Эля тактично промолчала – не объяснять же ему, что она запомнила не столько его самого, сколько пейсы и лапсердак.

- Только я не следил, - пояснил он, поглядывая на нее из-под очень темных, длинных и пушистых, совершенно девичьих ресниц, - Я пр-рисматривал. Человек не должен быть один. Даже хр-ристиане говорят, «плохо, если человек как остров», а они далеко не все дур-раки, хотя все – гои необр-резанные, - с искренней грустью вздохнул он.

Он сунул пистолет за отворот лапсердака и протянул Эле вымазанную в смазке ладонь:

- Исаак Гинзбур-рг, - крепко встряхивая Элину руку представился он, - Можно просто Миша.

- Почему Миша? – слегка опешила Эля, - Если вы Исаак?

Длинное худое лицо бедного еврейского мальчика из рассказов Шолом-Алейхема вспыхнуло смущением:

- Да это от пр-розвища. Меня др-рузья почему-то пр-розвали «Мишигене* отмор-розок», - глядя на нее бездонными, полными библейской печали очами, пояснил он, - Зачем они такое пр-ридумали – не знаю! – он опять развел руками, потом вдруг резко повернулся и зашагал прямо к няньке.

Присел перед ней на корточки, сдвинув шляпу на затылок:

- Ну что ж ты наделала, девочка? – ласковым увещевательным тоном сказал Миша, проникновенная глядя девушке в лицо.

- Она Ясю сказала, что его отец приехал! – возмущенная его доброжелательным отношением к мерзавке, выпалила Эля, - Как раз когда ребенок потихоньку забывать стал!

- Я совсем не забыл папу! – немедленно запротестовал Ясь, - Ты ж сама говорила: я должен всегда помнить о тех, кто меня любит!

- Вот именно! – фыркнула Эля и осеклась. После всего случившегося не хватало еще самой наговорить ребенку каких-нибудь травмирующих глупостей. Чтоб тебя там черти драли, Виктор, в твоей Америке!

- Видишь, сколько пр-роблем из-за тебя? – проворковал Миша, - Р-рассказывай, как то жар-ркое подговор-рило тебя р-ребенка укр-расть.

- Какое жаркое? – непослушными губами пролепетала девчонка.

- А котор-рое во-он там догор-рает, - Миша невозмутимо махнул в сторону стены, возвышающегося над ней дымного столба и пока еще далеких завываний пожарных машин.

- Не влепи ты ему пулю в бензобак, мы б его самого расспросили и уже сегодня вышли на организатора, - недовольно проворчал Цви.

- Азохен вэй! Что ж поделаешь, если у меня р-рефлексы! – в очередной раз сокрушенно развел руками Миша и печально вздохнул, - А тепер-рь, девочка, тебе отдуваться. Р-рассказывай…

- Ничего я вам рассказывать не буду! – юный Миша в его лапсердаке и пейсах не казался молоденькой няньке опасным и она начала приходить в себя, - Милицию вызывайте, с ними и буду разговаривать.

- Может и правда… - начала Эля. А что, сейчас она позвонит Александру, тот примчится вместе с «жеванным» и вытрясет из Наташи все, вплоть до пломб на зубах.

Но Миша уже протянул руку и нежным, изящным движением взял нянькину ладонь, словно собираясь повести ее в старинном менуэте.

- Вас тр-ренер на кар-рате захвату большого пальца учила? – с любопытством осведомился он у Яськи, - Показать, как это пр-равильно делается? – он быстрым движением прихватил Наташин большой палец и резко выгнул его назад. Девушка тонко, по заячьи закричала. Эля одним рывком развернула Яся к себе и прижала его мордаху к своему животу:

- Миша, что вы делаете! При ребенке! – возмущенно вскричала она.

- Ничего, пусть р-растет сильным, отважным евр-рейским мальчиком, - меланхолично сообщил он.

Эля зло поглядела на него – как-то ей такая отвага не очень нравилась. А Миша невозмутимо снова крутанул нянькин палец. Девчонка отчаянно забилась.

- Я ему сейчас еще щипцы из кухни принесу! – поймав ее молящий, полный слез взгляд, прикрикнул метрдотель, - Милицию ей вызови… Ты посмотри на нее!

- Я скажу, скажу… - судорожно всхлипывая, закричала Наташа, выдирая свой палец.

Миша чуть ослабил хватку…

- Если б он сказал, что хочет унести ребенка, разве б я согласилась? - сквозь всхлипы выдавила она.

- А кто тебя знает, - небрежно пожал плечами Миша.

- Я ничего плохого не хотела! Моя смена перед вашим приездом началась, я едва переодеться успела, вот пусть они подтвердят, - кивая на мэтра завопила нянька.

- Правильно, предыдущая смена у Эстер Марковны была, она бы такого безобразия никогда не допустила!

- Вы ж сами отказались бабе Эстер за две смены платить, сказали, что она уже старая! – неожиданно прогудел охранник.

- А ты если такой умный, глупости не повторяй! – взвизгнул мэтр, косясь на Мишу, словно опасался, что за неуважение к неизвестной Эстер Марковне тот и ему что-нибудь пооткручивает.

Но Миша глядел только на няньку:

- Этот, - она тоже кивнула на столб дыма, - Меня на улице, у самого входа поймал. Сказал, сейчас к нам в ресторан его жена с хахалем приедет. Квартиру отсудила, алименты отсудила, - девчонка глянула на Элю по-прежнему неодобрительно, - Сама с любовниками ребенка по ресторанам таскает, а ему с родным сыном даже видеться не дает. Попросил, чтобы я мальчика хоть на минутку в парк вывела.

- Ты и сопли распустила, дура жалостливая! – взорвался мэтр, - А он разве наш клиент, чтоб ты его жалела? Ты клиентов жалеть должна, идиотка!

- Я думаю, дело не только в жалости, - жестко ухмыльнулся Цви, - Спроси ее, Миша, сколько он ей заплатил?

- Сто долларов обещал, - заливаясь слезами, провыла нянька.

- Сто долларов! – снова вскинулся мэтр, - А ты помнишь, что 50% твоих чаевых принадлежит ресторану? Мы за тебя налоги платим…

- Заткнись, мешаешь… - рассеяно обронил Миша и мэтр мгновенно замолк, словно ему рот кляпом запечатали.

- Кто он такой, этот человек? Как его зовут?

Нянька отчаянно затрясла головой:

- Я не знаю! Он мне не сказал!

Миша угрожающе взялся за ее палец:

- Не надо! Я честно не знаю! – прежде, чем он успел что-нибудь сделать, завопила она. – Клянусь!

Миша мгновение подумал:

- Все пр-равильно – зачем тебе его имя, когда сто долларов? – с грустью ветхозаветного пророка вздохнул он и отпустил палец.

- Скажи ей, если похитителя станут искать или о нем расспрашивать, - наклонившись к Мишиному уху велел Цви, - Пусть она позвонит… - он на мгновения задумался.

- Мне. Я быстр-ро пр-риеду, - сказал Миша, покопался в кармане лапсердака и вытащил оттуда визитную карточку. – Слышала? Задержишь любым способом и позвонишь вот по этому номеру.

- А если у меня не получиться? – настороженно спросило нянька, опасливо разглядывая карточку с длинным номером мобильного и лаконичной надписью «Миша» над ним.

- А если у тебя не получиться, - пообещал Миша, - Поедешь в Изр-раиль.

- Я? – недоверчиво-радостно вскинулась девчонка.

- Ты, ты… В качестве гуманитар-рной сексуальной помощи солдатам ливанской ар-рмии. Знаешь, как им тяжело без женской ласки с евр-реями воевать? – нежно погладив ее по щечке, сообщил Миша.

Глянув на мэтра через плечо, Цви властно распорядился:

- Не увольняйте ее пока. Посмотрим, вдруг кто явиться…

- Слышала, что уважаемые люди сказали? – за шиворот выдергивая девчонку из снега, гаркнул мэтр, - Может, думаешь, мы тебе еще и платить будем?

- Милицию так и не вызовем? – сквозь стук зубов выдавила Эля. С каждой секундой ей становилось все холоднее. Тужурка охранника не грела. Налипший на свитер снег растаял под ней и мокрая шерсть облепило тело ледяным компрессом.

- Ой, а коньячок, где же коньячок? – немедленно всполошился метрдотель, - Что они его там, в бочках выдерживают?

Среди деревьев появилась еще одна фигура в черном фраке под распахнутой телогрейкой и шапке-треухе поверх безупречной, волосок к волоску заглаженной прически. Проваливаясь в снег напяленными на форменные ботинки валенками, официант спешил к ним. Свернул с тропы, ухнул в свеженаметенный сугроб по пояс, но упорно двинулся вперед, проламывая снежные заносы топорщившейся на груди крахмальной манишкой. На вытянутой руке над головой он держал круглый блестящий поднос с пузатым бокалом, в котором аккуратно, на два пальца было налито коньяку. Сыплющийся снег падал в бокал, на тягучую янтарную жидкость, и облеплял лежащий рядом роскошный, играющий всеми красками лета персик.