- Элина, довольно. – он снова брезгливо сморщился, - Я все понял и про тебя, и про бабушку, и хочу расставить точки над «ё». Твоя бабушка напрасно думает, что вот в этой квартире есть хоть какая-то ее часть. Я потратил время, которое мне так нужно для работы… - он бросил страдальческий взгляд на потемневший экран компьютера, - …и побывал у юриста. По всем документам эта квартира полностью моя…
Настоящий вихрь завертелся в голове у Эли… Она поняла все четко и сразу, даже удивившись, как мгновенно сработал мозг, вытолкнув на поверхность воспоминания почти десятилетней давности и выстроив их в единственно возможную логическую цепочку. В конце которой был непреложный вывод: они с бабкой действительно две клинические дуры и им конец. Эля коротко выдохнула – чувство было, словно ей под дых саданули. Одна радость от запоздалой сообразительности: не придется скушать очередную порцию унижений, выспрашивая, отчего да почему бабушка не имеет никаких прав на квартиру. Вот уж этого удовольствия она отцу не доставит, как бы ему ни хотелось!
Отец еще минуту помолчал, ожидая вопросов, по лицу его прокатилась тень разочарования:
- Бабушка ни на что рассчитывать не может. – несколько скомкано продолжил он, но тут же выправился, возвращаясь к холодной размеренности, - Если же она скатится до судебного разбирательства… Ты меня достаточно хорошо знаешь: что мое – то мое, и я этого не отдам, чего бы мне не стоило. Это нарушит мои планы, я после этого, конечно, заболею, - он покачал головой, - Но пусть твоя бабушка не надеется: я не позволю ни тебе, ни ей меня лечить, приводить врачей…
Эля поперхнулась слюной и долго кашляла, прикрываясь ладонью и отворачиваясь, чтобы он не видел ее лица. Она была потрясающа – его искренняя, наивная и даже трогательная уверенность, что, сколько бы зла ни причинил он своим близким, как бы сам ни был безразличен к их бедам, они все равно озабочены тем, чтобы с ним все было хорошо. Ну конечно, они же так, обслуга, это он в семье фигура. Что ж, бабушка всю жизнь работала на эту его святую уверенность и остальных приучила.
- Что будет, если заболеет сама бабушка? – этот вопрос вызвал у Эли мимолетный всплеск гордости. Она молодец, она держится, не вопит, брызгая слюной, какой отец подонок. Она говорит сдержанно и по существу, - Она старый человек, кто станет за ней ухаживать? Ты вечно в отъезде – когда мама умирала, тебя не было, и когда дед умер, тоже.
Его старое тело оказалось неподъемным, и почему-то скользким. Они с бабушкой нашли деда на балконе и тащили его в комнату, на кровать, а он вываливался и глухо стукался о паркет спиной.
Это было, а отца с ними не было. Впрочем, как и всегда, когда в доме случалась беда.
- То, в чем ты сейчас меня упрекаешь… - он поглядел на Элю с удивленным презрением. Его смели в чем-то упрекать – это было странно и ни с чем не сообразно.
Эля тут же трусливо заторопилась:
- Я тебя не упрекаю…
- Если с моей матерью что-то случится, за ней станет ухаживать моя жена, - с полным сознанием своего морального превосходства объявил отец.
Элю передернуло. Ему даже в голову не приходит сказать, что он будет ухаживать сам.
- Мы собираемся жить так, как удобно нам. С «общим котлом» пора заканчивать, вы с Ярославом тоже можете в дальнейшем жить как вам угодно…
Это что – одолжение?
- Если бабушка захочет быть с нами, то я… готов ее содержать. Наш семейный кошелек я, конечно, в ее руках не оставлю, и темперамент свой проявлять не позволю… У моей матери есть лишь одно стремление – стремление к власти, - словно в порыве откровенности объявил он Элине и тяжко вздохнул, - Мне, конечно, придется ее ОБУЗДАТЬ, - он самодовольно и предвкушающе улыбнулся. – А с тобой я готов заключить соглашение. Если ты не будешь вмешиваться в мои отношения с твоей бабушкой и прекратишь всю эту историю с продажей квартиры, я готов написать завещание. Нет, не в твою пользу, не рассчитывай. В пользу Ярослава.
Элина поглядела на отца долгим изумленным взглядом. Она просто не поняла. Что значит – не вмешиваться? Какое завещание? На что она не должна рассчитывать? Что за бред он несет?
- Если же ты будешь настаивать на продаже квартиры – пожалуйста. Разъедемся, и можешь быть уверена, я навсегда забуду как о тебе, так и о твоем сыне.
Кто б сомневался?
- Но учти… У меня много работы, - отец снова поглядел на компьютер со статьей и прячущейся под ней игрой, - Тебе придется самой искать покупателей, оформлять и оплачивать документы, нотариусов, залоги за обе квартиры. А главное, ты должна будешь найти квартиру, которая меня устроит. Не рассчитывай, что я соглашусь на первую попавшуюся. Обязательно сталинка, с высокими потолками, не меньше, чем три комнаты, в центре. Безусловно, с полным ремонтом. Сразу скажу тебе, квартира, которая меня устроит, по сегодняшним ценам будет стоить не менее шестидесяти-семидесяти тысяч долларов…
- Ты больше не пытаешься купить мою двухкомнатную за две тысячи. Теперь ты хочешь, чтобы я купила тебе квартиру на десять тысяч дороже, чем твоя нынешняя. – глухо сказала Эля.
Отец резко поднялся из кресла, давая понять, что аудиенция окончена.
- Если бы вы с бабушкой с самого начала меньше думали о деньгах, все могло сложиться по-другому, - сухо обронил отец, - Будь любезна, в ближайшее время сообщи мне, что ты выбираешь.
- Я сообщу, - Эля вышла из кабинета.
Из темной бабушкиной спальни слышалось шумное старческое дыхание. Бабушка уже спала и еще не догадывалась, что прямо с утра ее начнут обуздывать. За другой дверью, в бывшей ее, Элиной, комнате, нетерпеливо переминалась достойная супруга, ожидая, пока Эля уйдет, чтобы спокойно, без помех обсудить меры против его подлой дочери и не менее подлой матери. Что ж, Эля не будет им мешать.
…Стремительно несущиеся рваные тучи расчертили сверкающую монету луны. Ветер истошно свистал в узких бойницах древнего замка, и как злой пес, трепал зубчатые флаги на башнях. Ловчие псы на псарне протяжно выли, запрокидывая острые морды к равнодушным ночным небесам, и глухо бряцали цепями фамильные призраки в мрачных сводчатых подвалах, когда жуткий багровый блик полыхнул из-под черепичной кровли замка. Зловещая горбатая тень мачехи-ведьмы проступила на темном, как преисподняя, стрельчатом окне, длинный крючковатый нос нависал над страшным, бурлящим котлом, и черный ворон бил крылами, следя, как поспевает колдовское варево, что должно погубить падчерицу-принцессу.
Но ведьма опоздала, опоздала, опоздала! Потому что король-отец уже сам изгнал дочь из своего сердца и своего замка, не сойдясь с ней по вопросу имущественных прав на замковые подземелья и наличествующего в них инвентаря, а именно: топора, дыбы, палача по 1-й штуке каждого, а также узников в неучтенном количестве.
И теперь Его Величество во всем величии указует дочери перстом на дверь, попутно подсчитывая, не удастся ли возместить затраты на ее королевское воспитание. Ну скажем, если в апартаменты принцессы пустить постояльцев, а обращенных в лебедей двенадцать братьев откормить и под Рождество продать на вес?..
А ветер-злодей все швыряет изгнаннице в лицо выбившиеся из-под короны пряди, и рвет шитый золотом подол, и гнусно скрипит за спиной замковый подъемный мост, навсегда отрезая дорогу обратно.
Эля поддернула чересчур широкие домашние джинсы. Воображение, однако. В сочетании с литературной традицией.
Она распахнула дверь отцовской квартиры, чтобы тут же очутится в своей.
И не так уж она и плоха, ее квартирка, чтоб всего две тысячи предлагать! Семь лет назад они были просто счастливы, комната за комнатой откупая нынешнюю Элину квартиру у наследников умершего старичка-соседа! Теперь вся гигантская бывшая коммуналка принадлежала им, одной семье! Эля выйдет замуж за Виктора, молодые въедут в свое, собственное жилье – отделенное от квартиры Элиных родителей всего лишь стенкой. Мечта любой девушки – и замужем, и дома! Мешать молодым никто не станет, и в то же время Эля сможет ухаживать… Не за мамой, нет. Мама уже тогда болела, но ничто еще не предвещало, что она сляжет и вскоре умрет. И не за дедом с бабушкой – теоретически Эля понимала, что те уже не молоды, но энергии у них пока хватало на целый полк бабушек-дедушек. Ухаживать она должна была за отцом. Маме тяжело, бабушка не вечна, а его нельзя оставлять одного. Он так занят: кто-то должен гладить ему рубашки и жарить оладушки!
