Он рассказал мне о своей родине, о деревушке, затерявшейся где-то в Донг-Хап-Мыой.

— Заглядывай ко мне, как кончится война. Угощу тебя такой рыбой, какой ты нигде не попробуешь!

В подразделение я пришел утром. Ё пути был целых десять дней, пробирался по узким тропам согнувшись, так как иначе было невозможно двигаться из-за густо разросшихся над головой и переплетавшихся между собой лиан. В последнем месяце дождливого сезона ливни хлещут не переставая, посмотришь вокруг — все затоплено. Кругом сплошное море. Я измотался невероятно и хотел одного — распластаться на земле и лежать не двигаясь. Прибыв на место, я встретился с Тин Занем. Он угостил меня теплым вареным бататом. Когда я опустился на стул, блаженно оперся спиной на рюкзак и съел несколько клубней батата, он мне сказал:

— Надо привыкать питаться бататом. Рис у нас скоро кончится.

Потом подошел к гамаку, взял бидон с горячим чаем и, вернувшись ко мне, с веселой улыбкой предложил:

— Выпей-ка чайку, отдохни немного, и я провожу тебя к Тханю. Будешь жить вместе с ним. Он наверняка обрадуется тебе. Малый очень хочет учиться. Если встретит кого грамотного, то рад-радешенек.

Зань сел на табурет, обхватив ноги руками. На бедре у него отвисла кобура с пистолетом. Он был крепко сложен, невысокий, плотный, белокожий. Глаза, прищуренные, маленькие, близко посаженные друг к другу, казались злыми. И вообще его лицо с косым шрамом на щеке выглядело суровым. Только обменявшись с ним двумя-тремя фразами, люди убеждались, что перед ними очень общительный, приветливый, добрый и внимательный к другим человек. За ужином он рассказывал мне:

— Когда в волости, уезде хотят уничтожить полицейскую управу, то предварительно тщательно обдумывают, как это сделать, а потом с оружием в руках окружают пост и ликвидируют его. Проведя несколько таких боев, считают себя уже опытными. Пораздумав же, убеждаешься, что умеешь еще очень мало. И с каждым днем видишь все больше, как много тебе еще недостает… Увы, убеждаешься, что многому еще надо учиться и учиться. В обед я направился в отделение Тханя. Ему минуло всего лишь девятнадцать лет. Над губой у него пробивался пушок. На щеках играл румянец, волосы приглажены. Он лишь немногим больше месяца назначен командиром отделения. Как только Тин представил меня, Тхань, не скрывая радости, схватил меня за руки:

— Ты будешь жить со мной весь сезон дождей, и тогда я перешагну в следующий класс.

Потом он доверительно говорил мне:

— Сейчас я в пехоте, но хочу стать артиллеристом. Управлять орудием, разбить снарядами вражеский пост — большая радость. Я сейчас учу математику. Товарищи говорят, что если не научишься решать уравнения, чертить схемы, то не сможешь вести артиллерийский огонь точно по цели. Я окончил лишь четыре класса, но зато уже изучил алгебру, знаю уравнения. Я дорожу временем. Выберется свободная минутка — сразу за учебники. Да, ты хоть обедал?

— Я поел наверху у Тина.

— Тогда разверни накидку, устрой гамак и отдыхай, а я пойду немного перекушу.

Бойцы отделения пошли обедать. Я растянул свою накидку, подвесил ее как гамак и тоже направился в столовую. Там на четырех низких бамбуковых подпорках стоял длинный обеденный стол, а также умело сложенная кухонная плита. На стенах по обеим сторонам висели две полки для кружек, мисок, тарелок. Я посмотрел на этот стол, плиту и разную утварь с сожалением. Этой столовой попользуются лишь два-три раза, и все.

Тхань представил меня бойцам и я был приглашен пообедать вместе с ними. Вчера удалось где-то подстрелить дичь, и сегодня к обеду было мясо. Я не отказался.

Подошел командир взвода. Похлопав по плечу Тханя, он спросил:

— Ну как, хватит нам запаса риса до первого числа?

— Если варить пожиже, то хватит.

— Сегодня мы отправляемся на переноску боеприпасов. Надо будет идти всю ночь, тогда к утру будем на месте, а к вечеру вернемся сюда.

Командир взвода присел на корточки, вынул кисет с табаком, свернул цигарку, провел по ней языком, прикурил:

— Твое отделение может подменить сегодня на переноске боеприпасов второе отделение? У них несколько человек больны, а кроме того, одной группе необходимо тщательно подготовиться к бою против бронетранспортеров М-113. В ближайшем бою мы наверняка встретимся с этими машинами. Да, я слышал, что тебя с утра немного потрепала малярия? Прими-ка две-три таблетки хинина… Итак, вечером выходишь, понял? Третья часть бойцов должна быть с винтовками. Напомни своим ребятам, чтобы для профилактики тоже выпили хинин.

Когда я вернулся на место, Тхань был уже здесь. Он сбросил с ног резиновые сандалии и сел на них. Я протянул ему кисет с табаком. Он отрицательно покачал головой:

— Давно уже бросил курить.

— Да ну?

— Дымил с детства. Бывало, пасешь буйволов, дождь, холодно, продрогнешь до костей. Одним словом, в четырнадцать лет уже курил. А пришел сюда, ребята убедили бросить. Последовал их совету…

— Тин говорил, что тебя наградили орденом. Это верно?

— Да, за битву в Локнинь…

— Он очень хвалил тебя.

— Ну до него мне далеко. Ты слышал, как он действовал во время всеобщего восстания? Один уничтожил группу злейших старост-мироедов.

И Тхань рассказал мне следующую историю.

Однажды Тин заночевал на берегу реки в куче кокосовых листьев. Неизвестно, то ли кто-то выдал его, то ли его выследили враги — но его схватили. Бандиты скрутили ему руки за спиной и бросили в лодку. Пустили лодку по течению и принялись истязать Тина. Среди них оказался один тип, который знал его. Взглянув на Тина, он разразился бранью: «Я тебя знаю! Ты с самых пеленок за коммунистов! И весь ваш род такой!» И начал бить его, пока тот не потерял сознания. А когда Тин пришел в себя, то почувствовал, что веревки на руках немного ослабли. Он попытался незаметно развязать их, но, едва пошевелился, лодка сразу качнулась. Он испугался, что бандиты догадаются о его намерениях. Тогда Тин стал всячески поносить их. В ответ они принялись колотить его. Он использовал этот момент и начал развязывать веревки. Ночная мгла еще не рассеялась, стоял густой туман. Бандиты устали и задремали. Бодрствовали только рулевой и вахтенный с автоматом. Освободив себе руки. Тин огляделся, затем внезапно набросился на вахтенного, вырвал оружие и выстрелил в рулевого. Бандиты вскочили словно ошпаренные. Тин дал по ним несколько очередей, затем накренил лодку, а сам выпрыгнул. Лодка зачерпнула воды и пошла ко дну. Оставшиеся в живых бандиты барахтались в воде. К ним подплывали лодки, следовавшие сзади.

Тин подумал: «Если плыть вниз, они все равно догонят». И решил плыть навстречу приближавшимся лодкам. С них закричали:

— Ты кто?

Тин ответил:

— Да из нашей лодки сбежал вьетконговец! Возьмите меня к себе!

Про себя он решил, что, если они подплывут к нему, он найдет способ потопить лодку. Но с борта крикнули:

— Давай плыви к берегу! Подождешь там другую лодку. А нам надо вашего вьетконговца догнать.

Тин направился к берегу и спасся от преследователей.

Кончив рассказ, Тхань тихо добавил:

— Я очень жалею, что не был в то трудное время здесь и не пережил того, что пережил Тин. Ты слышал, как он по утрам объясняет план предстоящего боя? Слушая его, чувствуешь, что этот человек твердо уверен в успехе.

Подразделение выступило в поход.

Вечерело, накрапывал дождь. Вдали, над широкой долиной, стояла темная пелена дождя. Поднялся туман. Последние лучи уходящего солнца едва пробивались сквозь кроны деревьев. Все плавало в белесом тумане, словно в молоке. Откуда-то прилетели птицы. Шумно взмахивая крыльями, они покружили и опустились на вершины деревьев.

Широкая, глинистая, ровная дорога бежала в долину, затем поднималась на высокий холм. Издали казалось, что люди, идущие по ней, карабкаются вверх. Рюкзаки переваливались из стороны в сторону. Листья и ветки маскировки на бойцах колыхались в такт движениям. Дождь усиливался. Солнечный луч блеснул на какое-то время и совсем скрылся за тучами, сгустившиеся сумерки объяли колонну — идти стало трудно. Вместе с дождем, не перестававшим лить ни минуты, все больше сгущалась темнота.