— Значит, я все еще там?

Ну, хоть на один вопрос нашелся ответ. Ладно. Мне сваливать пора. Я сосредоточилась, только свалить не получилось. Как стояла у дверей, так и осталась. Да что такое?

— Что, не получается? — ехидно заметил он.

— Твоя работа?

— Четыре месяца долгий срок. Также как четыре года.

— Что ты сделал?

— Ничего особенного, просто вплел вместе с магией немного своей воли. Теперь хоть твои исчезновения смогу контролировать.

— А ты и счастлив. Аж светишься от самодовольства. Переиграл своего бедного халфа. Чего ты ждешь? Аплодисментов?

— Вот еще бы твой ядовитый язык укоротить, и цены бы тебе не было.

— А мне и так цены нет. Я бесценна.

— Успокоилась?

И как он все понимает? Вот вроде ругаться хотела, а он одной лишь фразой потушил весь запал.

— И долго я тут торчать буду?

— Пока мне не надоест, — улыбнулся он, — Я ужин принес.

— Вряд ли в этом теле я смогу есть.

— А тебе и не предлагают, — ответил этот хам, щелкнул меня по носу и зашел в свою, теперь я уже точно знаю, комнату. А потом уселся на кровать и принялся ужинать.

— В кровати есть нехорошо, — назидательно заметила я.

— Завидуй молча, — послышалось в ответ.

Я надулась. И чего он меня сюда приволок. Сидел бы ел, в одиночестве, а я бы там со своим анваром разбиралась. Хотя, какой он мой? Теперь уже Аделькин. Сволочь.

— Как у тебя дела? — спросила я, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание, прерываемое только его громким чавканьем. Ладно, ладно. Может, я и преувеличила, и он, так же как и все аристократы, ест аккуратно и аристократично. Чтоб ему подавиться.

— Не скучаю. Все готовятся к знаменательному событию.

— И когда же оно случится?

— Весной, может летом.

— Что-то я не поняла. Сейчас осень.

— Ну, да. Но пока невеста определится…

— В каком смысле? — вконец запуталась я.

— Пока всего лишь идет смотр. Наследник решает, кому отдать предпочтение.

— Кажется, уже решил, — буркнула я.

— И хорошо. Ты скорее успокоишься.

— Без твоих советов обойдусь.

— Ты пойми, вас больше нет. И никогда не будет.

Я встала с подлокотника кресла, на котором сидела и заходила по комнате.

— Ты хочешь, чтобы так было.

— Я хочу, чтобы ты, как и он, шла дальше.

— Еще недавно эта Аделька в твоей постели ошивалась, а сейчас выходит замуж за него. Тебе не кажется это весьма нелогичным? Он не идиот.

— Это да, — согласился он, — Но не нам оспаривать его выбор. Возможно, она чем-то его зацепила.

— Какой же ты лицемер.

— Хм, было у кого поучиться. И я не собираюсь расшаркиваться перед тобой и вытирать слезы. Я не твоя подружка, Аура.

— С такими подружками и врагов не надо.

— Смирись.

— А тебе этого очень хочется, не так ли? Только скорее бездна замерзнет, чем ты увидишь меня настоящую. Он мой ли-ин, если тебе знакомо такое понятие.

Я его задела. Часто задевала, но сейчас больнее всего. Только осознание этого и сожаление, которое испытала, не изменят этого факта. Я люблю другого и всегда буду любить, даже если он женится, даже если предал, даже если разлюбил. Потому что это Аура-человек могла уйти, забыть, найти кого-то, хотя тоже маловероятно. Но я не человек больше. Побратим. И пусть я не так много знала об этой расе, но эту легенду забыть не могла.

— А я твой халф. Вот и подумай, что важнее. А если тебе примеры нужны, то вспомни прошлое. Или ты хочешь повторения истории?

— Не будет никакого повторения. Просто потому, что Гвинерва не любила мужа. И ее побратим не убивал ее друзей.

— Пошла вон.

Достала таки. Умею же я делать больно. Захотелось расплакаться. И что со мной такое? Почему я всегда делаю больно тем, кого люблю. И ведь не могу не признать, что он дорог мне, что ощущаю его боль, как свою, что сейчас хочу подойти и обнять, просить прощения, ластиться, как кошка. Но вместо этого стою и не знаю что сказать. Прав он, лицемерка я. Самая настоящая. По крайней мере с ним.

— Ты меня отпустить должен, — только и вымолвила я. Он взмахнул рукой, и я почувствовала, что готова уйти. Только почему-то не уходила. Хотя я знала почему.

— Иногда я тебя ненавижу так сильно, что в глазах темнеет. Иногда мне тебя жаль, иногда я плачу из-за тебя, а иногда мне приходится часами уговаривать себя, чтобы не прийти к тебе. Ты мой халф. Быть может, если бы прошлое не стояло между нами, я могла бы попробовать полюбить тебя как друга, как брата, как мужчину. Но также как и я, ты должен последовать своему же совету. Смирись. Мое сердце… оно давно отдано ему.

— А мое тебе.

— Прости, но я ничего не могу с этим поделать.

— Прошло всего четыре года Аура. Прошлое забывается, стирается из сознания. Мы меняемся, наши ценности, приоритеты, чувства. У нас есть целая вечность.

— Ты действительно в это веришь? Что я смогу простить?

— Ты уже простила меня. Осталось только забыть.

— Тогда это все, что тебе остается. Верить, — ответила я и растворилась в воздухе.

Грустно все это. И больно. Сегодня случилось что-то фундаментальное. Нет, я не простила и не забыла, но сегодня увидела нечто важное, непонятное. То, что так долго с негодованием отметала. Он мне больше не враг. И что самое страшное, его чувства мне не безразличны.

В деревню Черемша мы прибыли через два дня. Велик нарисовал весьма подробную карту, но мы все равно заблудились и плутали по деревенским дорогам почти сутки. Парня решено было с собой не брать. Уж слишком активная за ним охота началась. Барон Акмар обвинил мальчишку в воровстве и за день весь Нерис был обклеен плакатами с его физиономией. И где только взяли такой точный портрет? Агор помог нам спрятать мальчика, обещал присмотреть за ним. А я намекнула начальнику городской стражи, что сам барон не так уж безгрешен. Александр понял, отругал за беспечность, когда увидел мой разрушенный дом, но отпустил. Хороший человек.

В деревне нас встретили очень дружелюбно. Мама Велика предоставила нам и кров, и пищу и вообще, жизнь в очередной раз мне сюрприз преподнесла, на этот раз приятный. Более светлого и доброго человека я не встречала. Мы прогулялись по деревне и заметили одну странность. На всю округу ни одной травницы, знахарки и даже повитухи. И насколько я смогла выяснить, люди здесь давно ничем серьезным не болели, роженицы всегда рожали как по часам крепких и здоровых малышей, хотя люди умирали. И всегда старики, пожившие свое. До недавнего времени. Как рассказала Глафира Кирилловна где-то с неделю назад, что-то с природой начало происходить. Словно кто-то жизнь забирал, и это на жителях начало отражаться.

— Мишка, сын моей соседки простудился, — сокрушенно поведала женщина, — А ведь он крепкий мальчик, за всю жизнь даже насморка не подхватывал, а Силантия, нашего старосту ревматизм скрутил. Вы бы поглядели, госпожа травница.

Конечно, погляжу. Вот только сдается мне все дело в лесе, а точнее в том источнике с водицей волшебной, что Велик нашел. Вечером мы решили заглянуть к больному мальчику. Все оказалось куда серьезнее, чем я представляла. Мальчонка болел, по словам матери уже два дня, а к вечеру температура поднялась. Я потрогала лоб, проверила пульс. Мальчик весь пылал, словно печка, от лихорадки. Нужно было срочно что-то решать, иначе его состояние может значительно ухудшиться, а у меня и травок-то подходящих нет, и настой долго готовить.

Жаль, в деревне знахарки не было. Придется в лес идти. У меня было почти все, чтобы сделать необходимый мальчику отвар, за исключением одной травки, которую надеялась обнаружить в лесной чаще. Мира засобиралась со мной.

— Думаю, тебе надо остаться, — проговорила я, зашнуровывая ботинок.

— Я с тобой пойду, — ответила девушка голосом, не терпящим возражений.

— Ты здесь мне нужна. У мальчика очень сильный жар. Если совсем худо будет, вынесете его во двор и в холодную бочку окунете. И холодные компрессы прикладывайте. Нужно хоть немного его остудить.