— Май собирается попросить президента Хо Ши Мина послать в деревню войска, чтобы уничтожить вражеский пост в Тхай-Хок.

Хоать повернулся к Май:

— Пришел Тик. Поговори с ним, может быть, он напишет дяде Хо{[7]}.

Тик усмехнулся и промолчал. Тогда Хоэ уверенно сказал:

— Я думаю, что правительство считает преждевременным начинать военные операции в нашем районе, но само дело нетрудное. Посты Ком-Лонг и Ай-Ну находились высоко в горах, в джунглях, мы по двадцать-тридцать дней носили туда рис, и все же наши войска уничтожили эти посты, когда это стало необходимо, а пост в Тхай-Хок намного легче уничтожить, чем те посты.

Май вздохнула.

— Хорошо было бы все-таки, если бы правительство приказало войскам атаковать этот пост. Мы так много слышали о победах в Ком-Лонге, Ай-Ну и в провинции Хоа-Бинь, а у нас мы не видели никаких побед.

Хоать посмотрел на Май.

— Эх, бабушка! Вы снова повторяете слова Ча. Он считает, что Ком-Лонг, Ай-Ну и Хоа-Бинь находятся далеко отсюда. А по-моему, они рядом. Провинция Хоа-Бинь, Вьет-Бак, Четвертая зона и Южный Вьетнам тоже недалеко от нас. Победа придет и к нам. Известия о победах нашей армии доходят до нас, ведь это совсем недалеко отсюда.

Все молчали, и Хоать продолжал:

— Недавно офицер Туан из поста в Тхай-Хок поехал в госпиталь в город Хюе. Но вскоре он вернулся обратно и рассказал, что по ночам туда доносится грохот выстрелов и взрывов мин. Похоже, что Народная армия собирается атаковать город. В городе очень неспокойно, в госпитале не хватает медикаментов. Офицер Туан заявил, что лучше уж умереть в деревне, чем постоянно трястись от страха в городе.

— Наши односельчане слышали, как он говорил это, — произнес Хоать, поглядывая на Май. — Вы не верите? Разве Четвертая зона далеко? По-моему, нет. А Вьет-Бак? Вы же, бабушка, сами рассказывали о том, что говорили марокканские солдаты нашим женщинам, которых они арестовали и заставили работать?

Май засмеялась.

— Да, они говорргли: «Женщины во Вьет-Баке очень злые. А марокканские солдаты не хотят причинять им зла. Вьетнамские женщины не должны плохо относиться к марокканцам». Они говорят так, потому что боятся наших женщин. Они даже стали называть вьетнамок «старшими сестрами».

Дау заметил:

— Я тоже слыхал, что эти солдаты явно подобрели к нам. Зато французы еще больше ожесточились.

Хоэ добавил:

— Во Вьет-Баке и французам и марокканцам поневоле приходится быть добрыми. Над солдатами с поста Тхай-Хок, если они плохо выполняют приказы офицеров, постоянно висит угроза, что их отправят во Вьет-Бак. Это для них страшнее любых угроз.

— А разве Вьет-Бак далеко? — снова спросил Хоать. — Почему наши земляки слушают Ча? Наша армия одержала немало побед во Вьет-Баке, там уничтожены тысячи французских солдат. Неужели вы не верите?

Дау вмешался в разговор. Он сказал, выделяя каждое слово:

— Как можно не верить? Кто не верит в нашу армию, в наше правительство? У нас в провинции уже давно не ведутся боевые операции. Но мы все же знаем о смелой операции Хоанг Зьеу. Ча — болтун, не думайте, что он не верит в победу. У нас в деревне очень тяжелое положение; Ча просто устал от всего, но и он мечтает о приходе нашей армии.

Хоэ уверенно заявил:

— Только с приходом Народной армии мы сможем выйти из этого тяжелого положения.

— Армия решает сейчас другие вопросы, — заметил Тик. — У правительства тоже много задач. А мы должны позаботиться о выполнении наших целей. Правительство не забывает о нас. Вы думаете, оно не знает о положении в нашем районе?

Хоэ вскочил с места:

— Значит, к нам скоро придет регулярная Народная армия?

— Вот это будет замечательно! — радостно воскликнула Май.

Хоэ возбужденно подхватил:

— Да! Когда придет наша армия, французам будет конец. Довольно, похозяйничали у нас! — и добавил серьезно: — Наша армия применяет новую боевую тактику, которую мы переняли у китайцев. Там, где применяется эта тактика, наша армия всегда побеждает. Говорят, эту тактику придумал Мао Цзэ-дун. Так ли это?

Хоэ вопросительно посмотрел на Тика. Тик не успел ничего ответить, как в разговор вмешался Чо:

— Ты вот умеешь толковать о тактике, а о караулах забываешь!

Сердито раздвинув кусты, Чо пошел прочь, словно происходивший обмен мнениями вовсе не интересовал его.

Всего минуту назад у партизан было приподнятое настроение. Люди мечтали о скором приходе Народной армии, но после ухода Чо настроение сразу упало. Разговор оборвался. Все молча смотрели на удаляющуюся фигуру Чо. Вдруг он остановился и, прикрыв рукой глаза, стал пристально смотреть в сторону поста. Тик раздвинул кустарник и пошел к Чо. Остальные настороженно наблюдали за ними.

Май не выдержала.

— В чем там дело?

Чо пошел навстречу Тику.

— Там Льеу. Я сначала не узнал его.

Хоать удивился.

— А что он там делает?

Тик показал на поле.

— Он бежит со стороны дороги.

Все посмотрели в ту сторону, куда указал Тик, и увидели Льеу. Льеу действительно бежал со стороны большака, который проходил рядом с постом. Когда Льеу был совсем близко, Чо тихонько окликнул его:

— Льеу! Льеу!

Мальчик увидел Чо и подбежал к нему.

— Куда ты бегал? — строго спросил Чо.

Льеу скрестил руки на груди и весело засмеялся.

— Я… я был на большаке и поставил там несколько фальшивых мин. — и добавил уверенно: — Если французы захотят устроить облаву, они заметят на дороге свежевырытую землю и, наверняка, начнут искать мины. Им придется потратить не один час… — И он снова весело засмеялся.

Те, которые были в кустарнике, не слышали, что сказал Льеу, но по его веселому лицу догадались, что мальчишка задумал обмануть французов.

Все заулыбались.

Тик. который стоял рядом с Чо, сказал Льеу:

— Если ты снова задумаешь пойти туда, то предварительно поставь нас в известность. Твое счастье, что сегодня Чо узнал тебя. Может случиться так, что кто-нибудь из партизан не узнает тебя и бросит гранату или поднимет тревогу.

Но Льеу только усмехнулся и, не дослушав, убежал.

Поля тонули в утреннем тумане. Приближалось самое тревожное время: обычно в эти ранние часы французы устраивали налеты на деревню. Крестьяне прислушивались к каждому шороху у защитного забора. Все позабыли о беседе, прерванной по вине Чо. Пора идти по домам. Здесь останутся только те, которые караулят у забора, остальные должны вернуться к своим делам. Сидеть в кустарнике у забора небезопасно. Люди перекинулись несколькими словами и разошлись.

У Тика стало спокойнее на душе, сомнения, одолевавшие его ночью, рассеялись. Пока еще он не знал, что нужно делать, но после беседы с Хоатем, Дау, Май, Хоэ и Чо, и в особенности после выдумки сообразительного Льеу, пытавшегося обмануть французов фальшивыми минами, он почувствовал новую уверенность в своих силах.

— А где учитель? Почему его нет до сих пор? — спросил Тик.

Чо ответил:

— Он узнал, что мы здесь, и пошел караулить в другое место.

Спустя некоторое время жители, переселившиеся в общину Тхай-Хок, один за другим стали приходить в свою деревню за продуктами. Обычно они отправлялись в путь вечером, после захода солнца, когда им не угрожала вражеская облава. Люди приходили для того, чтобы взять немного риса, соли, бататов, маньоки, кое-что из одежды и посуды. Затем они вновь торопливо покидали родную деревню. Немногие осмеливались остаться дома, хотя бы на день или полдня, потому что французы непрерывно устраивали облавы и смерть подстерегала людей на каждом шагу. Крестьянка Бай поселилась в хижине Фан, у родной тетки Хьеу. Муж Фан работал в городе у французов, сама она занималась торговлей, у нее всегда водились деньги. Фан частенько давала взятки французам и До Бьену, поэтому она жила относительно спокойно. Хьеу попросила у матери разрешения сходить в родную деревню, но Бай страшно боялась облавы и даже слышать не хотела об этом. И все же, спустя два дня после облавы, Хьеу отправилась домой, сказав, что пошла за сушеным картофелем и медной кастрюлей. В хижине Фан было все, но многое приходилось прятать. Хьеу это было на руку. Воспользовавшись первым предлогом, Хьеу ушла из дому.