное заседание, которое частично пересмотрело предыдущее постановление по делу. И в этот раз товарищ Скворцов-Степанов был оправдан, а товарищу Вейсу была поставлена на вид недопустимость небрежного отношения к своим обязанностям, и, что для них было важно, членами профсоюза они остались. Только после этого поэту был выплачен причитающийся ему гонорар в натуральной форме, он «свёз домой муку, крупу и сахар — эквивалент строк».
Однако такое решение, несмотря на весь сопровождавший его официоз и шумиху, как выяснилось, формально не имело юридической силы. На это обстоятельство обращает внимание товарищей председатель Совнаркома В. И. Ленин, который был крайне раздражён тем, что дисциплинарный суд подменяет собой гражданское судопроизводство. Бывший помощник присяжного поверенного (кстати, довольно успешный[208]) был, конечно же, прав, но лишь отчасти. Если принять во внимание, что к компетенции дисциплинарного суда относились трудовые споры с работодателем, в том числе по вопросам невыплаты заработной платы, то право рассматривать дело у него всё-таки было — Совнарком приравнял авторский гонорар к заработку. Однако такая позиция вождя позволила врагам Маяковского начать на него очередную информационную атаку.
