Нужно сказать, что выглядела моя жена в свадебном платье очень красивой. Беременность её абсолютно не портила. Фиолетовые волосы в сочетании с белой фатой придавали определённый шарм образу. И когда она поднялась по ступенькам, многолюдный зал разразился аплодисментами.

Марта церемонно чуть поклонилась гостям в ответ, и сказала именно так, как я её и научил (не больше, не меньше):

— Привет! Меня зовут Мальвина! На здоровья!

Эти слова мной были приватизированы у группы E-Type из их видеоклипа на песню Russian Lullaby. Естественно, я немного подкорректировал их с учётом нынешней ситуации, но последовательность осталась прежней.

Слова простые. Запоминающиеся. И практически не несущие какой-то особенной смысловой нагрузки. Что в них было более всего прелестно, так это то, что, вероятно из-за нелогичности и несовместимости фраз между собой, они западали своей абсурдностью слушателю в память на долгие годы.

И далеко за примерами ходить не надо. Фразу эту я услышал в далёком 1994-м году, и в 2019-м прекрасно её помнил, даже несмотря на то, что прошло со времён премьеры клипа, где были сказаны эти слова, почти четверть века.

И вот сейчас, на сцене Прага-арена, вирусные фразы были сказаны, в зале погас свет, и выступление началось.

Ну что сказать, в общем-то, выступала Мотька неплохо и для первого раза вполне себе сойдёт. Конечно, было ещё над чем работать, но это были уже мелочи. Выступление состоялось, и оно прошло успешно.

Вела себя певица раскованно, мимо нот не мазала, заигрывала с залом и практически не лажала с вокалом. Этого удалось достичь двумя способами. Во-первых, к микрофону был подключен ревербератор, который добавлял глубины. А во-вторых, я ей буквально запретил тянуть последние фразы в строчках текста. Именно на попытке попасть в ноты во время вытягивания последних букв завершающего строку слова и совершают основную ошибку в исполнении непрофессиональные певцы или певицы. И дело тут в том, что если голос не поставлен, то вытянуть необходимое количество тактов он, как правило, не в состоянии. А значит, бедному слушателю иногда приходится услышать вместо прекрасного льющегося голоса не попадающее в ноты срывающееся и задыхающееся карканье.

Чтобы этого избежать, есть простой выход — либо петь под «фанеру», то есть имитировать пение, открывая рот под запись, либо не строить из себя оперного певца, вытягивая ноты по минуте, а то и больше, а заканчивать слова раньше. Для этого достаточно просто пару секунд потянуть окончание последнего слова, а затем немного отодвинуться от микрофона. Вот, собственно, и весь рецепт. И никакой лажи. И никакого кипиша. И все всем довольны.

Мотя помнила мои заповеди и исполняла все так, как надо, без единого нарекания.

https://youtu.be/vZYbEL06lEU?t=76 Lykke Li — I Follow Rivers

— Хорошая песня, — неожиданно произнесли мне на ухо, не дав насладиться творчеством жены.

Обернулся и увидел стоящего рядом Армена, который приветливо улыбался.

— Уже прилетел? — удивился я и, поднявшись, пожал руку компаньону. — Как долетел?

— Нормально, — ответил тот и, вытащив из кармана бумажный сверток, протянул мне: — Хочу поздравить лично тебя…

Я перебил его.

— Армен, если это деньги, то убери, — увидев, что тот нахмурился, решил пояснить свои слова. — Во-первых, я их обязательно потеряю. Во-вторых, мне деньги не нужны — у меня есть. А в-третьих, хочешь подарить, подари Марте. Она у нас временная хранительница очага.

— Я ей тоже хотел подарить. У меня ещё один конверт с пятью сотнями рублей есть, — вытащил он из кармана такой же образец. — Просто я думал, тебе пригодится для обустройства этого самого очага, о котором ты говоришь. Кстати, а почему ты считаешь, что этот очаг временный?

— Долго объяснять, — отмахнулся я. — Ты лучше расскажи, как слетал? Уладил столь неожиданно возникшие трудности?

— Так себе. Проблема всплыла, — поморщился тот. — И проблема эта не сейчас возникла, а давным-давно. Но сколько верёвочке не виться… В общем, наконец, та давняя история подошла к своей финальной точке. — Он посмотрел по сторонам и кивнул в сторону двери, над которой висела зелёная табличка с надписью «выход». — Пошли, выйдем на лестницу, а то тут шумно, и народа много. Там расскажу.

— Пошли, — согласился я.

Сделал глоток из фужера, откусил эклер и двинулся за компаньоном.

У лестницы дежурили милиционеры в штатском. Меня они знали, а у Армена была красная «корочка», которая умела открывать многие двери.

Поэтому нас без лишних вопросов пропустили.

К счастью, на лестнице кроме нас никого не оказалось, поэтому мы могли спокойно поговорить.

Армен достал сигарету, закурил и, улыбнувшись, сказал:

— Ну, жених, какие планы на будущее?

— Да никаких особо. В Германию слетаем на недельку, а потом буду думать о новом сценарии, — ответил я. — Ты-то с нами полетишь, немецкую часть свадьбы играть?

— Нет, Саша. Не могу. Меня и сюда-то со скрипом отпустили. Сейчас в республике шорох идёт. Проверка за проверкой. Так что я уже сегодня ночью улечу обратно в Ереван.

— А что у вас там случилось? — спросил я неожиданно для себя, начав волноваться.

— Случилось, брат, случилось, — затянулся Армен и, понизив голос, прошептал: — Помнишь, я тебе рассказывал, что у нас республиканский банк ограбили?

Потрясло ли меня известие о так неожиданно возникшем расследовании того давнего дела? Да нет, не потрясло. Оно просто огорошило меня. Причём настолько, что я, ошалев от нахлынувших воспоминаний, поймал шок и впал в ступор.

Тот жаркий июльский день во весь рост завладел моим разумом.

Тогда, практически сразу по появлении меня в этом времени, я, узнав из ноутбука о готовящемся ограблении банка Армянской ССР, предпринял отчаянный шаг и, махнув на поезде за тысячи километров от дома, сумел нейтрализовать грабителя и конфисковать похищенные деньги, которые, разумеется, моментально присвоил себе.

Получился, нужно сказать, некий извращённый вариант Робин Гуда, который отбирает деньги у бандитов, но владельцу их не возвращает, а обогащается сам. Тем не менее так произошло, деньги поменяли владельца, и вся эта огромная сумма, в количестве полутора миллионов, была мной закопана в одном из заброшенных домов в Подмосковье.

Пользуясь информацией из планшета, я знал, что большая часть денежных купюр, что оказались в моих руках, была «палёная». Все сторублёвые купюры серии «АИ» находились в розыске. И было у меня таких сторублёвок ни много ни мало, а на миллион. Остальные плюс-минус полмиллиона, что называется, были чистыми.

Их я тоже зарыл возле деревни Ключино, где они лежат и по сей день.

И, нужно сказать, что сумма там спрятана почти такая же, что я и отобрал. Потратил я относительно немного. Из всех богатств, что свалились мне на голову, я растранжирил за почти год проживания в этом мире максимум двадцать-тридцать тысяч рублей.

Пять тысяч рублей составлял фиктивный выигрыш в лотерею. Эту сумму я почти полностью отдал маме. А на остальные купил немного электроаппаратуры, дал денег своему деревенскому другу за помощь в записи кассет с моими песнями, купил сами эти кассеты и магнитофоны, вот, собственно, и все траты. Ну, ещё, может быть, пару-тройку тысяч я потратил на деловые встречи в ресторанах Москвы, когда вёл переговоры с различными музыкальными исполнителями.

Хотя нет! Стоп! Те деньги, что я тратил на веселье, были получены именно за продажу песен. Так что их в расчёт можно не брать.

Вот и получалось, что, фактически, мне такая огромная сумма, которую удалось «отжать», была для раскрутки в реалиях СССР конца семидесятых годов вовсе и не нужна. И если бы вернуть время назад, я бы наверняка не бросился бы в такую опасную авантюру, а нашёл бы более простой способ заработать первоначальный капитал. Мне и нужно-то было этого капитала всего ничего. Максимум тысячи три, которые бы ушли на покупку электроаппаратуры. И честно заработать их мне, с моим богатым опытом прошлой жизни, на самом деле легче лёгкого. Например, как один из многих вариантов честного и беспроблемного обогащения, я мог бы сразу пойти к какому-нибудь известному композитору и продать ему двадцать суперхитов по сто пятьдесят рублей за штуку. Дешево? Ну, может быть, и дешево. Только ведь мне бы это почти ничего не стоило — чуть времени, немного нотных листов и использованные чернила в ручке. Зато на выходе я бы получил те самые три тысячи рублей.