И зал, взорвавшись криками радости, стал хлопать в ладоши и скандировать:

«Поздравляем!» «Поздравляем!!»

Пришлось вновь, в который уже раз вставать, кланяться и, делая добрый глоток из фужера, в глубине души выражать надежду, что, возможно, на нашей Земле хоть какая-то справедливость, пусть даже и в малых объёмах, но всё же присутствует.

По завершении аплодисментов замминистра подошёл ко мне, пожал руку, сказал пару общих благодушных слов невесте и попросил меня отойти в сторону.

— Здравствуй, Саша, ещё раз, — радостно произнёс бывший «тесть», когда мы отошли от стола.

— Здравствуйте, — поздоровался я, стараясь угадать предмет предстоящего разговора.

— Ну что, рад хорошему известию?

Я его счастья не разделял, поэтому ответил, как думал:

— Нет!

— Гм, — тут же нахмурился замминистра, — а мне казалось, это известие тебя воодушевит.

— Воодушевит? На новые подвиги?

— Ну да. Ты же говорил, что у тебя ещё идеи есть. Тем более ты призовое место занял. Так что по условиям конкурса тебе будет дан зелёный свет.

— Какое счастье, — съехидничал я. — Просто щедрота душевная.

— Чем ты недоволен? — не понял бывший «тесть». — Ты в призёрах, а значит, при делах. Скажи, что тебе надо, и мы всё сделаем. Всесторонняя помощь тебе обеспечена. Если вдруг у тебя сюжета нет, то давай подключим каких надо писателей, сценаристов и они будут, сколько потребуется, в твоём полном распоряжении!

— Спасибо, не надо. Идей у меня полно, а вот реализовывать мне их что-то уже не хочется.

— Почему?

— То есть как это «почему»? А потому, что мой фильм засудили! И я считаю, что это несправедливо. Кто его судил? Какое-то жюри? Ну, так вот что я скажу: члены этого самого жюри просто не въехали в сюжет, а потому и не смогли осознать весь масштаб прекрасной картины. Не въехали или им не дали это сделать. Поэтому никакое жюри честную оценку дать моим изысканиям на почве кинематографии абсолютно не в состоянии.

— А кто, по-твоему, такую оценку может дать?

— Как кто? Зритель, конечно. И проголосовать он может очень убедительно — рублём. Именно деньгами будет продемонстрирован настоящий интерес. Покажите фильм людям и тогда вы поймете, какой фильм наберёт большую кассу, а какой станет аутсайдером.

— Саша, изначально это не было предусмотрено правилами конкурса. Сейчас уже есть решение, финалисты определены, поэтому теперь всё переиначить, как ты предлагаешь — невозможно.

— А мне кажется, возможно, — не согласился Саша.

— Как? — не понял бывший «тесть».

— Очень просто. Дайте мне второй шанс.

— Это как? — опять не понял он. — Официально конкурс же завершился.

— Да. Но его можно продлить. Также официально.

— И с какой формулировкой?

— С той, что комиссия в те дни, когда принимала мой сценарий на конкурс, ничего о том, что будут сниматься какие-то баллы за то, что он не соответствует понятию «научная фантастика», не говорила и не предупреждала. А по всем правилам, если они распространяются на всех, конечно, должна была бы это сделать. Ан нет — не сделала! О сценарии фильма просто поспорили и всё. После чего сценарий единогласно приняли. Никто из членов жюри не высказался ни против ни даже не воздержался. Все проголосовали «за»! Так? Так! А раз сценарий прошёл, то снимать эфемерные баллы за то, что он не соответствует условиям, они не имеют права! Они должны были сразу предупредить, что им что-то не нравится. Или вообще не допускать сценарий до начала съёмок. Но они сделали подло и придумали условия уже после съёмок, тем самым решив предать забвению сделанный продукт. Вам не кажется, что эти странные действия жюри несут в себе явную нелогичность? Поэтому я уверен, что, если уважаемые члены жюри ещё раз подумают о своём поведении, то они с удовольствием дадут мне ещё один шанс. Вы так не думаете?

— Не знаю. Вряд ли. И хотя в чём-то ты прав, члены жюри вряд ли на это пойдут. Они приняли решение, и любая отмена данного решения может дискредитировать их как профессионалов и нанести им репутационные издержки.

— И всего-то? — хохотнул я. — Они бояться потерять немного своего незыблемого авторитета? Это их беспокоит?

— Ты напрасно иронизируешь. Это серьёзные люди с безупречной репутацией.

— Вы думаете, после того, как они откинутся с зоны, их репутация будет столь же безупречна?

— Э-э…

— Вот вам и «э-э»… Если они не хотят по-хорошему, то будет по-плохому. Я обращусь напрямую в ОБХСС, и они все сядут.

— За что? — пришёл в себя Мячиков.

— Как за что? Вы меня удивляете, товарищ заместитель министра. По-моему, вполне ясно, за что конкретно всё жюри можно привлечь по уголовке. Они знали, что фильм не соответствует условиям конкурса, и всё равно довели его до этапа съёмок. Знали, что фильм обречён на поражение в соревновании, но не предпринимали никаких шагов. Думаю, что следственные органы вполне смогут разобраться с таким изощрённым видом хищения народных денежных средств.

— Так они ничего не украли.

— Точно, — хохотнул я от своей новой мысли. — И тем самым они сделали себе ещё хуже. Нонсенс, но это так! Ведь если бы они похитили хоть что-то, то стали бы просто ворами, которых бы посадили лет на пять-семь и всё.

— А если не похитили?

— А вот если не похитили, то деньги попросту спустили в трубу, и тут дело уже более серьёзное. Тут уже не отдел по борьбе с хищениями подключать надо, а структуру, которая занимается государственной безопасностью. КГБ этим должно заняться. Ведь эти граждане, действуя группой лиц по предварительному сговору, придумали схему по растрате бюджета нашего с Вами советского государства. Думаю, что после расследования, если кто пятнашкой строгого режима обойдётся, то пусть уже считает, что ему крупно повезло. Вообще боюсь, что некоторых товарищей, которые с этой минуты нам совершенно не товарищи, скорее всего, поставят к стенке и шлёпнут. Так сказать, в назидание остальным разорителям нашей прекрасной страны, — вновь улыбнулся обалдевшему от моего спича визави, мягко добавил: — Так что вы уж передайте гражданам мои слова. Вдруг они одумаются, станут на путь исправления и продлят конкурс на недельку-другую. А если не одумаются, то другие товарищи сделают это за них.

Оставив ошеломлённого бывшего «тестя» в горестных раздумьях, отправился праздновать.

Правда, уйти далеко не успел, потому что меня перехватил подбежавший ко мне смутно знакомый мужчина.

— Привет, бро, — произнёс тот, протягивая кулак.

— Здорово, бро, — ответил я и сверху вниз ударил своим кулаком по его.

Тот ударил в ответ, и мы по-братски обнялись.

Н-да, тяжело мне было сразу разглядеть в волосатом мужике в гражданском костюме когда-то опрятного заместителя руководителя хора Александрова — подполковника Сорокина.

— Чего, как дела? Я на пару минут подбежал с тобой переговорить. Сейчас наша очередь на сцене выступать будет. У «Импульса» перерыв, — пояснил он.

— Ясно. У меня всё норм. Как у вас? Какие проблемы? Знаю, что вы в Югославию вместе с моими ребятами ездили. Как приняли?

— Отлично приняли, бро, просто отпад, — сказал тот и принялся рассказывать о поездке.

Слушать его разговор без улыбки было сложно, ибо я знал, что он отныне и во веки веков является сотрудником ГРУ. Но я старался не показывать улыбки, пытаясь догадаться, все ли слова, что я ему написал в методичке, будут использованы в разговоре со мной.

Было очевидно, что Сорокин, пользуясь случаем, хочет показать мне, насколько хорошо он владеет выученным сленгом.

Ну да, для военных я составил целый словарь «молодёжного диалекта». Там были как широко используемые в этом времени слова и выражения, так и те, которые будут использоваться в будущем.

Появление новых и никем никогда не слышанных фраз объяснил тем, что мы сами сейчас являемся генераторами и распространителями новомодных стилей в частности и мировой культуры в целом. А значит, мы, находясь на острие прогресса, просто обязаны быть в придуманной нами субкультуре впереди планеты всей.