— Так кто тот человек, о котором вы говорили? У нас есть ещё немного времени, пока мы не приехали, так что расскажите, кто наша цель. Вы обещали.

— Это совершенно блестящий молодой человек, — ответил я. — Во всех отношениях. Богатый, знатный, приятной наружности. Самоуверенный и с большим вкусом во всём. Словом, идеал любой женщины, особенно если она любит любовные романы.

— Вы, кажется, его ненавидите, — заметила Софи. — За что? Неужели у него есть что-то, чего нет у вас? Признаться, в это трудно поверить.

— И не нужно. Я не желаю ничего, чем владеет Бартенс. И отношусь к нему вполне равнодушно. Просто вы должны быть готовы к тому, что этот человек произведёт на вас самое благоприятное впечатление. И вы невольно зададитесь вопросом: почему я должна помогать строить против него козни?

— Вы так в этом уверены? — прищурилась Софи.

— Я это допускаю с большой долей вероятности.

— Вас это беспокоит? Что ж, постараюсь не попасться в ловушку его обаяния.

— Очень на это надеюсь. Главное помните: самые ядовитые змеи, как правило, обладают и самой красивой расцветкой.

— У вас к этому человеку точно нет ничего личного?

— Уверяю. Интерес связан исключительно с проводимым мною расследованием.

— Выходит, я, по-вашему, слабое звено? — улыбнулась девушка. — Не отрицайте! Это чувствуется. Но не волнуйтесь. Я не подведу. И потом, кто сказал, что этот ваш Бартенс вообще мною заинтересуется?

— Здравый смысл, — ответил я, окинув её быстрым взглядом.

Софи смущённо отвела глаза. А потом вдруг задумчиво нахмурилась.

— Как вы его назвали? — спросила она вдруг. — Бартенс? Знакомая фамилия. Кажется, я видела его у нас дома. То есть, в доме лорда Кирзби, конечно. Он приходил к лорду, и тот потом был сам не свой. Очень высокомерный молодой человек! И совсем не приятный. Так что вы напрасно беспокоились: у него нет ни малейшего шанса пленить меня своим обаянием. Тем более, на мой взгляд, он его напрочь лишён.

Вот как, значит. Это интересная информация. Хотя всё равно пока не ясно, что к чему. Я окинул Софи пристальным взглядом. Она производила впечатление надежного человека. Со стержнем. Большая ошибка считать, будто на женщин нельзя положиться. На некоторых — очень даже. И не всегда дело тут в любви, как я утверждал раньше. Иногда хватает и идеи, целиком поглотившей женщину. Хотя, конечно, лучше, когда она хоть как-то подкреплена и влюблённостью. Или, на крайний случай, обещанием таковой. Предчувствием. Ну, или интригой.

— Думаю, я вам должен кое-что объяснить, — сказал я. — Более подробно. Так будет лучше для дела. Кроме того, мне не хочется, чтобы вы в какой-то момент подумали, будто я вас использую. Мне нужен осознанный союзник, а не марионетка. Тем более, вполне возможно, что на карту поставлены интересы Англии.

Тут я, вероятно, приукрасил, но, с другой стороны, кто знает, куда заведёт меня расследование. Всё-таки, попросил меня о нём Первый советник Его Величества. А это что-нибудь да значит.

— Думаете, я подхожу на эту роль? — после паузы спросила Софи.

— Это сами решайте. Если не хотите, я ничего рассказывать не стану.

— Не уж, говорите! Нет ничего хуже неведения.

С этим я был категорически не согласен, но спорить не стал и остаток пути потратил на то, чтобы рассказать о последних событиях своей жизни, умолчав лишь о самых пикантных из них. Времени было немного, но я не вдавался в детали, обрисовав общее положение дел и, так сказать, главных фигурантов расследования. Софи слушала, округлив глаза, качала головой, восклицала, но не перебивала. Когда я, наконец, замолчал, машина как раз подкатила к тротуару факультета, где проходил бал.

— Теперь вы всё знаете, — сказал я, вылезая первым и подавая девушке руку, чтобы помочь ей выбраться из салона. — Всё ещё готовы помогать?

— Безусловно! Хотя я не очень понимаю, какое всё это имеет отношение к похищению Майкла, — в тоне Софи не было упрёка, но я почувствовал укол совести.

Всё-таки, воспитанник волновал её больше интересов страны. Наверное, для женщины это простительно. В любом случае, я обрисовал ей ситуацию, и она сама решила продолжать. Моя совесть чиста.

Ничего не ответив, я предложил Софи локоть. Она взялась за него, и мы направились к массивным дверям, широко распахнутым навстречу гостям.

Здание факультета было залито светом — все окна пылали, и в них двигались чёрные силуэты гостей, приехавших заранее. Окруженный более современными, похожими на коробки зданиями, университет казался островком старины посреди накатывающего волнами океана прогресса.

Машин на улице было немного, большинство прибыло в такси, которые тут же уезжали. Собирались и офицеры — тут и там мелькали мундиры. Их приглашали выпускники, а начальство приветствовало появление военных, считая, что люди в форме украшают бал. К тому же, требовалось компенсировать разницу в соотношении между представителями мужского и женского полов.

Народу было много, и люди всё прибывали. Посреди буйства красок стояли и расхаживали похожие на пингвинов кавалеры в таких же чёрных фраках и белых рубашках, как у меня.

— Сделаем круг по залу, — шепнула Софи. — Пусть нас заметят.

Мы прошлись, разглядывая гостей. Бартенса ещё не было. Я здоровался со знакомыми, большинство которых было без спутниц. Студенты поглядывали на красавицу в нежно-оранжевом платье с удивлением и завистью. Кто-то даже тихонько присвистнул, когда мы прошли мимо.

Началось торжество. Вышел ректор, сухопарый лорд Перси, шестидесятидвухлетний старик с зачёсанными на плешь седыми волосами, торжественный, в чёрном фраке с алой гвоздикой в петлице и с орденом на шее. Откашлявшись, он дождался, пока студенты и другие гости образуют полукруг перед кафедрой, и заговорил о том, каким важным событием отмечен этот бал. Его слушали с весёлым вниманием и бурно хлопали.

Наконец, лорд Перси объявил бал открытым, грянул приглашённый из филармонии оркестр, и кавалеры ангажировали дам на полонез. Затем последовали две кадрили и мазурка. Выписанные из ресторана «Парнас» лакеи в зелёных ливреях обносили приглашенных конфетами, прохладительными напитками и мороженым в виде разноцветных шариков. В соседних залах, где были накрыты длинные столы, высились глыбы льда, блюда со сладостями, торты, фрукты и ведёрки, полные шампанского.

Бартенс приехал ровно в половине девятого — минута в минуту. К тому времени все уже собрались, поскольку опоздания не допускались. Соответственно, появление молодого аристократа и его спутницы не прошло незамеченным. Бартенс был одет, как все, в чёрный фрак и белую сорочку, а державшая его под руку женщина — в тёмно-синее с переливами платье. Каштановые волосы поддерживались диадемой, а на груди сверкали бриллианты, в подлинности которых сомнений не было — по крайней мере, у меня, признавшего в спутнице Бартенса не кого иного, как графиню фон Раскуль. Она улыбалась, обводя присутствующих слегка надменным взглядом и явно была возбуждена предстоящим торжеством. К Бартенсу подошёл Тед Готли, поцеловал графине ручку. Сам он был с миловидной девушкой в золотистом платье с открытыми плечами и золотой сеточкой на рыжих волосах, в которые были вставлены шпильки с крупными жемчужинами.

Бартенс, Раскуль и Готли со своей дамой отошли в сторону, что-то обсуждая. Дирижёр объявил мазурку. Гости распределились по танцевальному залу. Через пару минут Бартенс заметил меня, окинул оценивающим взглядом Софи и приподнял тонкие брови, словно не веря своим глазам. Нужное впечатление было произведено. Софи тоже это заметила.

— Ваш враг разглядывает меня! — шепнула она, наклонив голову к моему плечу. — Может, узнал? Хотя вряд ли: в прошлую нашу встречу он едва посмотрел в мою сторону.

— Не может быть.

— Честное слово. Как только понял, что я не член семьи Кирзби — то есть, не ровня ему. Мой отец занимался коммерцией, пока не разорился, а мать была третьей дочерью продавца сельскохозяйственной техники и приданое имела весьма скромное. Оно легло в основу папиных операций, но он оказался в делах неудачлив. Едва не угодил в тюрьму за долги, — было заметно, что, хотя девушка рассказывает о себе, тема не доставляет ей удовольствия.