Игорь Станиславович зубами лязгает, к уху примеривается: «Еще как впечатляющий! В кадре смерти Пушкина в девятнадцатом веке напротив японское консульство, «Тойоты» стоят! Он что, в Японии умер?!»
Во юмор! На Мойке-то напротив дома Пушкина японское консульство. Японский флаг развевается, машины. На фоне карет, цилиндров и прочего русского Средневековья!
Битюгов с ребятами к японскому консульству рысью! Одна группа машины оттаскивает, вторая ворвалась внутрь. Требует у консула сорвать японский флаг к чертовой матери, пока уши не откусили!
Консул японский вежливо выясняет, что случилось, почему нужно рвать русско-японские отношения, позвольте позвоню в Токио, узнать, что произошло!
Битюгов слюной брызгает, уши трет: «Японцы не должны принимать участия в похоронах Пушкина! Вас тогда не было!» И дает команду сорвать японский флаг на фиг!
Консул белеет: «Курилы не отдаете, так еще на консульство нападаете! Ответите перед Мировым сообществом!»
А что такое для Битюгова Мировое сообщество, когда режиссер вот-вот ухо откусит!
Заперли японцев в комнате, флаг сорвали, «Тойоты» перетащили. И все это за две минуты.
Игорь Станиславович в объектив глянул: «Отлично! Снимаем! Кадр 6403! Мотор!»
Вышел на балкон артист и от чистого сердца объявил: «Товарищи, не расстраивайтесь, Александр Сергеевич только что приказал долго жить!»
Режиссер махнул ручкой, народ, согласно договоренности, залился слезами по-черному. Та баба опять на асфальт и давай пускать пену.
Сколько стоил эпизод с такой толпой — говорить не буду. Сегодня на эту сумму целое кино сняли бы с банкетом в придачу!
Самое смешное то, что при монтаже этот кадр в картину вообще не вошел.
Вот так-то. А сколько потом объяснялись с японцами на высшем уровне! Думаю, японцы Александра Сергеевича никогда не забудут и нам его гибели не простят.
Часики
Не были в Африке? Рекомендую. Я из турпоездки вернулся недавно. Жили в номере с мужиком из Москвы. С виду оползень, а на деле шустрый, как электровеник. Покупал все в два раза дешевле, чем остальные. А где — не говорит! Улыбается, рукой отмашку дает, мол, бежать бесполезно, я последнее взял. Естественно, его возненавидели.
И тут, буквально два дня до отъезда, когда денег все меньше, а желаний все больше, сосед вваливается, еле дышит, а морда довольная, не иначе опять задарма чего-то ценного отхватил.
— Во! — говорит. — Часики почти золотые, да еще ходят. Одновременно стрелки компасом служат, в полночь похоронный марш наигрывают! Сколько, думаешь, отдал?
Я-то понимаю, взял задешево, но чтоб ему больно сделалось, думаю, опущу его. Такие часы полсотни долларов всяко тянут, а он, гад, сторговался за двадцать пять.
— Десять долларов, — говорю, — красная цена за этот компас на кладбище!
Сосед хохочет:
— Пять долларов!
— Где?!
Скис, но признался:
— На базаре, во втором ряду третья лавка за коврами. Я последние взял!
Пулей туда.
Базар. Второй ряд, третья лавка налево. Только не третья, а четвертая, и не за коврами, а за обувью. Внутри африканец улыбается, лицо как солнечное затмение, и лопочет по-ихнему, мол, я к вашим услугам.
Часов на прилавке нет. Припрятал. Ну я базарные правила знаю. Никогда не показывай, что тебе надо то, что надо. Сначала шляпу примерил. Кольцо в ноздрю вдел. Долго смотрелся в зеркало. Африканец глаза к потолку завел, мол, идет вам необычайно. Только после этого я себя по лбу хлопнул: мол, вспомнил, часы нужны!
А как ему объяснить, наши языки не соприкасаются.
Я руку приложил к уху и говорю без акцента: «Тик-так!»
Хозяин улыбнулся, кивнул и выносит затычки для ушей огромные, не иначе из баобаба.
Не понял, чудак! Элементарной логикой не владеет! Я ему снова. На руку показываю, потом пальцем в воздухе черчу циферблат и, чтоб понятнее было, язык высунул, круги делаю — мол, стрелки бегут.
Вроде дошло. Подмигнув, вышел, вернулся, языком крутит, подмигивает и сует порножурнал!
Как нерусский, честное слово! Бестолочь! Часы! Часы нужны! Правой рукой как бы рогульку кручу, мол, завожу часы и как заору: тр-тр-тр-трррр! В смысле будильник, часы! Ежу понятно!
Сообразил. Перестал улыбаться, побледнел: был черный, стал фиолетовый. Дверь на щеколду закрыл, нагнулся, из-под прилавка автомат вытаскивает, «тр-тр-тр-трррр» делает!
Чуть не убил его из этого автомата! Чувствую, часы за пять долларов не видать! В сердцах постучал кулаком по лбу и по прилавку: бум-бум, мол, балда ты туземная!
Он согласился, кивнул, из-под прилавка ведро вытаскивает. А там полно часов! Выходит, «бум-бум» по-ихнему «часы»! Детские, мужские, женские, на любой вкус, и одна пара под золото, с компасом, точь-в-точь как у соседа. Я, как положено, морду скривил, мол, часы так себе. На руке взвесил — тяжелые. К глазам поднес, мол, циферки мелкие. Компас мог бы юг и поюжнее показывать. Опять сморщился и показываю пять пальцев, мол, беру за пять долларов!
Африканец аж присел и показывает две руки, мол, десять! И тут вижу: мама родная! На одной руке у него не пять пальцев, а шесть! Выходит, часы стоят одиннадцать! С такими ручонками не пропадешь!
Какой идиот купит за одиннадцать, когда сосед взял за пять. Ладно, думаю, потягаемся. На часы плюю в ведро бросаю. Хозяин достает, протирает Я плюю, он растирает до блеска. Он одиннадцать тычет, я ему пять. И вы знаете, сдался! Смотрю, один палец скинул. То есть две руки растопырил, а там всего десять пальцев! Ну, думаю, раз слабину дал, цену собьем! Повернулся, дверью хлопнул, ушел! Через полчаса захожу — навстречу мне две руки, на одной пять пальцев, на второй три! Так, думаю, я тебе все пальцы на одной руке ампутирую! Ухожу, прихожу, ухожу, прихожу! Ага! Еще один палец скинул! Семь! И на глазах слезы! То ли денег жалко, то ли без пальцев больно. Пожалел его, не садист ведь! Сунул десять долларов, часики свои из ведра выгребаю и весь в счастье ухожу.
Африканец за рукав тянет, протягивает ведро. Я говорю: «Да взял я часы, взял, вот они, спасибо!»
Не понимает! Ведро тычет, в грудь себя бьет.
Тут до меня дошло: за десять долларов ведро часов продал! Во бизнесмен!
Наши ахнули, когда узнали, почем ведро часов отхватил.
Соседа от зависти начало бананами рвать.
Приехал на родину и как король — всем по часам! Все поражены.
Но выяснилось: часы стоят намертво! Внутри одна тикалка! И та — африканский кузнечик! Как он сдохнет — часы тикать перестают.
Африканец крутой бизнесмен оказался! Фактически за десять долларов пластмассовое ведро прикупил!
Кстати, ведро до сих пор служит верой и правдой. Африканский сувенир.
Собачьи радости
Марго жила у Бунькиных пять лет.
Щенка в ту лютую зиму всучил Юре окоченевший мужик.
«Уникальная порода «бенгальский тигролов»! Отдам с учетом обледенения организма за три тыщи рублей!»
Крохотный тигролов за пазухой скулил, роняя льдинками слезы.
Бунькин сдался.
Бенгальский тигролов оказался женского пола. Назвали Марго. Малышка ходила по нужде строго в одно место: на ковер, даже когда его замывали и вешали. Ела Марго все подряд, на сладкое оставляла обувь. Однако Бунькины прощали ей все и мчались с работы домой, где их ждали, но как! Вынести мусорное ведро — три минуты туда и обратно, а у Маргоши истерика, встречала, как после амнистии.
Словом, купите собаку и поймете, для чего живете на свете.
В тот вечер Юра выгуливал Маргошу в садике через дорогу. Волоча на поводке хромого хозяина, неподалеку рыскал чудовищный пес одной масти с Марго, только белая полоса не вдоль спины, а поперек. Можно было подумать, что животные произошли от одних родителей, только зачаты в перпендикулярных позах.