— Малыш, не надо так.

— Малыш?! Вуди, ты мне изменил.

— Да, я ошибся. И даже дал тебе время, чтобы ты подумала и поняла, что это ерунда, и мы должны быть вместе. Я ждал, что ты осознаешь это и вернешься ко мне.

От его нахальства у меня пропадает дар речи.

— Вуди, ты пьяный?

— Малыш. — Он делает шаг ко мне, протягивая руки, но я тут же делаю шаг назад и выставляю руку вперед, останавливая его.

— Даже не думай. Так как это фото просочилось в сеть?

— Что значит в сеть?! — удивленно восклицает придурок.

Ох, как играет. По нему плачет Голливуд.

— Перестань. Этот театр одного актера меня утомил.

— Лу, я ничего никому не отправлял.

— Тогда я повторяю свой вопрос: как это фото просочилось в сеть?

Томас хмурится и сводит брови к переносице, а затем проводит рукой по своим растрепанным рыжим волосам.

— Черт, — шипит Вуди и закрывает лицо руками, издав стон. — Утром я ушел в душ и оставил телефон на кровати. Наверное, Стейси нашла это видео.

Вскидываю бровь.

— Так значит, ты трахаешься со Стейси, пока я, по твоим словам, пытаюсь осознать, что мы созданы друг для друга?!

— Сладкая, она ничего не значит для меня. Это просто секс.

Мотаю головой в стороны, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Отворачиваюсь от Вуди и тяжело сглатываю, пытаясь дышать так, чтобы они не начали стекать по моим щекам.

Мы были вместе три года. И хоть я никогда его не любила, он много значил для меня. После моего переезда в США, мои родители по-настоящему взбунтовались, даже какое-то время игнорировали меня, устроив бойкот. Так что, именно Вуди стал для меня поддержкой и опорой.

Я не была с ним счастлива, не чувствовала всех этих эмоциональных вихрей, бушующих где-то внутри, и таких сильных чувств, чтобы от любви сносило крышу. Но с ним мне было спокойно. Я всегда знала, что он поддержит меня, подставит свое плечо и подаст руку, если я оступлюсь.

Знаю, как жалко это прозвучит, но мы могли бы остаться друзьями..

Но не после этого.

Ну уж нет, гребаный Вудпекер не должен увидеть мои слезы.

— У тебя есть еще?

— Что? — Непонимающе вскидывает бровь Вуди.

— Видео. Фото. Что еще есть в твоем телефоне?

Вуди поджимает свои пухлые губы в узкую линию. И я шумно выдыхаю. Слезы больше не поддаются контролю и начинают струиться вниз. Дышу часто, шумно выдыхая, чтобы постараться привести свои мысли в порядок, но не выходит.

Господь Всемогущий!

Что может быть унизительнее того, чтобы твои нюдсы облетели весь университет?

— Лу. — Ладонь Вуди ложится мне на плечо, и я поднимаю на него свои глаза. — Там нигде не видно твоего лица. Я… я бы никогда… не позволил увидеть это кому-либо.

Прикусываю губу и мотаю головой в стороны, отведя взгляд.

— Вуди, это видел весь универ.

— Никто не знает, что у тебя татуировка под грудью.

— Я, по-твоему, что, в женской раздевалке в одежде переодеваюсь? А душ принимаю?

Томас матерится и запускает руки в волосы, потянув их вверх.

— Я поговорю со Стейси.

Киваю.

— Спасибо. — Делаю шаг назад, чтобы уйти, но он останавливает меня, взяв меня за руку.

— Лу, я люблю тебя.

— Вуди, не надо. — Выхватываю руку. — Все кончено.

— Не руби с горяча. Дай нам шанс. Пожалуйста, Лу.

— Ты мне изменил.

— Это была ошибка.

Прикусываю губу и пристально смотрю ему в глаза.

— До Стейси были другие?

— Что?

— Были ли у тебя другие? Что непонятного в моем вопросе?

Вуди снова поджимает губы, и мне становится мерзко даже просто находиться с ним рядом.

Кстати, о мерзком: вижу Итана, машущего мне рукой, и понимаю, что нам пора делать стант. Наше первое показательное выступление. И я должна быть собранной, а не плачущей размазней.

Быстрым шагом уношусь прочь от бывшего и подхожу к брюзге. Итан никак не комментирует то, что я заплаканная, чем вызывает желание раскрыть свою невидимую красную накидку и создать круг из света[1], чтобы этот придурок там повращался. Жаль, что я не доктор Стрэндж.

— Сосредоточься, — коротко говорит Итан, и я стискиваю зубы от злости.

Ну какой же говнюк.

Но говнюк прав.

Я должна собраться с мыслями. В таком взвинченном состоянии нельзя выполнять фляк винт одной рукой.

Закрываю глаза. Несколько раз делаю вдох-выдох, пытаясь привести в норму дыхание. Думаю о том, что приду домой и открою баночку вяленых томатов с чесноком, которую недавно прислала мама. Мысли о еде всегда успокаивают меня. Так что, уже буквально через минуту, я распахиваю глаза, готовая сворачивать горы. Но мой взгляд тут же устремляется к Вуди, целующемуся со Стейси, и все внутри меня вновь обрывается. Не от ревности, а от обиды.

За то, что он не заступился за меня.

За то, что предал.

За то, что соврал.

Снова.

[1] Отсылка к Доктору Стрэнджу

— Я хочу, чтобы ты уважал меня. — Уважаю. А ты меня? — Уважаю, если меня уважаешь.

(с) «Как отделаться от парня за 10 дней»

Лу.

Идет третий час тренировки, мы с Итаном отрабатываем фордер с винтом. Получается не очень. Я падаю, встаю и снова падаю. И так несколько раз подряд.

Команда отрабатывает групповые станты. И все они на взводе. Так что, большая половина флайеров тоже летит вниз.

Я их не виню.

До отборочных остается около трех недель, а мы до сих пор не подали заявку в надежде, что наши флайеры снова войдут в строй, и мы сможем заявиться полным составом. Сроки поджимают. Программа сырая.

— Соберись, Хоббит, — недовольным тоном произносит Дылда, опуская меня на покрытие и прерывая поток моих мыслей.

— Я собрана.

— Я заметил.

— Слушай, следи лучше за собой.

Вскидывает бровь.

— Я и слежу. Из нас двоих я единственный, кто собран.

— Ну, конечно.

— Конечно. Я делаю все идеально.

— Ой, мистер совершенство, вы бицепсы свои утром не забыли расцеловать?

— Итак, ребята, у меня для вас плохие новости, — прерывает нашу перепалку тренер, хлопнув в ладони.

Все чирлидеры окружают Нору, переглядываясь. Тренер шумно выдыхает, а затем выдает то, что разбивает мое сердце на множество мелких осколков, которые никогда не смогут склеиться вновь:

— Нас лишают финансирования на грядущем чемпионате.

Мои брови уползают с лица.

— В каком смысле?

— В прямом, Лукреция. Атлетический департамент университета отказывается финансировать вашу поездку на чемпионат.

— А что насчет регбистов?

— Регбисты неприкосновенные. Мы — единственный вуз, который дает стипендию по регби.

Фыркаю.

— Мы многократные чемпионы страны! А регбисты после ухода Итана вообще постоянно проигрывают и ошиваются в самом конце турнирной таблицы! — визжу я.

Смотрю на Итана и вижу, как он вскидывает бровь. Он что, думает, что я не разбираюсь в регби? Это было бы странно, учитывая, что я болельщица сборной нашего университета.

— Лу, я все это прекрасно понимаю, — тяжело вздыхает Нора. — Но я бессильна. На матчи регбистов приходит множество студентов и зрителей, трибуны всегда забиты, поэтому их поездки окупаются.

— Ну, конечно, — закатываю глаза. — А то, что мы поддерживаем их во время игр, и многие болельщики и зрители приходят поддержать и нас, это все шутка для департамента?

— Если мы выйдем на чемпионат страны, то мне будет с чем идти к Дэвидсону, но пока я бессильна.

— И как мы выйдем на чемпионат страны, если у нас нет средств, чтобы поехать на отборочные? — интересуется наш капитан Макс.

— Значит, их нужно где-то найти. Заработать, продать органы, привлечь спонсора. — Нора пожимает плечами.

Я издаю стон отчаяния и возвращаю свой взгляд к команде.

Эта команда для меня как семья.

Белла Свон сказала: отдать жизнь за любимого человека — не худшая смерть. И я очень люблю каждого члена своей команды всем сердцем и душой, но все-таки не готова отдать за них свои органы.