— Не расстраивайтесь, прапорщик, — заметив мою растерянность, произнес Сидоров. — Ждать придется не так уж долго...

Пришлось уйти. Чувствовал я себя прескверно. Возможно, где-то допущена какая-то тактическая ошибка, исправить которую уже нельзя.

Донесение, правда, есть и почти соответствует заданию. Но что дальше? Как оправдаю перед Центром свою бездеятельность. Решил поставить товарищей в известность о случившемся. В таком виде я и передал доклад контрабандисту. Он принял от меня свернутый вчетверо листок и сложенные в пачку деньги. Обесцененные николаевские пятидесятирублевые купюры, хотя и потеряли свое значение, но еще ходили за границей и в данном случае выполняли довольно убедительно роль маскировки. Деньги контрабандист получал вроде бы за проданный мне опиум. Он долго считал, торговался со мной, наконец, потребовал обратно товар и вернул пачку пятидесятирублевок, но уже без записки. Ахмед-Вали успел вынуть ее и спрятать за поясной платок.

— Хочешь подешевле, — сказал контрабандист, — приходи другой раз. Мы остановимся здесь через неделю.

Я понял, Ахмед-Вали придет в следующий вторник. Сумею ли за несколько дней разузнать что-нибудь важное?

Шли дни, я сидел в своем доме и ждал посыльных от полковника Сидорова. Мое дежурство начиналось после обеда, когда работа в «шанхае» заканчивалась и все возвращались к семьям. Именно в такое время должен был явиться человек с приказом. Мне так казалось. Вечером, в темноте, вряд ли кто-нибудь отважится искать мою квартиру, затерявшуюся среди множества узеньких и кривых улочек. Да и вообще с наступлением темноты жизнь в этом районе Кульджи замирала, расспрашивать обо мне не у кого, да и рискованно. Правда, был ориентир — баня, которую содержали казаки, но она находилась с задней стороны дома и, прежде чем пройти ко мне, надо было попетлять по переулкам.

Я ждал, но никто не пришел. От случайных людей мне удалось узнать, что генерал И Тай-джу снова навещал Урумчи и встречался с атаманом Анненковым. Генерала, кажется, видели и в Кульдже. Естественно, моя тревога усилилась, и ожидание стало просто невыносимым. События разворачивались и, возможно, быстрыми темпами, но в них я не участвовал. Больше того, был в неведении относительно ближайших намерений заговорщиков. О нарушении приказа не могло быть и речи — чем объясню я свое появление в кузнице? И все-таки меня подмывало нарушить его, пойти к атаману.

Решение уже созрело — иду. И вдруг отворяется дверь, на пороге сам атаман.

— Не ждали? — спрашивает он, оглядывая настороженным взглядом мою комнату.

— Ждал, — откровенно признался я и, кажется, даже вздохнул облегченно.

— Хорошо, если ждали. Время приступать к делу.

Честно говоря, я обомлел. Пробил роковой час, а никто не знает, никто не готов к отпору. Что делать?!

— Уже сегодня? — с испугом спросил я полковника.

— А вы не готовы?

— Никто не готов. Где мои люди? Где оружие, лошади? Вы же обещали дать срок на выучку.

Полковник сел к столу у окна, снял фуражку и положил на подоконник. Я заторопился, чтобы задернуть занавеску, скрыть атамана от посторонних глаз, но он остановил меня:

— Не бойтесь. На улице мои люди.

Значит, Сидоров пришел с личной охраной. Это ново для меня и не совсем удобно. Разговор откровенный не получится. Когда подслушивают, а я не сомневался, что телохранители воспользуются такой возможностью, надо взвешивать каждое слово, следить за интонацией. Что ж, примем к сведению. Главное, полковник здесь и беседа состоится.

— Вы требуете бойцов? — спросил с интересом атаман.

— Это была ваша воля назначить меня командиром сотни. Если, конечно, приказ не отменен.

— Не отменен, — улыбнулся гость. — Наоборот, утвержден. Кроме того, вам присвоен очередной чин подъесаула. Поздравляю и надеюсь...

По традиции казачьей я должен был поцеловать атамана и поблагодарить за доверие. Пришлось выполнить эту обязанность.

— Когда выступаем? — поставил я вопрос, который больше всего интересовал меня.

— Вот этого я вам не скажу, — шутливо ответил полковник.

Знакомая тактика: ничего конкретного, никаких дат, никаких цифр. Чтоб он провалился, этот атаман! Сколько можно играть в прятки.

— Понимаю, тайна, но мне надо распорядиться насчет квартиры и вещей, как-то подготовить свое исчезновение из канцелярии «шанхая»...

— Учитываю, голубчик. Рад бы сказать, да сам не знаю. Обстановка подскажет час. Сигнал тревоги прозвучит как в военное время — внезапно. А готовым надо быть каждую минуту. Но чтобы вы знали свою задачу и могли действовать, я ознакомлю вас с планом выступления, естественно, в том объеме и тех границах, которые предусматривают участие вашей сотни. Для этого я и пришел...

Наконец-то! Я забыл все свои огорчения, все сомнения и, взволнованный, приготовился слушать. Момент овладения тайной чем-то напоминает прыжок к трудной цели, он требует мобилизации сил, в том числе и духовных. Такова природа всякого узнавания.

— Прежде всего, — начал атаман, — вы должны быть готовы к действиям здесь, в Синьцзяне. В чем они будут заключаться? Во-первых, в стремительном броске на юго-запад к городу Куре. Туда ведут несколько дорог. Одна из них ваша — самая короткая, караванная, но самая опасная. Однако навязывать бой ни в коем случае не следует, преждевременный шум не входит в программу первого дня. К моменту вашего подхода к городу там уже будут находиться остальные сотни. Дальнейшие действия предпринимаются сообща отрядом в контакте с гарнизоном...

— А оружие? — невольно вырвалось у меня. — Сотня выйдет из Кульджи с оружием?

— Кое-что будет, — пояснил полковник. — Штук двадцать карабинов. Вооружимся в Куре. Арсенал перейдет в полное наше распоряжение.

— Но его охраняет правительственный батальон?

— Совершенно верно. И командует батальоном генерал И Тай-джу. Коль скоро вы уже знаете главную задачу, могу сообщить некоторые подробности, необходимые для ориентировки. Никакого столкновения с правительственными войсками не будет. Секретным приказом Анненкова маньчжурская бригада генерала И Тай-джу передана моему отряду и по первому сигналу она восстанет и разоружит гарнизон. Мы получим не только запасы арсенала, но и винтовки, и пулеметы охранного батальона. Генерал ждет сигнала. Если вы, подойдя с сотней к городу, услышите стрельбу, не ввязывайтесь. Ждите мою команду и руководствуйтесь тем, что маньчжурская бригада не только наш союзник, но и равноправный участник похода. На первом этапе командование всеми отрядами, в том числе и маньчжурской бригадой, возлагается на меня. Вас, подъесаул, я назначаю командиром особого полка. Будете подчиняться непосредственно мне.

Чины и должности сыпались как из рога изобилия, я едва успевал их принимать. Стало ясно теперь и то доверие, которое оказывал мне атаман. Ближайшему своему помощнику он должен был сообщить стратегический план, иначе пришлось бы действовать в потемках, не проявляя инициативы. В то же время главное продолжало оставаться скрытым. С какими силами мы выступаем к Куре и насколько они возрастут после присоединения маньчжурской бригады? Какую роль будет играть генерал И Тай-джу? На каких условиях он согласился участвовать в походе? Все это полковник обошел. Видимо, тайная организация, готовившая авантюру, держала в руках нити заговора, и даже начало похода было засекречено. Сидоров не имел права разглашать план, так как сам являлся только исполнителем. Его ограничивали сферой военных действий, политикой занимались другие. Вместе с тем полковник Сидоров был единственной после Дутова фигурой, способной возглавить поход против Советского Туркестана. Насколько мне удалось понять, для первого удара атаман Анненков не годился. Многие старшие офицеры его недолюбливали и отказывались служить в его полках. Сидорова принимали все, и это как бы объединяло силы эмиграции, гарантировало успех. А успех был необходим, иначе рушились надежды на возвращение в Россию и установление старой власти.