Остановившись, я упёрла руки в бока и посмотрела вниз на парк напротив улицы. Деревья казались просто тёмными силуэтами на фоне более светлых теней, хотя парк был освещён.

Зейн коснулся моей руки, и когда я посмотрела на него, то увидела, что он принял человеческий облик.

— А что это значит на самом деле? Ты ослепнешь?

Я снова пожала плечом.

— Не знаю. Возможно? Тот факт, что я не совсем человек, всё портит, а болезнь требует уровня генетического картирования, чтобы увидеть, каким может быть прогноз… полагаю, ты знаешь, почему эта процедура никогда не будет пройдена. Но болезнь не предсказуема даже у людей. Некоторые в моём возрасте совершенно слепы. У других симптомы не развиваются, пока им не переваливает за тридцать. Может быть, моя потеря зрения замедлится из-за ангельской крови во мне, или может полностью прекратиться, но она становится всё хуже, поэтому я сомневаюсь, что моя ангельская сторона так уж хорошо способствует моему здоровью. Я просто не знаю. Никто не может ответить на этот вопрос. Никто не может даже ответить на этот вопрос для многих людей с этой болезнью.

Зейн молча слушал, поэтому я продолжила:

— Когда моя мама заметила, что я начала врезаться в предметы чаще и у меня возникли проблемы с ориентацией в пространстве, когда на улице было очень светло, они с Тьерри отвели меня к окулисту, и доктору хватило одного взгляда на мои глаза для выписки направления к специалисту. Ну, а потом последовало много очень раздражающих тестов, болезнь была подтверждена. Мягко говоря, это был шок, — я рассмеялась. — Я хочу сказать, да ладно. Я же Истиннорождённая. Сражаться, имея такие огромные пробелы в моём зрении, не совсем легко. И как же это произошло? Но это то… что есть.

— Я заметил кое-что, например, как ты вздрагиваешь, и твои шаги кажутся неуверенными ночью, но я никогда бы не догадался, — сказал он. — Никогда.

— Да, как и остальные. А знаешь, ведь многие люди думают только слепых и зрячих, и у них нет понимания или концепции всего, что находится посередине. Я не скрываю, что у меня есть эта болезнь, — я посмотрела на него. — Я только что научилась компенсировать это, да так, что иногда даже забываю… но потом я натыкаюсь на дверь или стену, и тогда я быстро вспоминаю.

— И звёзды?

Слабая улыбка тронула мои губы, когда я вспомнила, о чём однажды спросил меня окулист из Моргантауна.

— На последнем приёме, около года назад, мой глазной врач спросил, могу ли я всё ещё видеть звёзды ночью. Это было странно, когда он спросил, потому что я должна была подумать об этом, и я поняла, что не могу ответить на вопрос, — призналась я. — Я не смотрела на звёзды целую вечность, и это так поразило меня, понимаешь? Что однажды я посмотрю вверх и не увижу звёзды, и всё будет кончено. Я никогда не смогу снова увидеть что-то такое… красивое и простое. До этого момента я считала это само собой разумеющимся. И поэтому каждую ночь я смотрю на небо, чтобы понять, могу ли я видеть звёзды.

Зейн не ответил, но я почувствовала на себе его пристальный взгляд. Я начала крутить волосы, и сова пожала плечом, не зная, что ещё сказать.

— Ну, да…

Прошло мгновение.

— А сейчас ты видишь звёзды?

Я запрокинула голову и подняла глаза на небо. Ночь была безоблачной, и небо напоминало глубокое нефтяное пятно, разбитое на мелкие точки.

— Я их вижу. Они едва заметны, — подняв руку, я указала на две звезды, одну поверх другой. — Прямо там. Их две.

Я закрыла правый глаз, и два крошечных белых пятна превратились в одно белое пятно.

— Ой, подожди, — я рассмеялась. — Там только одна звезда.

— Да, — пробормотал он, и когда я взглянула на него, он смотрел в том направлении, куда я указала. — Там есть звезда, — он посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. — Ты видишь ещё звёзды?

Чувствуя себя немного одурманенной и глупой, я с большим усилием отвела взгляд. Я снова посмотрела на небо.

— Я вижу парочку. А что? Там много звёзд?

Когда он не ответил, я взглянула на него и обнаружила, что он снова смотрит на меня, слегка наклонив голову, отчего прядь светлых волос задевала его щёку.

Я продолжала крутить свои волосы, и нервозность стала расти, как гнездо птиц, просыпающихся и взлетающих в небо. Я отвела взгляд.

— Полагаю, на небе полно звёзд?

— Да, но важны только те, которые ты видишь.

Мой взгляд метнулся к нему.

Он улыбнулся мне.

— Ты… Ты невероятно сильная.

Это замечание застало меня врасплох.

— Что?

— Ты стоишь здесь и говоришь о потере зрения, как ни в чём не бывало. Как будто это пустяк, а дело то серьёзное. И ты это знаешь это, — он положил свою руку на мою, напугав меня. Он осторожно высвободил мои пальцы из волос. — Но ты с этим справляешься. Живёшь с этим. Если это не определение силы, то я не знаю, что это такое.

Птичье гнездо сместилось к моей груди.

— Сомневаюсь, что это сила.

Он убрал мою руку от волос.

— Трин…

Покраснев, впервые услышав от него своё прозвище и поняв, что мне нравится, когда он так меня называет, я снова перевела взгляд на две звезды, которые на самом деле были одной.

— Я имею в виду, что не считаю это силой. Я не могу изменить то, что должно произойти. Может быть, когда-нибудь появится лекарство, и оно поможет мне, но до тех пор я должна принять это, и я не могу останавливаться на этом, потому что это страшно — чертовски страшно всерьез думать, что всё это исчезнет, и мне придётся научиться жить по-другому с ожиданиями того, кто я и что я, но я должна иметь дело с этим. И я делаю это, не позволяя этому лежать в основе меня или поглощать каждый момент моей жизни. Это не сила. Это не делает меня особенной, — я пожала плечами. — Это просто означает, что я… делаю всё, что могу.

Всё ещё держа меня за руку, он сжал её.

— Как я уже сказал, определение силы.

Словно у меня не было никакого контроля, я снова уставилась в его глаза, думая, что в один прекрасный день, когда я не смогу увидеть звёзды, всё станет очень отстойно, но будет чертовски жаль, когда я больше не смогу видеть эти бледно-голубые волчьи глаза.

— Не могу поверить, что ты молчала об этом вплоть до этого момента.

— Не принимай это на свой счёт. Это не то, о чём я часто говорю, потому что я просто… Я не знаю. Я не хочу, чтобы люди относились ко мне по-другому из-за этого, — я повернулась к нему. — Я не хочу, чтобы ты относился ко мне по-другому.

— Я бы не стал, — он шагнул ко мне, не позабыв, что мы всё ещё стояли на карнизе. — Хорошо. Это не совсем так. Я восхищаюсь тобой до чёртиков, но я и так уже восхищался тобой. Так что теперь это чувство стало сильнее.

Я попыталась перестать улыбаться, но не смогла, когда посмотрела вниз, где он всё ещё держал мою руку. В лунном свете я смогла разглядеть наши руки.

— Что ты будешь делать, если станет ещё хуже? — спросил он.

— Может быть, я найду себе горгулью-поводыря.

Зейн усмехнулся.

— Я могу им стать для тебя.

— Э-э, да, я чувствую, что тебе это очень наскучит.

— Я так не думаю, — он пальцами обхватил мой подбородок, возвращая мой взгляд к нему. Воздух застрял у меня в горле. — Я сомневаюсь, что с тобой можно провести хоть одну секунду в скуке.

— Да? — нуждаясь в небольшом пространстве после обсуждения чего-то настолько личного, я вырвалась и отступила. — Хорошо. Держу пари, ты меня не поймаешь.

Развернувшись, я побежала по карнизу. Я услышала, как он выкрикнул моё имя, но оно затерялось в ветре, пока я набирала скорость, ветер поднял мои волосы с плеч и отбросил их за спину. Я достигла края уступа с головокружительной скоростью, и не было ни минуты колебания или страха. Я прыгнула, окружённая только воздухом, и в эти короткие секунды, прямо перед тем, как начать падать, я стала невесомой, и я знала, что это было похоже на полёт.

Ударившись о карниз здания на другой стороне аллеи, я сгруппировалась и скатилась, снизив оставшуюся скорость, и вскочила на ноги с дикой улыбкой, вспыхнувшей на моих губах.