Автомобиль с черными номерами останавливается с торца пятиэтажной хрущевки. Время далеко за полночь, но от красно-синих мигалок пожарных машин можно разглядеть даже черного кота, пробежавшего мимо и спрятавшегося в подвале.

Выходя из авто, майор Островский ступает в лужу своим черным лакированным ботинком. Выражается вслух, поправляет плащ и идет в сторону второго подъезда.

— Доброй ночи, товарищ майор! — подбегает другой человек из Бюро. Ниже на голову и гораздо шире. Отдает честь.

— Доброй, лейтенант. Что случилось?

— Мы следили за мальчишкой, как вы и приказали. Примерно в девятнадцать пятьдесят одну люди с криками побежали с той стороны дома. Мы пошли проверить что там и увидели, как мутант забирается по стене прямо на пятый этаж. Судя по всему, его целью было что-то в квартире Ракицкого, либо сам он…

— Все очаги возгорания потушены! — кричит пожарник, выходя из подъезда. — Представители органов могут зайти. Жильцам нужно еще немного подождать. Только под ноги смотрите, товарищи!

— Зайдем внутрь, — Лаврентий Островский указывает на подъезд и начинает идти.

Во дворе стоят люди, укутанные в одеяла. Машина скорой помощи. Врачи по одному оказывают первую помощь пострадавшим. Сотрудники из ОКЦЗ оцепляют двор. Женщина эмоционально рассказывает пожилой паре о том, что видела. Дети качаются на качелях и смеются, как будто ничего не произошло. Старик с тростью требует компенсации ущерба и спрашивает кто за это все будет платить. Обещает жаловаться в соответствующие инстанции и подать в суд.

Два сотрудника Бюро проходят сквозь толпу и заходят внутрь.

По ступеням бежит вода, перемешанная с грязью.

— Вы не остановили мутанта? — спрашивает Островский, светя фонариком перед собой.

— Мы хотели, но к тому времени во дворе тоже собралось приличное количество тварей…извините, мутантов. Мы вступили с ними в бой. Их много было. Если честно, если бы они в один момент не сбежали, нам бы всем крышка…

На третьем этаже старушка неожиданно распахивает дверь и преграждает сотрудникам Бюро путь.

— Это все Ракицкий со своими дружками! — ворчит она, прикрывая ладонью огонь на церковной свечке. — А я говорила, что они хулиганы! Говорила! А кто меня слушал? Мать — пьяница, сестра — проститутка, прости Господи. Кто из парня вырастет? Бандит! Преступник! Вы посмотрите, что наделали? Четвертый час без света сидим. Когда свет дадут, товарищи милиционеры?

Лаврентий не реагирует. Молчит.

— Вы успокойтесь, бабушка, — говорит второй. — Ступайте в квартиру, а то еще простудитесь. Сейчас пожарные все проверять и дадут электричество. А лучше ложитесь спать. И в следующий раз, когда просят эвакуироваться — слушайте.

— Да какая там эвакуация! Я уже отжила свое, — машет рукой старушка и заходит обратно в свою квартиру. — Но вы сильно паренька не ругайте. Тяжело ему. Но пристроить куда-нибудь надобно. Может в армию? Там из него человека сделают.

— Разберемся, бабуля, — лейтенант закрывает дверь в квартиру, и сотрудники поднимаются выше.

Железная дверь с номером тридцать девять открыта. В прихожей на полу валяется рюкзак и куча промокших вещей, вываленных из него. Майор опускается на корточки и поднимает с пола монету с профилем аристократа. Крутит в руке. Засовывает в карман и проходит дальше.

— Похоже, что твари забирались в квартиру через все окна, — задумчиво бурчит Островский себе под нос. — Другие квартиры этого дома пострадали?

— Нет, товарищ майор. Только эта.

— Значит дело точно в Ракицком. Принесите мне спички.

— Спички? — поднимает брови лейтенант.

— Я так и сказал, — отвечает Лаврентий и идет в детскую комнату.

В этот самый момент подают электричество. Люстра на потолке загорается и теперь освещает все пространство вокруг.

Письменный стол. Старый советский шкаф с вышибленной дверью. Две сломанные кровати. На полу нож. Лужа черной жижи. Все обои тоже запачканы в неизвестной жидкости.

— Спички, — входит в комнату лейтенант и протягивает коробок.

Лаврентий достает одну и засовывает себе в зубы.

— Это скорее всего кровь монстра, — он указывает на все вокруг, затем приседает. — А вот это человеческая. Если бабка сказала, что Ракицкий был не один, значит эта кровь может принадлежать кому-то из его друзей. Или ему самому. Остается главный вопрос — где все? Если были трупы, то куда они делись? Нужно осмотреть все до конца.

Сотрудники Бюро, перешагивая через разбросанные вещи, проходят в кухню. Майор осматривается.

— Тут тоже кровь мутанта. Много крови. Скорее всего здесь и произошло возгорание. И опять ни одного тела. Очень странно.

— Что будем делать? — интересуется лейтенант. — Объявляем мальчишку в розыск?

— Как без вести пропавшего. Других оснований нет.

— Но монстры появились из-за него. Это же очевидно.

— Нет. Есть факты, когда завеса разрывалась и его рядом не было. Суд не примет такие доказательства.

— Выходит, что каждый темный, сделавший тату у себя на ладони теперь может запросто от нас скрываться и мы ничего не сможем сделать? — недовольно заявляет лейтенант.

— Не совсем. Во-первых, потому, что не все дети догадаются сделать себе тату до того, как у них обнаружат знак темного. Им просто не хватит ума. А к тем, кто все-таки догадался нужен другой подход.

Лейтенант некоторое время под звуки падающих капель переминается с ноги на ногу, а затем спрашивает:

— Какой подход к Ракицкому? Какой смысл продолжать следить за ним, если, как вы говорите, суд все равно не примет наши доказательства?

— Ты говорил, что за две недели здесь не появлялся никто, кроме его друзей? — Островский открыл холодильник, достал из него бутылку молока, понюхал и пригубил.

— Никто не появлялся, товарищ майор.

— Узнайте все о его родственниках. Мать нужно объявить без вести пропавшей. Если сестра не объявится — ее тоже. После этого подготовьте документы об определении Ракицкого в детский дом для одаренных. Для сложных одаренных с самыми суровыми условиями и охраной. Сделайте так, чтобы ни один объявившийся родственник не мог стать его опекуном.

— Будет сделано, товарищ майор! — воодушевленно обещает лейтенант.

Лаврентий Островский ставит бутылку с молоком на стол, встает перед разрушенным окном и достает спичку изо рта.

— Если Ракицкий не хочет сам изолироваться от общества, мы изолируем его.

Мы с друзьями находимся в моей детской комнате. Она больше никогда не будет прежней. Разбитые кровати, сломанный шкаф, заляпанные черной жижей обои и деревянный пол. Ремонта не избежать. Если, конечно, мы выживем.

С улицы доносится грохот. С кухни зловещее рычание. Если бы не Матильда, монстр давно бы добрался до нас. Но сейчас кошка где-то спряталась и кажется тварь никак не может сожрать ее. Надеюсь, и не сможет. Надо прятаться там, где ты любишь, Мотя. Прямо под ванной. Там — самое верное.

— Что будем делать? — спрашивает Серый.

Он до сих пор наваливается на дверь в детскую, серьезно надеясь на то, что это спасет нас.

— Нужно телепортироваться, но у меня не осталось Сил, — я кладу руку на голову и взъерошиваю волосы, пытаясь придумать что делать дальше.

— Они уже на втором этаже! — орет Жендос с подоконника.

Я делаю попытку открыть портал. Тщетно. Как только разрыв начинает появляться, он тут же исчезает.

Тогда я хватаю нож и подскакиваю к туше чудовища. Раздираю брюхо еще шире. Вытаскиваю внутренности твари, словно разбираю чемодан, вернувшись из отпуска. Добираюсь до почек и откусываю то, что Георгий Вольфович употребляет на постоянной основе, чтобы заглушить дар. Надпочечники. Пережевываю и глотаю. Может это сможет помочь?

— Ф-у-у-у-у! — морщится Жендос, смотря, как я пожираю измазавшееся в черной жиже мясо. — Ты че делаешь, Костян⁈