Аристократка покраснела, отвела взгляд и пригубила кофе.

Блин. Лучше бы не спрашивал. О таком выходе я мог бы догадаться самостоятельно. Но сейчас главное — разрядить обстановку.

— Ясно, — я сделал вид, что не услышал ничего нового. — А бастарды значит — это одаренные, у которых нет герба рода, правильно?

— Да. Поэтому немного неправильно называть аристократов чистокровными, а бастардов полукровками, — воодушевилась Жанна. — Бастарды, по сути, это дети, родившиеся вне знатного рода. Не под гербом. И из-за этого, лишенные всех привилегий аристо.

— Так. Ладно. Но герб рода? Один мой знакомый сказал, что я могу восстановить его, если у моих предков когда-то он уже был. А есть другие способы? Спрашиваю тебя, как аристо, которым мой знакомый никогда не являлся.

— Есть, — Клаус кивнула. — Гербом рода может наградить лично император. За определенные заслуги перед империей. На его усмотрение.

После разговора с Нокиа меня постоянно тревожил тот момент, что у моих предков вообще могло никогда не быть герба рода. Мать — простолюдинка. Значит вообще никогда не имела в родственниках одаренных, а, стало быть, и аристократов. Отец воспитывался в детском доме. Если я не докажу, что он сын моей бабушки, то…даже если в нашем роду были аристократы, герб мне не вернуть. Поэтому не очень хотелось тратить время, чтобы восстановить семейное древо. Только вот второй вариант оказывается нисколько не проще.

— Значит за заслуги? — я чертыхнулся и провел ладонями по лицу. — Ты когда-нибудь слышала о тех, кого император наградил таким знаком отличия?

— Несколько раз…

— Меня больше волнует, что именно они сделали, чтобы получить его?

— Если честно, я даже никогда не вдавалась в подробности…

— Ладно. Спасибо, Клаус, — я собрался, чтобы продолжить занятия. — В любом случае ты мне сильно помогла. Давай вернемся к урокам. Уже одиннадцать доходит.

Пока Клаус объясняла мне все то, что проходили мои одноклассники всю последнюю неделю, я никак не мог выкинуть из головы тот самый герб рода. Мне постоянно кажется, что вот-вот я уже создам свой клан, но до сих пор натыкаюсь на разные подводные камни.

Дело в том, что, когда мы с Нокиа замутили всю эту схему с бизнесами, мы сделали это дело полностью подпольным. Предприятие, которому принадлежат все мои, пока еще мелкие, бизнесы зарегистрированы на моего умершего отца. У него липовый герб и липовая бумажка о принадлежности какому-то китайскому международному клану, ведущему деятельность по всему миру, в том числе и на территории Российской Империи.

Как только я сообщил Иннокентию о планах создать собственный клан, он рассказал мне всю эту мутную схему в деталях и мы, вроде как, договорились сделать весь бизнес прозрачным. Однако для этого мне необходимо обзавестись настоящим гербом и потом мой подельник сможет переписать весь бизнес. Вернее, продать его за сумму, написанную на бумаге, но никто никому никаких денег, конечно, передавать не будет. Чтобы не платить лишних налогов. Но сейчас вся загвоздка заключается в гербе.

Проводив Клаус, я посмотрел на пейджер в надежде обнаружить от Нокиа сообщение о том, что все из списка Ариадны собрано. Но никаких посланий не было. Поэтому я сходил в душ, приоделся и отправился к бабушке. Единственному человеку, который может раскрыть мне правду о моем роде.

— Я думал, что не достучусь, — улыбнулся я, когда бабуля открыла дверь и с заспанным видом встретила меня. — Нужно купить тебе слуховой аппарат, ба! У тебя у самой жизнь заиграет новыми красками.

— Никаких слуховых аппаратов я использовать не буду, Костя! — запротивилась она. — Может я и твоя бабушка, но не смей делать из меня старуху.

— Ладно-ладно, — я поднял руки. — Войти можно?

— Да, конечно, — спохватилась она, отходя в сторону. — Совсем с толку сбил. Оладушки пожарить?

— Не откажусь.

Пока бабушка суетилась на кухне я по привычке полез в карман, чтобы достать оттуда телефон и посерфить в интернете. Но никакого телефона там не было. Поэтому я решил посмотреть телевизор.

Нажимая на пластиковые черные кнопки на панели справа, я добрался до пятого канала. «НТВ». Там шла программа «Сегодня» и заканчивался один из сюжетов.

—…в городе будет введено чрезвычайное положение, если прорывы монстров через завесу продолжатся. А пока мы обращаемся к зрителям со всей Российской Империи, — вместо ведущего, сидящего за столом, на экране появилась моя фотография. — Мальчик, которого вы сейчас видите, пропал без вести после последнего случая. Нашей съемочной группе удалось заснять эти кадры разрушенной квартиры, где он жил. Уважаемые зрители! Если вы видели Константина Ракицкого и знаете о месте его нахождения, немедленно свяжитесь с органами по номеру, который видите сейчас на экране. Возможно, именно ваш звонок спасет маленькому Косте жизнь. А теперь к новостям спорта…

Я нажал на шестой канал, который никогда не ловил у бабушки. Теперь на экране мелькал только белый шум. Я не хотел, чтобы она увидела новости. Хотя понимаю, что сейчас весь город начнет искать меня. Даже те отморозки с района, с которыми мы теперь работаем вместе могут донести Островскому о том, где я живу. Просто, чтобы избавиться от выскочки, поселившегося у них во дворе.

Н-да. Люди из Бюро крепко схватились за меня. Сперва газета, теперь телевидение. Островский очень хочет отправить меня на север. Происшествие с мутантами в моей квартире явно развязало ему руки. И при следующей встрече, я вряд ли выйду сухим из воды. Надо бы эту проблему решить…

— Сейчас будет готова первая партия, — бабушка зашла в комнату и поставила банку с вареньем на табуретку, которую я приготовил вместо стола.

— К тебе никто не приходил, ба? — я выключил телевизор и опустил салфетку на экран.

— Ко мне? Смотря кого ты имеешь в виду. Сегодня только Валя заходила… Открой–ка! — она протянула мне открывалку и указала на банку.

Валя — это ее соседка. Значит Островский так и не пронюхал про бабушку. И вряд ли узнает о ней, пока я сам не приведу его сюда. Нет никаких точек соприкосновения у нас с ней. Даже в детском доме не знают кто мать моего отца. И я бы никогда не узнал, если бы не память из моей прошлой жизни. Выходит только тут теперь я могу быть в безопасности.

— Костя… — бабушка заходит в комнату бледная как смерть.

Я поднимаю глаза и тут же сердце уходит в пятки. Тарелка с оладьями падает у нее из рук. Затем кружка чая летит на ковер следом.

Я смотрел на бабушку и понимал, что это произошло снова. Случилось несколько раньше, чем в прошлой жизни. Но в тот же момент. Когда она готовила мне оладьи на кухне. Инсульт.

Я равно, как и тогда, положил ее руку себе за шею и довел до кровати. Уложил. Увидел, как она смотрит на меня глазами полными страха.

Когда это произошло в той жизни, я не смог даже попрощаться. В панике побежал к соседке, у которой есть телефон, чтобы она вызвала скорую. А когда вернулся бабушка была уже без сознания. Да. Из-за того, что испугался и хотел хоть что-то сделать, я не смог попрощаться с одним из самых близких мне людей. Теперь я не совершу такой ошибки. Хотя, черт возьми, мне очень хочется ей помочь и хочется верить, что в этой реальности все может сложиться по-другому.

— Тише, тише, ба. Я тут, — я взял ее за руку, а второй вытер навернувшиеся у глаз слезы. — Не бойся. Это не конец пути.

Я осекся, поразмыслив о том, хочу ли говорить ей то, что намерен сказать. О том, что после смерти может быть еще одна жизнь. В какой-нибудь другой реальности. Но опять эта дурацкая привычка думать о последствиях. Могу я забыть о ней хотя бы тогда, когда хочу, чтобы родной человек не страдал?

— У тебя инсульт. Ты же знаешь, что это такое? Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я уходил. Я останусь на несколько минут здесь, ладно? Пока ты не захочешь поспать. Или все-таки вызвать скорую?

Бабушка крепко сжала мою руку. Я понял, что она хочет, чтобы я остался.