Куда опаснее был яд, который я тут же впрыснул чудовищу в кровоток. В считанные мгновения распространившись по всему организму, он сначала заставил гончую ощутить страшную слабость. Под собственным весом, я буквально выпал из её разжавшейся пасти. В следующую секунду мёртвое тело гончей придавило меня к мёрзлой земле.

Взметнувшись в воздух, я рывком восстановил равновесие и огляделся. Так и хотелось грязно выругаться, когда я увидел ничуть не поредевшую стаю, продолжающую преследовать девчонку. Похоже, никто из гончих не пожелал помогать товарке в её драке с метаморфом. В итоге, сейчас я лицезрел только стремительно удаляющиеся от меня хвосты гончих, что для Кати ничего хорошего не означало.

— Поглощай биоматерию, быстро! — решительно скомандовала мне Нора, — Напрямую!

Продолжая ругаться на чём свет стоит, я схватился за тело гончей, подтягивая его к себе. Один раз напрямую поглотив крысу, я ещё раз проворачивать такие фокусы на Земле желанием не горел. Ощущения от предыдущего опыта были просто неописуемые. Увы, сейчас у меня не было другого выбора.

Когда я потянулся за пределы собственного тела сознанием, бедная на магическую энергию атмосфера родной планеты встретила меня с распростёртыми объятиями, словно не могла дождаться, когда же ей вновь удастся побаловать склонного к мазохизму метаморфа. Гостеприимно разлив на моём пути целую ванночку соляной кислоты, она купала в нём моё сознание всё то время, пока я захватывал ещё живые клетки чудовища. Они задыхались без доступа к кислороду и медленно угасали, лишённые питательных веществ и руководящих импульсов из мозга энтропийной гончей.

Спустя несколько секунд, показавшихся мне вечностью, я открыл свои новые глаза и коротко моргнул, приноравливаясь к чёрно-белому ночному зрению. У меня не было времени, чтобы осматривать свой новый облик. Тем более, что он выглядел сейчас почти столь же сюрреалистично, как и тогда, когда я застрял в теле той крысы, головой в пищеводе. Моё слизнеобразное, недоделанное старое тело повисло на спине гончей, словно уродливый всадник.

Я продолжал изменяться, словно по инерции. Щупальца наливались массой и силой, обрастали прочными чешуйками. Их кончики стали внешне неотличимы от челюстей пиявки, с кольцеобразными рядами острых зубов, готовых впиться мёртвой хваткой хоть в корабельную древесину. До человеческого облика мне теперь было ещё дальше, чем до него же — австралопитекам. У последних, хотя бы, хвоста уже не было.

Зато у меня было теперь целых восемь конечностей, причём нижние четыре были беговыми и некогда принадлежали гончей. Умели ли они быстро разгоняться — вопрос риторический.

— На старт, внимание, марш! — буднично обронила Нора, когда я сорвался с места в карьер.

Не секрет, что одно и то же движение в исполнении метаморфа выходит гораздо зрелищней, чем в исполнении кого-либо ещё. Мышцы и сухожилия любого живого создания имеют естественные ограничители, не позволяя им сокращаться настолько резко и мощно, чтобы им повредить. Лишь в условиях сильнейшего стресса, эти ограничения иногда (и только иногда!) отступают, и тогда люди неожиданно обнаруживают себя на верхушке десятиметровой ели или ещё где, куда они в обычном состоянии бы никогда не забрались. Для существ с чудовищной регенерацией, обход подобных ограничений — обычно вопрос небольших волевых усилий.

Гончие и без этих ухищрений бегали быстрее, чем почти любое живое существо на Земле. Однако, когда облик гончей принял я, после чего побежал — это было как выход за пределы возможного для биологических систем. Мир в периферическом зрении обратился в сливающееся грязно-серое пятно многоэтажек и проносящихся мимо заснеженных улиц. Лёгкие силились вдохнуть в себя воздух — и не могли этого сделать: его потоки уносились прочь раньше, чем их было возможно ухватить ноздрями.

Я двигался, словно в застывшей серой пелене. Бьющий в лицо воздух казался шершавым, как наждачная бумага. Именно он стал для меня главной преградой и барьером. Словно выставленной ладонью, он неумолимо отталкивал меня назад, хотя на самом деле я в это время перемещался вперёд со скоростью выпущенной из ружья пули.

Когда я врезался в одну из гончих, то сначала этого даже не заметил, продолжая бежать вперёд. Тварь отлетела куда-то в сторону с переломанным хребтом, сбив с ног ещё одну. Я очнулся лишь тогда, когда вдруг обнаружил впереди себя лишь спину улепётывающей девчонки. Враги остались где-то далеко позади, что в первый момент меня несказанно изумило. Я всерьёз не мог разобраться, в чём дело и как это я оказался настолько впереди.

Катя, между тем, пыталась забраться на крышу гаражного кооператива, карабкаясь по огромному снежному наносу у боковой стены. Снег здесь не убирали с того момента, как он впервые здесь выпал, так что у неё были неплохие шансы. Если не провалится под сугроб, то на крышу она таки заберётся, это как минимум. Насчет спасения от гончих, я был уже не так сильно уверен.

Осознав, что я забежал вперёд, я попытался остановиться, но вместо этого поскользнулся на собственных когтистых лапах и полетел кувырком. Из моей оскаленной пасти вырвалось грязное ругательство ещё в полёте, который завершился приземлением в мёрзлую землю головой. Насилу выкарабкавшись из сугроба, я резко развернулся и приготовился встречать вражескую стаю.

Две пары щупалец взметнулись, как приготовившиеся к броску кобры, и впились оскаленными пастями прямо в морды набегающих тварей. Кольцеобразные челюсти с пилообразными зубами сомкнулись с мощностью пресса для ковки металла, вминая тонкие кости внутрь до самого мозга. Укус — удар. Очередной взмах щупальцем поднял гончую в воздух, после чего я потянулся сознанием вперёд, поглощая её биоматерию напрямую. Гулять — так гулять.

— Ну и чупакабра же ты теперь! — восхищённо воскликнула Нора, — Вот красавец!

Кажется, чем уродливей был у меня облик, тем больше она его любила. Сначала я был гончей с щупальцами, а теперь я стал… двумя сцепленными между собою гончими? Гхм, этот момент я не продумал.

— Твою ж… налево, — я вдруг ощутил некоторые сложности с тем, чтобы контролировать два практически одинаковых тела одновременно. Спотыкаясь всеми четырьмя парами ног, я перепутал картинку с глаз одной из голов с другой, случайно шагнул прямо в сугроб и едва в нём не утонул. Выбраться оттуда в таком состоянии для меня оказалось слишком нестандартной задачей.

Так меня и куснули за неосторожно выставленный хвост.

Я зарычал, окончательно взбесившись. Опираясь на свободное щупальце, я взметнулся в воздух и принялся лупить ими во все стороны. Решив заканчивать с экспериментами, я начал постепенно объединять два захваченных тела гончих воедино. Я буду просто очень большой гончей, верно?

Между тем, мои щупальца продолжали свой кровавый неблагодарный труд. Ударяя по врагам, словно тяжёлой булавой, или просто отгрызая гончим головы, они проредили в них такую прореху, что о попытке проскользнуть мимо меня вслед за девчонкой, они даже не помышляли. Спустя меньше половины минуты, я уже занимался скорее трансформацией в более приличествующий мне облик, нежели схваткой. Выжившие гончие лишь бессильно рычали поблизости от меня, не решаясь атаковать. То и дело я выхватывал из круга то одну из них, то другую, но безмозглые монстры всё равно отказывались убегать.

Такими темпами я уже скоро должен был их всех истребить. Установившуюся идиллию нарушил панический взвизг девчонки — и оглушительный рёв вышедшей на охоту горгульи. Последний я не перепутал бы ни с чем. Даже сейчас он вызывал у меня лёгкий мороз по коже.

Тут же выкинув из головы трущихся поблизости гончих, я одним пружинистым прыжком взметнулся на крышу гаражного кооператива, разом преодолевая пять с лишним метров дистанции. Горгулья вскарабкалась на крышу резким рывком одновременно со мной, между мной и блондинкой. Любая стена была для чудовища невеликой преградой. Что уж говорить, если гаражный бокс для легковых автомобилей был ей всего лишь по плечо?