Эля ухватила за рукав пытавшегося улизнуть во двор Макарова:

- Сажай американца в машину к декану.

- А вдруг декан против, - промямлил Петечка, которому явно не хотелось участвовать ни в каких организационных мероприятиях.

- Поверь мне, декан изначально «за», - успокоила его Элина, тут же злорадно представив, как возбужденный близостью к вожделенным деньгам декан пытается общаться с помощью пяти известных ему английских слов. – И поехали, поехали!

Она выскочила за дверь, напутствуемая раздумчиво-хищным взглядом «кожаного» и словами:

- Ждите повестку, Элина Александровна! – брошенными ей в спину «жеванным».

- Подпрыгиваю от нетерпения, - буркнула Эля себе под нос. Она почти скатилась по ступенькам, и заскочила в поперхивающий мотором автобус.

На кладбище хмурые парни с военной кафедры выгрузили гроб. Прибывшие неровным полукольцом окружили его, воцарилась короткая пауза… Декан и завкафедрой решительно шагнули в центр круга:

- Разрешите траурный митинг, посвященный… - в один голос начали они и одновременно осеклись, с возмущением поглядывая друг на друга.

Гулким драматическим шепотом Светлана Петровна сообщила:

- Мальчики решили, что они члены Политбюро – кто речь над начальственным трупом толкнет, тот и преемник.

Декан с завкафедрой одинаково зверскими взглядами уставились на нее, но старая профессорша лишь многозначительно ухмыльнулась в ответ, и они вдруг замялись, не решаясь начать по новой.

По толпе прокатилась волна, передний ряд раздался и к гробу воробьиным скачком выпрыгнул Грушин:

- Как старший среди учеников покойного профессора Савчука и его фактический заместитель… - звонким голосом прочирикал Грушин, - Объявляю траурный митинг открытым! – триумфально закончил он.

Декан и зав синхронно дернулись и дружно испепелили Грушина взглядами.

- Тьфу ты! – Эля зло сплюнула, резко повернулась на каблуках и полезла обратно в автобус. Ну не разражаться же ответной речью, насчет того, что покойный Савчук не только не считал Грушина своим «фактическим заместителем», но подумывал вообще выкинуть его из лаборатории?

- Как человек, принимавший участие во всех исследованиях покойного, я гарантирую! – с пафосом митингующего красного комиссара Грушин рубанул ладонью воздух, - Мы доведем работу до конца! – и он покосился на стоящего в первом ряду Бена Цви, проверяя впечатления от своей речи.

Эля скривилась. Все-таки Грушин не вполне нормальный – он не соображает: для не понимающего ни слова американца все эти словоизвержения просто бессмысленный шумовой фон. Эля еще раз поглядела на мистера Цви и ей вдруг стало невыносимо зябко, словно ледяной кладбищенский ветер нашел, наконец, дорогу под полы шубы. Американец глядел на Грушина цепким, оценивающим взглядом, будто покупатель на рынке, прикидывающий – этого горластого петуха в мешок да в суп, или другого себе присмотреть, понаваристее?

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, американец коротко мазнул взглядом по стеклам автобуса и лицо его вновь приняло отстраненно-вежливое выражение ничего не понимающего иностранца. Эля откинулась на спинку сидения, обхватив себя за плечи и чувствуя, как ее бьет мелкая, противная, никак не унимающаяся дрожь. Замерзла, наверное. Да-да, очень, очень холодно.

Послышались удары молотка, стук смерзшихся в ледышки земляных комьев о крышку гроба. В автобус повалил народ. Мотор снова завелся, зафырчал, на сей раз повеселее, будто тоже предвкушал тепло и обильную выпивку, способную отогреть насквозь продрогшее тело.

Кортеж остановился у входа в университет, и участники похорон бойко сыпанули через широкий холл к двери университетской столовой. Эля пристроилась в уголке длинного, составленного из нескольких стола, во главе которого декан и зав, чуть не отпихивая друг друга, наперебой усаживали американца. Нарезающего вокруг них круги Грушина оба принципиально игнорировали.

- На, тяпни, полегчает, - старый столовский стул тяжело заскрипел и усевшаяся рядом Светлана Петровна по-хозяйски сунула Эле рюмку водки.

Холодно-жгучая жидкость ухнула в горло, разливая по телу долгожданное тепло. Эля почувствовала как с утра издерганные, звенящие от напряжения нервы обволакивает анестезирующим слоем отчуждения. Как будто Эля оказалась внутри невидимого кокона, мгновенно отгородившего ее от всех проблем невесомой стеной. Она кинула в рот кусок колбасы и с отстраненным любопытством принялась наблюдать, как помогая себе отчаянными взмахами рук, кивками, движениями плеч, кажется, даже вертя бедрами на манер восточных танцовщиц, декан с завом пытаются что-то втолковать американцу. Бен Цви вежливо, но непонимающе улыбался. Тяжело отдувающийся декан откинулся на спинку стула.

В навалившейся на нее хмельной благостности Эля приподнялась, готовая прийти ему на помощь.

Цепкие короткие пальцы ухватили ее за запястье.

- Сиди, альтруистка хренова! – пробубнила профессорша сквозь плотно набитый рот. При этом она не отрывала глаз от тарелки, казалось, ее не интересует ничего, кроме истекающего прозрачной слезой холодца, - Пусть сами попросят.

Шарящий взор декана уперся в их край стола, в нем мелькнула искра надежды:

- Светлана Петровна! – бойким фальцетом, перекрывшим пока еще слабый, сдерживаемый печальным поводом застольный гул, возопил декан, - Вы ж у нас английским владеете! Помогите, а то мы что-то никак с американским гостем не столкуемся.

Светлана Петровна солидно отложила в сторону ложку, смачно обтерла губы салфеткой… но вместо того чтобы встать и направится на другой конец стола, ехидно процедила:

- Ну знаете, Олег Игоревич, наверное, даже у нашего президента личный переводчик – все-таки не профессор. – вновь взялась за ложку и невозмутимо принялась вылавливать кусочки мяса из прозрачного желе.

- И правильно, чего ж нам Светлану Петровну беспокоить! – прогудел зав, безуспешно пытаясь придать своему басу некоторый оттенок подхалимажа, - У нас вон, молодые кадры, Элина Александровна есть!

- Что ж, попросим Элину Александровну, - благодушно кивнул головой декан, - Просим, Элина Александровна, просим! – казалось, он сейчас еще и разразится аплодисментами.

- Вот теперь иди, - продолжая ковыряться в холодце, буркнула профессорша, - Учти, американец сейчас – твой главный козырь.

«Главный козырь», он же «гробоносец» Бен Цви просветлел при ее приближении и радостно вскочил навстречу. Подхватил бесхозный стул. Усадил, почти затолкал на него Элю, и одним сильным движением придвинул к столу, вклинив в узкую щель между собой и удивленно охнувшим деканом. Эля почувствовала себя пойманной в ловушку.

- Почему вы сели так далеко? – американец навис над ней, делая ощущения захлопнувшейся западни непреодолимым, - Нам о многом следует поговорить!

- Сейчас с вами хотели бы поговорить наш декан и завкафедрой, - торопливо «перевела стрелки» она. Тем более что начальство уже бубнило ей прямо в уши, словно безнадежно глухой:

- Элечка, вы объясните этому, что мы рады его видеть у нас… - повизгивал декан.

- …Аж из штанов выпрыгиваем, - гудел завкафедрой.

- …И пускай он не сомневается, факультет закончит исследования Савчука…

- Кафедра и сама справится…

- Что они могут мне сказать? – невозмутимо кивая в ответ на их двухголосье, поинтересовался американец у Эли, - Что счастливы меня видеть и клянутся закончить исследования в срок?

- Вы знаете русский, - сказала Эля.

- Я знаю людей, - философски уточнил американец, - А с вами я хотел бы обсудить результаты, которые успел получить покойный профессор.

- Что он там трындит? – нетерпеливо подергал Элю за рукав завкафедрой.

- Хочет посмотреть материалы Савчука, - не углубляясь в подробности, ответила Эля.

- Здорово придумал! Прихватит и уволочет все к себе в Штаты, только мы те грантовые денежки и видели! – зав тревожно всколыхнулся всей своей огромной тушей, словно боевой слон на дыбы встал, - Эля, ты не вздумай ему ничего показывать!