— Не поймите меня иначе. Дело плевое. Раз-два и все. Плачу́ тут же. У них, ведь, денег — куры не клюют.
Интерес Елизаветы Эрнестовны возрос, поскольку дело коснулось денег.
— Конкретнее назовите, — попросила она.
— Была не была! — махнул рукой Дитц. — Возникает надобность отпечатать один чек на семьсот сорок тысяч. Связались, сволочи, с подрядом по части каких-то ирригационных работ. Должны получить в банке деньги, а отпечатать чек в полевых условиях — сами понимаете — негде. Вот и теребят меня. Хотел пойти куда-нибудь, попросить, но раз вы мастер на это и машинка на ходу, так вам и карты в руки.
— Только-то и всего? — удивилась Елизавета Эрнестовна.
— Больше ничего.
— Считайте тогда вашу просьбу выполненной. Надо лишь точно указать фамилию, имя, адрес, сумму, дату. А то банк очень придирается. Подойдите утром к Комиссариату на Пушкинскую, и я при вас же отпечатаю.
Беседа затянулась намного дольше, чем предполагалось, и довольный Дитц покинул этот дом не как случайный человек, а как старый добрый знакомый.
...С утра следующего дня Елизавета Эрнестовна частенько поглядывала в окно служебного помещения и, когда увидела пересекающего Хивинскую улицу Дитца, поспешила к выходу. Оба обменялись любезностями, при этом она предупредила:
— Никаких разговоров о чеке в присутствии посторонних!
— Понял вас, Елизавета Эрнестовна, — успокоил ее Дитц.
Вскоре был отпечатан документ:
ЧЕК № 7
Предъявитель сего Абдумавлянбеков Шаисламбек уполномочивается получить в Народном банке Туркреспублики 740 тысяч рублей (семьсот сорок тысяч рублей) из фонда Особого управления ирригационных работ в Туркестане (ИРТУР) для оплаты стоимости предстоящих неотложных затрат.
Подпись и полномочия получателя удостоверяются круглой печатью.
Получил _____________ (сумму указать прописью)
Председатель Особой коллегии и технический директор ИРТУРа _____________ (Ризенкампф Г. К.)
1918 года, Октября, 13-го дня
...Вечерело рано. Чистый закат обещал не только тихую ночь, но и тихий ясный день. Сгустившиеся сумерки затем незаметно перешли в непроглядную темень, предоставив слово махаллинскому сторожу, который изредка своей традиционной колотушкой прорезал тишину глухих окраинных тупиков. Вскоре в эти звуки вплелись редкие в эти часы шаги людей, которые один за другим осторожно подошли к богатому дому. В ворота постучали... Повторили стук громче. В глубине двора кто-то зажег фонарь, закашлял и, подойдя ближе, спросил:
— Ким сиз?[20]
— Туркчека, — послышалось в ответ. — Производим проверку.
— Хоп, хоп[21], — засуетился хозяин, открывая калитку в воротах.
Шестеро укрылись за деревьями против ворот, а четверо, назвавшие себя чекистами, осведомились:
— Кто здесь живет?
— Абдумавлянбеков, — сообщил хозяин.
— Кто есть дома?
— Одна моя больная сын.
— Веди в дом.
Хозяин пригласил неизвестных в крайнюю комнату, где слабо мерцала висевшая под потолком лампа, а у сандала лежал под одеялом и стонал больной.
Просторное помещение не только поражало размером, но и убранством. Увешанные дорогими коврами стены, вместительные ниши, где были аккуратно сложены разноцветные бархатные и шелковые одеяла, вызвали радостное оживление у людей, пробравшихся удивительно легко в этот дом, где находились к тому же и заветные парусиновые мешки, набитые денежными пачками. Один из них, в кожаной куртке и такой же фуражке со звездой, даже потер руки от удовольствия. Подойдя ближе к хозяину и наставив на него два нагана, он с заметным кавказским акцентом издевательски спросил:
— Где спрятаны мешки с деньгами, дюша любезный?
— Какая мешки? — вроде не поняв, переспросил испугавшийся старик.
— Живо говори, паршивая рожа! Я не люблю, когда упорствуют... А то пах, пах и ульдым!
Хозяин притих, переминаясь с ноги на ногу.
— Считаю до пяти, скотина, — предупредил сверх меры обнаглевший бандит, несколько минут назад представившийся чекистом. — Не выдашь деньги, убьем тебя и сына. Весь дом сожжем! Начинаю считать: бир... икки... уч...
Хозяин взмолился:
— Мана деньга лежает, — указал он пальцем на нишу, где накрытые сверху ковром, находились два парусиновых мешка.
Трое бросились к мешкам...
Лежавший у сандала больной с большой силой дернул за ноги стоявшего к нему спиной грабителя. Тот, мгновенно уронив оружие, беспомощно рухнул на пол и тут же был схвачен. В руке «больного» в тусклом свете сверкнула вороненая сталь маузера. Трое, пытавшиеся взять мешки, не успели оглянуться, как на них посыпались стопки одеял, освободив таким образом ниши, откуда выскочили шесть человек, да четверо нагрянули из мрака смежных комнат. В одно мгновение бандитов скрутили. Оказавшийся здесь Пригодинский с Аракеловым предупредили: «Уголовный розыск! Ни с места!» Двенадцать оперативных сотрудников сумели надежно обезвредить мнимых «чекистов». Правда, одетый в кожанку успел вскинуть один из двух наганов, но его тут же выбили из рук.
Выполнявший роль «хозяина» Бабаджанов снял с себя чалму и бороду, которую ему искусно приделали по совету Цируля. Теперь задержанные не могли ошибиться. Перед ними был ответственный руководитель управления охраны. Взяв мешки, Бабаджанов высыпал содержимое на пол.
— Кроме этой бумажной макулатуры, Абрек-мабрек, — недобро посмотрел он в сторону одетого в кожанку, — ничего другого предложить мы не намерены. Настоящие деньги нужны правительству Туркреспублики.
Звонок в квартиру Муфельдт раздался, когда уже стало рассветать и на улицах появились первые прохожие. Елизавета Эрнестовна отозвалась удивительно быстро.
— Кто?
— Одуванчик, — ответил тихий голос с крыльца парадной.
Скользнули засовы и дверь была открыта без дальнейших расспросов. Однако перед хозяйкой дома предстал не тот, кого ждала, а несколько человек, исполнявших свои служебные обязанности.
— Уголовный розыск, — предупредил Аракелов.
Она заволновалась, но попыталась представить дело так, будто сотрудники уголовного розыска ошиблись:
— Вы не по адресу попали. Здесь живет одинокая женщина, работница советского учреждения, которая не имеет ни малейшего отношения к тому, что давало бы повод так бесцеремонно будить...
— А какой повод был у «Одуванчика»? — намекнул Аракелов, усмехнувшись.
Елизавета Эрнестовна поняла свою оплошность, пойдя на попятную:
— Какой «Одуванчик»? Вы что-то путаете...
Аракелов позвонил в управление. Ожидавший этого звонка Цируль лишь переспросил:
— Без шума обошлось?
— Конечно. Ждем вас.
— Сейчас буду.
Приехал он быстро на своем фаэтоне вместе с тремя понятыми из числа депутатов Ташкентского Совета. Увидев его, Муфельдт расплакалась:
— Товарищ Цируль, избавьте меня, пожалуйста, от такого унизительного оскорбления...
Цируль, не вдаваясь в пояснения, объявил:
— Мы вынуждены вас арестовать и произвести обыск.
Тщательный осмотр и обыск дворовых подсобных помещений, благоустроенного подвала, шести комнат дома занял немало времени, а по своим результатам превзошел всякие ожидания. Чего здесь только не было обнаружено! И контрреволюционные листовки, и значительная часть документов по личному составу дореволюционного штаба Туркестанского военного округа. Ценные бумаги на имя разных дельцов. Копии многих документов Комиссариатов земледелия и внутренних дел. Консервы, мука, сало, вина, копчености и многое другое. В спальной комнате стоял уникальный мягкий диван, под обивкой которого с обратной стороны спинки оказались спрятанными большие суммы американских долларов и английских фунтов в крупных купюрах. И понятых, и сотрудников не менее поразило количество найденных ценностей. Круг ценных и дорогих вещей замыкали многочисленные золотые часы лучших мировых фирм. Среди них были одни массивные ямщицкие, с прикрепленным к цепочке маленьким образком. Их владелец, видимо, следовал правилу: «На бога надейся, да сам не плошай».