Роман и Ринат вышли из палатки штаба и направились к уазику. Забравшись в него, они невольно поморщились от сильного запаха бензина в салоне. Приказав водителю ехать на позиции, Ринат обратился к сидевшему сзади Ромке:

– Я про северное направление говорил, но там, если честно, безнадега. Заминировали все что можно. Растяжки на каждом дереве и кусте… Там не реально. Мы в жизни там не разминируем. – Видя, что Роман слушает как-то отрешенно, Ринат повысил голос и сказал: – Э-ге-гей! Слушаем, что тебе командир говорит. Спускайся на землю.

– Да я слушаю, – опомнился Ромка, поглядев в окно на проползающие мимо палатки госпиталя. Много было раненых. За две недели, что он вел своих на поддержку Рината, тот каждый день терял ранеными и убитыми. Но если вы подумаете, что Ромка раскаивался в своем промедлении, то вы ошибетесь.

– В общем, из реальных направлений только южное. И только утренний штурм, – сказал Ринат, убедившись, что Роман его слушает.

– До него еще долго… – резонно заметил Роман.

– Да, но ты на досуге по позициям своих тоже пройдись, может, что высмотришь незамыленным глазом, что я тут за две недели пропустил.

– А где твой наставник? – рассеянно спросил Роман.

– А, – отмахнулся Ринат зло. – Он больше пьет теперь, чем дельных мыслей подкидывает. Он все говорил, что мы упускаем время из-за вашей задержки и что надо прорываться в город, пока все направления не заблокированы нам. И уже в городе сидеть ждать подкрепление.

– В принципе, верно, – заметил Роман.

– Думай, что говоришь, – сказал Ринат. – Мы бы две недели без еды там не высидели. А заблокировали бы нас сразу, как вошли в город. Если бы ты торопился, то может быть… а так…

– Я не мог быстрее. И так колонна растянута была на два километра. Половина пешим строем шла.

– Могли, – зло сказал Ринат. – Могли, если бы захотели. Могли перебрасывать партиями.

– Разделить отряд, идущий по неизвестной территории? – притворно удивился Роман.

Ринат только отмахнулся и не разговаривал до самого подъезда к первым постам.

Выйдя из машины, они прошли с полкилометра по мелколесью и вышли к опушке, за которой уже был виден недалекий город. Его серые пятиэтажки с выбитыми окнами смотрелись пугающе на фоне жуткого почти черного неба.

– Вон, смотри, – указав на них рукой, сказал Ринат. – Это теперь твоя головная боль. Там у них и наблюдательные пункты, и снайпера их сидят. Не много, но есть. Во-о-он, пулеметное гнездо видишь. Не поверишь… мы личный состав этой точки уже раз восемь сменили минометами и снайперами. Все равно, как тараканы, его занимают, укрепляют и сидят там. Место уж больно им удобное. Две сотни градусов обстрела. Что скажешь?

– Ничего не скажу. Надо вышибать. Каждый раз. Пока они там, нам не высунуться. – Роман оглядел и другие позиции противника. – Ну на хрена им сдался городок Ханина? – недоумевал он.

– Крепкие ребята, если честно, – пришлось признать Ринату. – Ополченцы… и женщины, и мужчины. Поймали нескольких, так пришлось долго повозиться, прежде чем разговорили.

– Много интересного сказали? – спросил Роман.

– Ерунда. Это и так все знали…

О дальнейшей судьбе допрашиваемых Роман спрашивать не стал. Он помнил, как он сам поступал. Вообще он замечал в себе появившееся органическое неприятие жестокости, даже вынужденной. Он удивлялся себе и винил во всем Юльку. Они хоть и жили с ней в одной палатке, больше ни разу не спали вместе. Роман все больше тяготился расставанием с ней. Словно она еще вот тут ходит, но ее уже нет. Она уже там… на свободе со своим… Видел он его. Дохляк дохляком. Ни ума, ни фантазии. На своего отца, в каком-то смысле гения хирургии, никак не похож. И оттого что не находил он в парне ничего примечательного, становилось Роману все больнее и больнее. Подумав однажды, что парень, наверное, семи пядей во лбу, он не поленился и, ничем не выдавая ни себя, ни его, поговорил с ним о пустяках. Об истории, о науках… увидев, что перед ним пустышка, он прекратил попытки понять этого парня. Он только однажды спросил у нее…

– Он просто тебя боится… – призналась она. – А так. Он очень умный. Он добрый. Он такой…

Спохватившись, она отвернулась от него, и Роман пожалел, что спросил. Она не притворялась. Ей и правда было тяжело от происходящего. Знала бы она, как ему было тяжело…

– Мля. Ты о чем опять думаешь? – взорвался Ринат.

Сев на землю, Ромка признался другу, что прослушал его.

– Ты заболел? – недоумевал Ринат. – Давай в госпиталь тогда. Там тебя поставят на ноги. А командование ротой наставнику сдай своему.

Покивав, Роман однако отказался.

Севший рядом с ним Ринат спросил:

– Рассказывай, в чем дело? Никого вокруг. Давай…

Поглядев на друга, Роман мотнул головой и сказал:

– Не сейчас. Вечером придем к тебе, тогда…

Нет, Ринат не догадывался, но что-то на его лице отобразилось, и Роман поспешил сказать:

– Мне просто надо еще самому все продумать, и тогда вечером поговорим. О'кей?

Пожав плечами, Ринат сказал, что «о'кей», но только если Ромка теперь будет слушать его.

Роман сделал над собой усилие и скоро уже впитывал всю добытую людьми Рината информацию.

Алена прижалась к Тиму в красноватом сумраке и сказала:

– Мы правильно сделали, что ушли.

– Да, – согласился мальчик, разглядывая книжный шкаф в кабинете особняка.

Они сидели в одном кресле возле камина, который разжег Тимур, и грелись, спасаясь от вездесущей сырости.

– Только ты зря стрелял по тому мужчине. И одного ты там ранил… А может, и убил. Я так напугалась тогда.

Кивнув, Тим признавал, что, может, и зря это сделал, но он нисколько не раскаивался.

– Они бы нас обратно отвели, – уверенно сказал он.

– Мы бы сбежали.

– Я не мог бежать долго… мне, кажется, ребро сломали те… Знаешь, как тогда болело жутко?

– А сейчас? – спросила девочка участливо.

– Давно уже прошло, – сказал он.

Выбравшись из кресла, он прошел к шкафу и достал книжку, которую присмотрел. Вернувшись с ней в кресло, он раскрыл ее и прочитал:

– «Пролетая над гнездом кукушки». Название знакомое, – сказал он.

– Я фильм смотрела. Давно. Ничего не поняла в нем, – сказал девочка, рассматривая книгу в руках Тимура.

– А про что там? – спросил он, пролистывая книгу.

– Про сумасшедших.

– Э, нет, – уверенно сказал Тимур, откидывая книгу на недалекий диван. – Про это я читать не хочу.

– А про что хочешь? – спросила девочка, глядя на огонь в камине.

– Не знаю. Про что-нибудь доброе. Сказки какие-нибудь… наверное… не знаю, – сказал он и прижал девочку к своему плечу.

Она посмотрела на него и вдруг попросила:

– Тим, поцелуй меня.

– Зачем? – спросил он удивленно.

– Я так хочу, – сказала девочка.

– Я не умею, – признался парень, и она увидела, что он слегка покраснел.

– Я тоже, – сказала она и отвернулась к огню.

Посидев минут пять, они снова тихо заговорили. За окном хлестал дождь. В комнате было тепло и уютно. Мысли о потерянных родственниках все реже возвращались к ним. Детская психика имеет много предохранителей. Иногда девочке казалось, что они так и жили всю жизнь с Тимом. Иногда мальчик думал о том, что его прямая обязанность – навсегда заботиться о ней. Детям, кажется, никто не был нужен в этом мире.

Рухлов, хромая, вошел к Ханину и сообщил:

– Только что наши сообщили… этим… пополнение подошло. Тысяча или чуть меньше бойцов. Точно неизвестно.

– Час от часу не легче, – сказал Ханин, поднимаясь, и, тоже хромая, прошелся возле своей кровати.

– Ты хоть поспал? – спросил Рухлов.

– Немного, – признался Ханин и посмотрел на друга. – Как там Алина?

– Плохо. Не спит толком, как и ты. В госпитале с утра до… утра. Прибегает на пару часов поспать и меня увидеть. Иногда не прибегает.

– Запри ее дома, – порекомендовал Ханин.