– А вам не все равно? – громко возмутился Саня.

– На ходу не курят, – сказал офицер, но на этом обыденная перепалка закончилась, и выкинуть сигарету Александра никто не заставил.

Павленко, да и некоторые другие, видя маленькую победу над порядками, тоже закурили и оживленно стали переговариваться. Сразу над строем понеслись названия городов и местностей, куда могли бы вывести лагерь. Гадание, ни на чем не основанное, было уже отличительной чертой всех эвакуированных. Ну ладно хоть тут был определенный разброс мнений. А вот в лагере такие гадания привели к тому, что девяносто пять процентов беженцев непонятно с чего решили, что наводнение закончится к лету следующего года. Ну, зимой и весной оно по умолчанию не может закончиться – рассуждали сторонники этого ни на чем не основанного утверждения, – а вот летом точно. Саня и Павленко посмеивались над такими заявлениями, но иногда им и самим хотелось верить, что все закончится через каких-нибудь девять-десять месяцев. Стараясь избавиться от общего припадка надежды, Павленко самостоятельно стал делать расчеты по спаду воды с учетом выпадения осадков, при условии, что таяние льдов прекратится хотя бы зимой. Признав бредовость и своих расчетов, и заявления о скором спасении от паводков и наступающего океана, он сдался на милость иллюзий.

Саня, который тоже хотел верить в неизбежный хеппи-энд, мечтательно рассказывал соседям по палатке, как он будет жить после катаклизма. Его слушали обычно не прерывая. Даже язвительный последнее время Павленко слушал его, словно сказки на ночь. Так было проще засыпать.

Пайки, оскудевшие до крайности, теперь выдавались только утром и вечером. Хорошо хоть проблемы с чистой водой были решены, и всегда можно было подойти к одной из каждый день заполняемых цистерн и набрать, сколько тебе надо. Если бы еще и воды было мало, никто не знает, как бы дожили несколько тысяч жителей палаточного городка до этой долгожданной эвакуации.

В лагере в палатке пришедшие услышали от соседей подробности и были несколько озадачены.

– Запрещено вообще что-либо с собой брать, – сказал Семеныч отчего-то шепотом. – Только то, во что одет. Говорят, будет всего пять барж. Но я даже не представляю, как можно всех на них эвакуировать.

Павленко высказал свои черные мысли:

– Как, как… забьют, как шпроты в банки, выведут в глубокое место и утопят вместе с баржами.

– Что ты, Витя, такое говоришь?! – возмутился Петр Николаевич. – Мы же не чумные и не заключенные какие-нибудь!

– Хе-хе… – сказал Павленко, падая на свою уже порядком расшатанную раскладушку. – А чем мы лучше? Или хуже? Или вы считаете, что заключенных можно?

Тема про утопленных заключенных не сходила с вечерних дебатов не только этой палатки. В свое время в сто одиннадцатой по радио узнали, что на Ладоге затонул транспорт с заключенными одной из колоний, и ну никто не поверил в случайность произошедшего. Нет, было, конечно, несколько людей, которые говорили, что и в нормальных условиях баржи тонут, что говорить, когда такое вокруг… Но к их голосам никто не прислушивался. Вообще, странная логика нашего сознания. Всем хочется верить в хорошее, строить планы, рассчитывать выжить, верить в счастливый конец… но абсолютно не верить любимому государству, которое говорит, что гибель сограждан – роковая случайность. Трагическая, но случайность.

– Я не считаю, что заключенных можно топить! – зло сказал Петр Николаевич. – Я просто напомнил вам, что мы полноправные граждане и никто не рискнет нас губить. Это политический вопрос!

Павленко тихонько рассмеялся и сказал:

– Это вы автоматчикам на вышках расскажите и могилкам тех, кого они срезали при попытке бежать.

Петр Николаевич стушевался, а Семеныч в своем репертуаре принялся всех мирить:

– Ну что ты, Витя, так нас пугаешь. Все будет нормально. Ну, не дают ничего с собой брать, так это только из экономии места. Чтобы больше народа можно было за раз перевезти. Ну и кто, скажи, будет топить транспорты, когда и так много чего потеряно из такой нужной водной техники? Если бы хотели, то просто расстреляли бы весь лагерь пулеметами. А потом бы уцелевших заставили хоронить погибших.

Павленко и Саня одновременно посмотрели на Семеныча, и Виктор не без язвы заметил о подозрительной рациональности соседа.

– Витя, такое в нашей стране уже было. Да, было. Я думаю, оно бы могло и повториться в наших таких неудобных для власти условиях. Но раз будут баржи, значит, нас все-таки и правда вывезут.

– Ваши слова, да Богу в уши, – сказал с нервным смешком Саня.

Ночью они плохо спали. Слушали переклички на недалеких вышках. И следующую ночь сон плохо приходил к обитателям палатки. И только в день, когда к новым причалам подошли первые баржи и началась погрузка согласно спискам эвакуированных, у бывших синоптиков отлегло от сердца.

Погрузка протекала абсолютно бестолково. Более того, произошло то, чего никто не мог ожидать. На деревянный помост временного причала согнали почти тысячу человек, и они все там стояли, пока не разрешили начинать заполнять баржи. Но как только последовала команда и тысячи ног одновременно пришли в движение, временные сооружения не выдержали, и весь длинный причал на подломившихся сваях ухнул в воду.

Почти тысяча человек оказалась в воде сразу. Но и это было не самым страшным. Баржи пришвартованные по обеим сторонам исчезнувшего причала, начали сближение, грозя невиданными тисками сдавить несчастных в кровавую массу. Никто не знает, чем бы кончилась эта трагедия, если бы не единицы сильных духом и разумом людей, что, спохватившись, стали разворачивать всплывшие выломанные сваи, упирая их в борта барж. С самих судов мгновенно полетели вниз канаты, спасательные круги. Совсем к воде спустили трап, который только чудом не подломился и не оторвался под массой одновременно лезущих на него. Люди карабкались на борта. Но большинство разумно решило вернуться на близкий берег.

Спустя некоторое время на берегу запылали костры, и сотни людей, обогреваясь, «танцевали» вокруг них. Сквозь шум и крики изредка слышались стоны сильно пострадавших во время падения и давки в воде. После произведения переклички конвой недосчитался сорока двух человек. Организованные поиски помогли отыскать тела не более тридцати. Все они были выловлены из воды и захоронены совсем недалеко от берега.

Наши герои, которые тоже оказались в числе этой несчастной тысячи, к своей радости отделались несколькими ушибами и насморком, мгновенно поразившим всех «купальщиков». Стоя возле пламени выше человеческого роста, Саня и Виктор только и могли, что материться на конвой и на начальство лагеря вкупе с организаторами эвакуации.

Но как бы то ни было, через четыре часа по наспех сколоченным хлипким мосткам один за другим люди стали заполнять баржи.

Когда Павленко и Савин поднялись на борт и расположились на палубе возле сохнущих бухт незадействованных швартовых концов, они с удивлением отметили полное отсутствие на барже конвоя.

– Все на фиг, – сказал Павленко, поднимаясь и оглядываясь. – Самолет летит в Турцию!

– Ты чего, бредишь? – спросил Саня, дергая Павленко за штанину, чтобы тот сел обратно. – Сейчас конвой поднимется на борт, и будет тебе и Турция, и сам, как самолет, летать научишься.

Недобро усмехаясь, Павленко сел обратно на нагретую палубу и сказал негромко:

– Ты как хочешь, а я при выгрузке сматываюсь. – Подумав, он добавил зло: – Больше я в их концлагеря ни ногой.

Пожав плечами, Александр сказал:

– Я все равно не понимаю, что ты взъелся. Могло быть и хуже. Мы без этого лагеря с голоду наверняка бы сдохли.

Виктор, не смотря на Саню, обозвал того и сказал:

– Ты слепой. Мы даже в городе, когда грузили железо для лагеря, видели, сколько хавки еще осталось в нем.

– Не… – сказал Саня. – Мародерствовать не по мне.

– По тебе как раз в загоне жить, – сказал Павленко, снова поднимаясь и разглядывая суету на берегу. – Ну и оставайся. Нам просто охрененно повезло, что в лагере не вспыхнула эпидемия или еще что… При такой скученности никто бы не вырвался, не заразившись. А в лагерь, что нас везут… он наверняка крупнее нашего… Кто его знает, что там будет.