Лекарь дал Чо горсть какого-то лекарства и велел прикладывать к ране. Получив гранаты и лекарство, Чо заметно повеселел. Уходя, он сказал Куангу:

— Обещаю вам принести веялку через несколько дней.

Придя домой, Чо достал бамбук и нарезал палочки.

Если он не может пока работать в поле, то займется веялкой. Труд его не пройдет даром — у секретаря будет веялка, она очень пригодится для больных, которые лечатся у Куанга.

Дау спросил у Чо, зачем он собирается плести веялку. Сын ответил:

— Хочу помочь Куангу.

Отец велел Чо отдыхать, но увидев, что Чо приготовляет бамбук для работы, отец тут же помог ему нарезать бамбуковые палочки.

«Если основательно поработать сегодня вечером и завтра утром, — веялка будет готова к полудню. Завтра же вечером или послезавтра утром я отнесу ее лекарю Куангу», — думал Чо.

Когда Хьеу пришла к Куангу, Сон приветствовал ее появление радостным криком. Мальчик лежал в углу комнаты на циновке. Куанг перевязывал девушку с переломленной рукой, которая лежала на циновке.

Лекарь обернулся к гостье:

— А, Хьеу! Пришла навестить нас? Передай, пожалуйста, отцу или брату Сона, что его можно забрать домой. Видите, он вынужден лежать на земле. Рана у него пустяковая, я дам ему с собой лекарство, пусть лучше лечится дома. А вот эти люди тяжело ранены, но дня через два их тоже нужно будет забрать отсюда, у меня им неудобно. Мы оставили их здесь только потому, что боялись причинить им вред при переноске.

В доме находилось только две кровати и обе были заняты. Мужчина, раненный в бедро, лежал на кровати, которая стояла недалеко от Сона. Услышав слова Куанга, он громко спросил:

— Зачем же тогда привезли меня сюда? Почему вы хотите, чтобы нас увезли? Пусть лучше меня отвезут в больницу и там ампутируют ногу. Зачем вы сделали мне эту бамбуковую повязку? Только лишние муки из-за нее…

Во время последней облавы его ранило в бедро: кость была раздроблена, голень болталась. Куанг сделал ему перевязку, наложил на ногу бамбуковую шину, но острая боль не прекращалась. Мужчина все время стонал и жаловался, просил отправить его в больницу и сделать ампутацию. Куанг повернулся к больному и спокойно сказал:

— Если вы настаиваете на ампутации, я могу это сделать… только зачем же без конца жаловаться?..

— Я хочу, чтобы меня оперировал хирург, под наркозом, при помощи настоящих инструментов. А вы ведь начнете пилить обыкновенной пилой и причините мне невероятные страдания.

Куанг отвернулся от него и с раздражением сказал:

— Вот именно поэтому я не спешу с ампутацией, а наложил шину. Попробуем сохранить вам ногу.

Куанг массировал руку девушки. Рана у нее была выше локтя. Лекарь вытащил осколки и начал вправлять кости. Девушка тихо стонала, а когда Куанг нажимал сильнее, коротко вскрикивала. Девушка внимательно слушала разговор лекаря и человека с шиной на ноге, и это ее немного отвлекло от собственной боли. На руку нужно было наложить шину, но прежде всего следовало вправить вывихнутую кость. Как только лекарь пытался вправить кость, девушка начинала кричать.

Мужчина с раненой ногой продолжал громко стонать. Лекарь обернулся к нему:

— Нельзя ли потише? Вы так отчаянно стонете, что французские летчики могут услышать вас и начать обстрел.

Но раненый кричал еще громче:

— Мне больно! Почему вы не разрешаете мне стонать? Что за лекарь!

Куанг, осторожно прощупывая руку девушки, грубовато ответил раненому:

— Если вам так хочется кричать и жаловаться, то позовите французов и пожалуйтесь им. Зачем жаловаться односельчанам?

Раненый резко приподнялся на кровати:

— Жаловаться французам? Они сразу же свернут мне голову. Разве можно им жаловаться?

В это время девушка громко вскрикнула. Раненый мужчина замолчал. Куанг снова наклонился над девушкой, внимательно осмотрел ее руку и с облегчением вымолвил:

— Ну, вот! Теперь все в порядке!

Мать девушки, которая все время сидела возле дочери и держала ее, взволнованно спросила:

— Все в порядке? Кость встала на место?

Куанг нарочно завел разговор с раненым, чтобы отвлечь внимание девушки. Воспользовавшись случаем, он внезапным сильным движением вправил кость. Теперь можно было наложить шину. Куанг попросил подать ему лекарственные травы и банановые листья. Хьеу раздула огонь и принесла в комнату печурку.

Хотя Хьеу пришла сюда ради Сона, ей так и не удалось поговорить с ним. Мальчик попросил взять его домой, Хьеу обещала сказать об этом Дау и Чо. Прощаясь с Хьеу, лекарь наклонился к ней и тихо прошептал:

— Если французы опять устроят облаву, я не смогу спрятать всех раненых. Здесь их оставлять нельзя: французы перестреляют.

Пока Хьеу добиралась до жилища Дау, стало уже совсем темно. Дау и Чо ужинали. Дау приветливо пригласил Хьеу присаживаться к столу. Но Хьеу поспешно отказалась от еды, сказав, что она уже ела в деревне Тхай-Хок.

— Мы там сидим сложа руки. Мама сказала, что есть нужно только два раза в день. Мы стараемся делать это до наступления темноты: если вечером готовить ужин, будет виден огонь.

Дау, зевая, пожаловался:

— Вот беда какая! Несколько дней назад удалось достать немного рыбного соуса, а сегодня и этого нет. Да уж ладно, чем богаты, тем и рады, что-нибудь поедим.

Они сидели в хижине, но в ней было свежо, как под открытым небом. Несмотря на то, что лампу не зажигали, Хьеу ясно видела плошку с солью, перец на бамбуковом подносе, сушеные бататы, рис на дне кастрюли. Даже в доме Хьеу рис давно уже заменили бататами, а многие семьи питались только молодой маньокой. Французы безжалостно уничтожали посевы, кроме того, стояла сильная засуха, на деревни надвигалась угроза голода. Скоро у крестьян не будет даже маньоки и бататов.

Хьеу передала просьбу лекаря Куанга взять от него Сона. Она предложила отцу отвести мальчика в Тхай-Хок: временно, пока не заживет нога, он может пожить вместе с нею и ее матерью Бай. У Куанга он лежит на земле; кроме того, и там, и дома небезопасно: в случае облавы негде будет его спрятать. Дау согласился с Хьеу и обратился к Чо:

— Как ты думаешь, сынок? Что, если мы отправим Сона на время к Бай и Хьеу?

Чо сидел угрюмо, не проронив ни одного слова и даже ни разу не подняв головы. Хьеу, беседуя с Дау, не спускала глаз с Чо. Она думала, что Чо за что-то сердится на нее с того вечера, когда они виделись в последний раз. Может быть, Чо не хочет поселить Сона у нее? Да, наверное.

Чо, не поднимая головы и машинально помешивая палочкой соль, сказал, выделяя каждое слово:

— Сона мы перенесем сюда. Если будет облава, мы спрячем его в убежище.

Хьеу улыбнулась, хотела было сказать Чо, чтобы он перестал сердиться на нее, но Чо не дал ей вымолвить ни слова и продолжал:

— Если Сон не успеет спрятаться, то французы убьют его. Но это лучше, чем перейти к врагам, сфотографироваться и получить паспорт предателя.

У Хьеу от обиды пересохло в горле. Она растерялась, но быстро взяла себя в руки, встала, попрощалась с Дау и поспешно ушла. Дау не нашелся, что сказать, и только растерянно посмотрел ей вслед.

Придя в свою хижину, Хьеу взяла кастрюлю, картофель и вышла за калитку.

Дау уже пришел в себя. Он выбежал из дому и бросился догонять девушку.

— Хьеу, подожди!

Она обернулась.

— Тик искал тебя, когда ты была у Сона.

Хьеу рассеянно переспросила:

— Меня искал Тик?

Дау подошел к ней и тихо добавил:

— Он хотел о чем-то поговорить с тобой. Уже поздно, но ты все же зайди к нему. Как это я забыл сразу сказать тебе об этом?!

Хьеу кивнула головой в знак благодарности и пошла дальше. Когда Хьеу скрылась из виду, Дау вернулся домой и сердито набросился на Чо:

— Почему ты так разговаривал с ней? Ты ведь оскорбил ее!

Чо встал из-за стола, собрал посуду и понес в кухню, ответив на ходу:

— Я ее не оскорблял! Гораздо резче следует говорить с людьми, которые получают французские паспорта и живут с предателями.