И теперь выходит, что сегодня, когда Ленин подходил к ним, он знал обо всем, и об этом заговоре тоже. Вот почему он так холодно поздоровался с ним и ядовито спросил: «Что еще затевает ваш Ллойд-Джордж?» И эти рассуждения о риторике, за которую приходится дорого платить. Знал обо всем и Троцкий. Но зачем он пригласил его обедать? Может быть, хотел переговорить с ним об этом наедине и откровенно, а Локкарт потащил за собой Каламатиано. И откровенного разговора наедине не получилось.

— Я понимаю, что вам нелегко было услышать такое, — извиняющимся тоном проговорил норвежец. — Прошу прощения, что именно я явился для вас вестником столь драматического известия. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Мои немецкие коллеги готовы в качестве компенсации передать вашему правительству шифр большевиков, чтобы и ваши службы могли перехватывать их донесения. Вы меня слышите, господин Локкарт?

— Да-да, я слышу…

— Если вы сочтете это приемлемым, то позвоните мне в посольство. — Норвежец передал Локкарту свою визитку. — Всего наилучшего! Буду ждать вашего звонка. До свидания!

— До свидания…

Норвежец приподнял шляпу и удалился.

Локкарт задумался. Самое любопытное заключалось в том, что, как только они поселились в Хлебном переулке, квартира никогда практически не пустовала. Даже если уходили они с Мурой, то в квартире оставался Хикс, человек не робкого десятка, имеющий оружие и способный отразить любой вооруженный напор. А когда уходил Хикс, в доме оставались они с Мурой. Кто же тогда мог похитить шифр? Мура? Хикс? Или их говорливая, с маля-винским лицом кухарка? Но тогда она должна на кого-то работать, — на Дзержинского, Троцкого? — что совершенно невозможно представить, а кроме того, последняя приходит, когда кто-то обязательно есть дома, и вряд ли она смогла запомнить, выучить шифр. Хикс исключается. Но не Мура же!

Брауде бежал, когда его перевозили из Бутырок на Поварскую, в тюрьму ВЧК. Он уже понял, что трибунал чистая формальность, никакого отдельного заседания специально для него устраивать не станут, а впишут его фамилию в протокол предыдущего, чтобы иметь законный повод поставить его к стенке. Одним бывшим капитаном царской армии больше, одним меньше, какая большевикам разница. Тракман бы и слушать не стал его объяснений о том, что капитана подставили, что он не собирался похищать оригинал приказа Троцкого, а бросил бумажонку на стол этому мальчишке Ясеневскому и не расписался лишь потому, что за суматохой обо всем позабыл, а кроме того, его поторапливал Синицын. Но с утра после похмелья голова трещала, как турецкий барабан, по которому что есть мочи колотили палками, и Брауде если и слышал вопросы своего начальника, то все равно ответить на них не мог. Все его силы уходили на то, чтобы стоять навытяжку и не падать.

Впрочем, Паша один раз открыл рот, чтобы попытаться все же объясниться, но вместо слов на лицо выползла кривая ухмылка.

— Да брось ты! — единственное, на что у Паши хватило сил, но и то выплюнуть эти три слова скороговоркой и вместе с облаком отвратительного перегара, отчего лицо Марка побагровело.

— Арестовать его! — рявкнул Тракман.

Брауде моментально скрутили и отвезли в Бутырскую тюрьму.

Когда его выводили из кабинета начальника Военконтроля, он бросил ненавистный взгляд на Лес-невского, и мальчишка сразу же побледнел, из чего нетрудно было понять, что этот недоделанный юнкер его подставил намеренно. Но зачем, ради чего? Паша отбил у него возлюбленную, мешает его карьере в разведке? Что за черт?! Какого рожна понадобилось этому мальчишке затевать столь подлую провокацию? Он и знать не знает Лесневских, это Синицын пестует мальчишку, носится с ним, как с родным племянником, рассказывая Брауде о своей дружбе с отцом Пети. Стоп! Петя не мог сам додуматься до такой гадости, и по всему выходит, что это затея Синицына?.. Но где подполковнику он перешел дорогу?.. А ведь верно, Ефим Львович торопил его в тот день, подталкивал, подгонял, напоил… Стоп! Синицын перед уходом сказал ему: «Двинули, а то меня один клиент поджидает с известием». Клиент, то есть осведомитель. Но ни с каким «клиентом» Синицын не встречался и водки намеренно взял много, чтобы его крепко подпоить. Потому что что? Потому что знал: Лесневский оригинал подсунет ему в ящик, где его найдет Тракман, и само собой сфабрикуется обвинение:

Если б Паша хотя бы догадывался, какой суровой каре его подвергнут, он бы в ножки кинулся и быстро бы все объяснил начальнику. Он не знал, что Синицын еще раньше провел свою работу и посеял страшные подозрения в уме Тракмана относительно Брауде. И действительно: капитан уже две недели следит за Каламатиано, а ни одной явки, ни одной встречи грека с его агентами или вообще с кем-либо из русских не зафиксировано, а постоянные проколы Паши: то влез в квартиру английского консула, то просидел целый день у не ведомой никому четырнадцатой квартиры, а потом еще неделю разбирался с ее жильцами — Синицын еще не знал, что хотел арестовать чекиста Головачева, — все это наводило на грустные мысли: либо Брауде вообще непригоден к работе в Военконтроле, либо тут сознательный саботаж. Тракман согласился со вторым: саботажа завуалированной форме, потому что пройти школу фронтовой разведки и допускать такие промахи может только идиот, а Паша производит впечатление неглупого человека.

У Синицына был и дальний прицел в этих тактических разговорах с Тракманом: убрать Брауде лишь полдела. Ефим Львович хотел, чтобы Тракман поручил слежку за американцем Лесневскому. Во-первых, это рост по службе, во-вторых, свой человек начнет осуществлять контроль, и Пете необязательно ежедневно следить за Ксенофоном. Пару раз в неделю они бы собирались все вместе и сочиняли маршруты американского шпиона. Синицын бы уговорил Каламатиано кого-нибудь сдать Пете. Это произвело бы выгодное впечатление на Тракмана и укрепило бы репутацию Лесневского.

Последним толчком в принятии столь сурового решения Тракманом послужил разговор с Троцким, происшедший накануне. Наркомвоенмор выполнял указание Ленина, обеспокоенного столь сильным приливом старых военных кадров в Красную Армию. Вождь боялся, что царские офицеры в какой-то момент дрогнут и повернут оружие против них же или начнут тайно работать на Деникина, производя секретные диверсии и разглашая штабные планы. Поэтому он попросил Троцкого еще раз тщательно проверить всех старых офицеров, проанализировать то, как они сейчас работают, и почистить некоторые особо важные органы, как Генштаб, разведку, аппарат чусоснабарма, как называли чрезвычайного уполномоченного по снабжению армии. На этот пост назначили Рыкова, а подчинялся он непосредственно Ленину. Естественно, что Троцкий просьбу Ленина перевел в директиву и приказал Тракману почистить Военконтроль от бывших царских офицеров, избавиться в первую очередь от тех, кто не приносит реальной пользы и занимается скрытым саботажем. На следующий день и случилась эта история с пропажей оригинала, и Тракман подумал, что вот удобный повод сразу же доложить наркомвоенмору о принятых мерах и продемонстрировать суровую решительность начальника Военконтроля. Все вместе и решило судьбу капитана Брауде.

— Так вам нечего мне сказать?

— Нет.

— Арестовать! — рявкнул Тракман и почему-то стукнул кулаком по столу. Вообще-то он всегда отличался выдержанностью и даже врожденной деликатностью, которая многих подкупала. Но иногда и он не выдерживал.

Его перевозили ночью, на открытом грузовичке, в кузове, охранники ворочали скулами, пытаясь подавить зевоту, их укачивало, и они таращились на Брауде, потому что веки сами собой закрывались. Наблюдая эту отчаянную борьбу со сном, Паша решил, что сам Господь даст ему этот шанс спастись и попробовать начать все сначала. На одном из перекрестков грузовичок притормозил. Брауде легко спрыгнул и метнулся в темную подворотню. Еще через несколько секунд, спохватившись, охранники открыли пальбу, но было уже поздно.