Мамон широким быстрым шагом направился в сторону парадного входа, подсвеченного белым светом уличных фонарей. Прижав, сумку к груди, я последовала за ним.

В просторном квадратном холле сидел консьерж. Бритоголовый, не обращая на него никакого внимания, пошел дальше. Я на несколько секунд застыла почти у самых дверей. Может, попросить помощи? Консьерж на вид мужчина крепкий. Во всяком случае плечи и шея, которые хорошо просматривались из-за стойки, свидетельствовали именно об этом.

Но я быстро отмахнулась от этой мысли. Мамон остановился и бросил недовольный взгляд через плечо. В ярком освещении холла он выглядел еще более устрашающим. Массивная челюсть под бородой была чуть выдвинута вперед. Широкий нос явно несколько раз ломали, потому что он немного неровный. И взгляд такой колючий, ненавистный. Эта ненависть явно не предназначалась лично мне. Мамон ею окутывал всё, что его окружало.

— Вам помочь? — вежливо поинтересовался консьерж.

Я не совсем поняла, обращался он ко мне или к бритоголовому. В любом случае это уже не имело значения, потому что я сдвинулась с места и пошла вперед.

Собственный страх вдруг начал раздражать. Поздно метаться. Пока мы ждали, когда приедет лифт, я вдруг поймала себя на внезапной мысли. Я ненавижу Юру. Впервые за последние три дня своей непрекращающейся агонии я вытянула на поверхность новое чувство — ненависть. До этого была жалость к себе. Была сломанная любовь. Страх. Боль. А теперь возникла ненависть. И она возникла не из-за того, что Юра меня бросил, нет. Из-за того, что он подверг нашу семью такому чудовищному риску.

Он наплевал на меня, на Нану. Когда я вошла вслед за Мамоном в лифт и внимательно посмотрела на его спину, то интуитивно почувствовала всю его враждебность. Она витала в воздухе. Забивалась в поры и путалась в волосах. Возможно, во мне просто говорил инстинкт самосохранения. Или включился некий радар, когда в опасной близости возникло существо, что по определению намного сильней и опасней меня самой. Не знаю. Но с бритоголовым я бы не шутила.

И от этого становилось еще паршивей на душе. Куда Юра вообще смотрел, когда связывался с такими людьми? Ладно я. Меня он не любит. Давно не любит. И любил ли вообще хоть когда-нибудь? В груди снова что-то больно сжалось и кажется, будто вместо сердца образовалась черная дыра. Она медленно и болезненно начала втягивать в себя меня прежнюю, ломать каждый позвонок, рвать каждое сухожилие. Ладно… Я…

Но Нана. Господи, она же его дочь! И Юра так страшно радовался, когда она родилась. У нас первое слово было не «мама», а «папа». Нанка росла настоящей папиной дочкой. Знала бы она, что творил ее любимый папочка.

Лифт прибыл на указанный этаж. Мамон вышел первым, я сразу же за ним. В коридоре пусть и было безлюдно, но видно, что здесь живут люди. Горшки с цветочками на подоконниках. Чуть дальше на стене, кажется, висело расписание или какое-то объявление. Я не рассмотрела.

Налет домашней обстановки немного успокоил меня. Но кончики пальцев всё равно нервно подрагивали, пока мы шли к входной двери, ведущей в квартиру. Не лесополоса, не подвал и не подворотня. Что ж, это уже утешало.

Но страх всё равно не спешил отступать. Сейчас заведут меня в квартиру, закроют дверь и… Потом по частям вынесут в мусорных мешках. Пока бритоголовый набирал какой-то код на странной сенсорной панели, что видимо, была вместо привычного замка, я снова украдкой посмотрела на его резкий профиль. Не удивлюсь, если именно Мамон будет потрошить меня и раскидывать по пакетам.

Мрачное чувство юмора никогда не было мне присуще. Но в критической ситуации мозг всегда пытается любыми путями сохранить здравость мышления и отгородить от негативного воздействия шока.

Дверь открылась, и я тут же услышала женский голос, что донесся из квартиры:

— Я тебя ненавижу! Ты мне всю жизнь испортил! Ты не брат! Ты грёбаный тиран! Какого ты вообще в мою жизнь лезешь?! Я тебя об этом не просила! Никогда! Со своими тараканами в башке разберись, ладно?!

Женский голос резко смолк. В ответ никаких криков, угроз или ругательств не последовало. Я услышала стук каблуков и через несколько секунд из квартиры вышла молодая девушка. На вид мы вполне могли оказаться одногодками. Правда, она намного миниатюрней меня. Копна рыжих волос была собрана в высокий хвост. Большущие синие глаза метали молнии. На щеках выступил яркий румянец.

Девушка резко остановилась, заметив сначала бритоголового, затем меня. Во взгляде затаилась просто невероятно концентрированная злость, а полные губы недовольно скривились.

— Что смотришь? — девушка нагло оттолкнула от себя Мамона и быстрым шагом направилась в сторону лифта.

Бритоголовый, как мне показалось, слишком долго смотрел ей вслед. И на какую-то совсем крошечную секунду, как мне опять-таки показалось, черты его каменного лица совсем чуть-чуть смягчились. Но этот момент был настолько неуловим, что я не совсем уверена в своих наблюдениях.

— Заходи, — бросил мне Мамон.

Я медленно вошла в квартиру.

— Гор! — позвал бритоголовый, закрыв дверь. — Привёз!

Ответа ни я, ни Мамон не услышали.

— Вперед идти, — приказал он, быстро разувшись.

Я тоже сняла обувь, но осталась в верхней одежде и с сумкой, намертво прижатой к груди.

Миновав довольно просторную прихожую с большим зеркалом с левой стороны, я прошла в гостиную. В кресле напротив огромной плазмы, что была закреплена на стене, сидел мужчина. Я увидела только его массивный затылок с тёмными густыми волосами и мне стало еще страшней, чем прежде.

— Мы поговорим наедине, — раздался хриплый будто простуженный голос.

— Без базара, — Мамон тут же ушел.

Я затаила дыхание, когда мужчина медленно поднялся с кресла, выключил плазму и повернулся ко мне лицом.

Он абсолютно не был красив. Широкий нос, резкий квадратный подбородок с ярко выраженной по центру ямочкой. Густые тёмные брови, тяжелые веки. Губы тонкие, а взгляд такой, что не только двигаться страшно, а даже дышать.

Человек с прозвищем Гор был самым ярким для меня воплощением мужской энергетики. Юра у меня красивый. Высокий, но не сильно широк в плечах. Щетина у него никогда не была густой. И мне это всегда нравилось. Бородатых или усатых я никогда не любила. И грудь у него была гладкой. В нем присутствовала определённая доля мужественности. Но она никогда не била на поражение.

А этот Гор… Я всегда думала, что мужчины выше моего отца попросту не существует. Но, кажется, я крепко ошибалась. Он очень высокий. На руках заметна тёмная поросль волос. На висках и щетине припорошено полупрозрачным серебром. На вид Гору не больше сорока. И казалось, что его энергетика сейчас находилась на своем пике.

На мизинце блеснул массивный золотой перстень. Он стал завершающим штрихом в портрете Гора. Этот человек явно был не только состоятельным, но и влиятельным. Всё это ощущалось на уровне инстинктов. Я против него не больше, чем котёнок, который только разлепил глаза или крошечная собачонка. Лай не лай на слона, толку не будет.

— Муж где? — без лишних вступлений спросил Гор, чуть приподняв свои густые тёмные брови.

Голос его был неестественно низкий и хриплый. Точно простуженный. И от этого еще более какой-то… устрашающий. Такой, что мурашки тут же змейкой стремятся вниз по позвоночнику. И кажется, что к виску приставили дуло пистолета. Я даже немного расправила плечи, словно действительно находилась под прицелом.

— Не знаю, — тихо ответила я, глядя мужчине прямо в глаза.

— А кто знает? — Гор неподвижно рассматривал меня и казалось, что я ощущаю его взгляд. Ощущаю так, будто меня касаются чужие пальцы.

Гор, очевидно, изучал меня. Лениво, но основательно. Прощупывал. Как бы мысленно прикидывал, что со мной дальше делать.

— У нас…

Я не вовремя запнулась, подавившись собственным тревожным вдохом.

— У нас с мужем сейчас возникли некоторые проблемы. Мы находимся на грани развода, поэтому не живем вместе. О своих передвижениях Юра мне больше не докладывает.